Как Хасан литературный премий получал

Трайдент
Ранним утром, часов в 11, меня разбудиль громкий стук в окно. «Опять этот сабака Гоги, зачем он так рано прихадиль?» – вазмущённо падумаль я. Однака за окном вместо Гоги виднелся знакомый усатый лицо участкового дяди Автандила:
– Хватит спать, Хасан, выхади!
– Что я такого натвориль, дарагой? – неуверенно спрашиваль я, пытаясь вспомнить события вчерашнего дня.
– Ты балшой дело натвориль, – с широкой улыбка атвичаль участковый, – вчера тебе присудили национальный литературный прэмий – «Серебряный ишак».
И дядя Автандил доставаль нашу местную газэту с маим агромным партретом на первой полосе.
Во дворе уже собирались жители аула, горя желанием поздравить знаменитого зэмляка с очередным творческим достижений. Кушали много чача и нимножка мандарин, дедушка Илларион играл на аккордеоне «Come together», а несколько дэвушек из парикмахерской оччин эротично танцевали под этот зажигатэлный мелодий прямо на столе.
– …Хватит спать, Хасан! – беспакойно гавариль Гоги, вытаскивая меня из-пад стола. – На поезд опаздаем!
– Какой ещё поезд? – смутно паинтересовалься я.
– Ты забыль? Мы сегодня Масква едем, твой високий прэмий палучать. Лична дядя Автандил повезёт нас на вокзаль свой трёхколёсный матацыкл.
Кушали ещё нимножка чача. Потом я проснулся от того, что ничаянно упаль с верхний полка прямо на симпатичный проводница, который в это время разносиль утренний чай.
– Мужчина, поаккуратнее, – вазмущалься пышногрудый дэвушка, паправляя причёску, – из-за вас я чуть было не пролила два стакана чаю!
– Зачем нам чай, красавица? – абрадовалься я, рассматривая её облегающий железнодорожный форма. – Чача хочешь? Эй, Гоги, хватит спать, у нас гости!
– …На обратном пути жду вас в своём вагоне… – нимножька смущённо прощалась со мной проводница, когда мы приехали Масква.
Столица единой России встретила нас неприветливый асенний погода. Ещё более неприветливо встречаль нас милицейский патруль прямо на вокзале, потребовав в давольно грубой форме прэдъявить документы.
– Зачем так кричиш, дарагой? – миролюбиво атвичал Гоги, – Ты толька посмотри, какая видающияся личность стоит перед табой!
И он гордо показываль газэту с маим агромным партретом.
– Читай, что тут написано! – продолжаль мой друг, – Это балшой писатэл, чилавэк мира, член и лауреат! – и Гоги многозначительна паднимал палец к небу.
В атвет на такой бесспорный аргумент патруль принял стойка «смирно», отдал честь и висказал желание сопровадить нас до Центральный дом литератора в качестве почётный эскорт.
Достигнув намеченного дома, мы атпустили патруль и заняли свои места в пэрвом ряду. На сцену выхадиль какой-то знаменитый писатэл с незнакомым лицом и принялься вручать високий литературный награды. Когда очередь дохадиль до меня, я гордо поднялся к трибуна и получиль в руки нибалшой глазурованный статуэтка, атдалённо напоминающий ишака, неумело раскрашенный в стиле кузнецовский роспись.
– Эй, дарагой, – громко вазмутилься я, – что это за фалсификат? Мне полагается серебряный ишак, а не детский глиняный свистулька!
– Это и есть серебряный ишак, – насмешливо атвичаль неизвестный писатэл.
В атвет на такой чудовищный обман я нимножька биль наглеца ишаковой статуэткой. Подбежавший из зала Гоги тоже присоединилься к моему вазмущению.
Однака вскоре откуда-то появились совсем неизвестные писатэли в милицейскай форме и мы с другом оказались в мерзком заведении, именуемом «абизьянник». Па-видимому, такова судьба всякого писатэля, каторый решается выступить против устоявшийся стереотип, или, как иногда виражается Гоги, «плыть против мэйнстрима».
На третьи сутки нашего заключения загремель замок и охранник скомандоваль:
– Хасан и Гоги, на выход, с вещами!
В памещении охраны вместе с начальник отделений пачиму-то присутствовал наш участковый дядя Автандил. Он укаризненно качаль голова и повторяль:
– Савсем вы совесть патеряли, пазор на мой лысый чэреп! Пазор на весь аул!
Мы с Гоги виновато смотрели в грязный пол.
– Скажи спасибо, – гавариль начальник отделений, отдавая мне глиняного ишака, – что Автандил, мой старый друг, берёт вас на поруки. Воспитывай их сам, дорогой Автандил! И чтоб я в Москве больше не видел таких писателей!
– Таких не увидиш, дарагой, – грустно атвичаль наш участковый.
Выйдя на свободу и отмечая это событие в ближайшем сквере, мы затеяли литэратурный спор.
– Вот скажи, дядя Автандил, где в мире справедливость? Пачиму вместо заслуженный серебряный скульптура я получаю кусок глина, пачиму вместо закономерный почёт и уважэний меня помещают темница на питнадцать суток?
– А чиво ты хател, дарагой Хасан, – вздыхаль участковый, – если бы каждому балшому писатэлю давали серебряный скульптур – аткуда в мире столька серебра набирётся? На них типерь даже бронзы не хватает… Харашо ещё, что твой ишак из глины, а не из какого-нибудь другого материала…
Мы с Гоги молча согласились и вновь наполнили наши гранёные бокалы. Грустно-философский настроений нимножко рассеялься лиш после того, как мы прибыли на вокзаль и у вагона нас встретиль знакомый пышногрудый проводница.
______________________________________________

По мотивам произведений Василия Хасанова - http://www.proza.ru/avtor/hasan