Однажды меня вызвал редактор и сказал:
- Р.И., я определил к вам в отдел молодую женщину.
- Понятно, – ответил я и встал, чтобы уйти.
Но редактор не отпустил меня.
- Ничего вам не понятно, – с досадой заметил он.
Помолчал, посмотрел на меня пристально. Поморщился
- Там, – он ткнул рукой куда-то в потолок, – там, – повторил он, – совсем с ума сошли.
Думают, что у нас исправительная колония.
При этих словах я насторожился.
Редактор снова помолчал Наконец, словно рассердившись на самого себя, бросил:
- Идите! Работайте!
Я вернулся в отдел.
Женщина сидела за моим столом и курила сигарету. Она была высокая, худая,
вся какая-то потрёпанная, словно много дней скиталась по разным вокзалам и ночевала на лавках.
- Приветик! – сказала она
Сказала небрежным тоном, и мне это не понравилось.
Я привык, что в отделе со мной разговаривают уважительно.
Час был относительно ранний. Сотрудники ещё не вернулись с утренних заданий.
Все столы были свободными.
- Пересядьте, – сказал я.
Она удивлённо подняла на меня глаза и томно произнесла:
- Вежливые мужчины здороваются с дамами. И не грубят им.
- Пересядьте, – повторил я. – Освободите мой стол.
- Подумаешь! – капризно протянула она.
Но встала, прошла на другой конец комнаты и устроилась как раз напротив меня.
- Как вас зовут? – спросил я
- Ну, старичок! – протянула нараспев эта странная женщина, – мужчинам положено представляться первыми.
- Я вам здесь не мужчина, а заведующий отделом. И прошу мне не «тыкать».
Мы с вами на брудершафт не пили.
- Может, выпьем, – оживилась она и пристально на меня поглядела.
Я проигнорировал это её пожелание и повторил вопрос:
- Так как вас зовут?
- Грубиян! – сказала моя новая сотрудница и скривилась в улыбке: – Зикой меня зовут.
Фамилию тоже надо назвать? Да?
- Да, – ответил я.
- Ну, держись! – в её голосе слышалось злорадное торжество.
Фамилия была известной. Её носил один из руководителей республики.
- Это ваш отец? – не удержался я от невольного вопроса.
- Нет, – ответила она, приняв надменный вид, – это мой дядя.
- Понятно.
Мне её признания не понравились, я даже слегка растерялся.
Но справившись с минутной заминкой, сказал:
- Сейчас я определю вам круг ваших обязанностей.
- Подожди, старичок, – быстро проговорила Зика, – не гони лошадей!
Лучше угости пивом.
Тут я окончательно впал в транс, и пробормотал, глупо и совершенно не к месту:
- На работе не пью.
- Ну, как знаешь! – она встала и направилась к выходу.
Через несколько минут я увидел в окно, как она шла под ручку с Федей,
корреспондентом отдела промышленности, большим любителем утренней выпивки.
Казалось, что эти двое давно знакомы, так мило и оживлённо они беседовали.
Зика вернулась через час.
Бочком прошла на то место, где сидела до своего похода в злачное место.
Села и закрыла глаза как бы в полудрёме.
- Зика, – прервал я её сон, – давайте всё же работать.
Она не отвечала.
- Зика! – сказал я громче.
Она вздрогнула, огляделась вокруг, потом снова закрыла глаза.
- Зика!
- Да отстань ты, начальник хренов! – крикнула она и выскочила в коридор.
Конечно же, я за ней не последовал.
Но спустя полчаса мне пришлось выйти, чтобы забрать материал в машбюро.
Зика стояла в мужском окружении и рассказывала весёлую байку.
Вокруг неё царила атмосфера непринуждённого отдыха.
Я подошёл и сухо сказал ей:
- Пройдите в отдел.
- Вот видите, – обратилась к собеседникам Зика, – этот старый больной еврей не даёт мне житья.
Я оторопел. Мне ещё не было сорока, и болезни пока ещё не одолевали меня.
Повернувшись, я пошёл к редактору.
- Заберите от меня эту…, – только и смог я выдохнуть.
- Пишите докладную, – сказал редактор.
Через два часа Зика исчезла из моей жизни навсегда.
От её пребывания в отделе остались лишь слова – «старый больной еврей».
Иногда друзья вспоминали их, беззлобно подтрунивая надо мной.
Р.Маргулис