Зима выдалась ранней. Еще не закончился ноябрь, а уже все вокруг завалило снегом. Дороги в деревне никто не расчищал, поэтому, к большому неудовольствию, пришлось отказаться от машины и пользоваться общественным транспортом.
Маршрутки из-за непогоды ездили нерегулярно, часто в них нельзя было протолкнуться. Чтобы поспеть на работу Игорь выходил из дому затемно, а возвращался глубокой ночью.
Все это ужасно утомляло. Ушел, пришел, поспал, на все остальное времени не оставалось. К тому же постоянное беспокойство за Юлю, как она там одна, выматывало и так истощенные нервы.
С матерью Игорь не общался, даже не пытался ей звонить и, как ни странно, совершенно не беспокоился по этому поводу. Правду говорят: человек может со всем смириться. И он очень легко и быстро смирился с тем, что у него больше нет матери. Как будто похоронил в своей памяти. Наверное, ему было бы гораздо труднее, если бы мать, хоть каким-то образом пыталась помириться, покаяться. А так, она сама его отвергла, и чувство вины, которое иногда-таки возникало, тут же гасилось более насущными проблемами.
Незаметно на смену ноябрю пришел декабрь. Начало зимы порадовало несколькими ясными солнечными днями. И хотя мороз не унимался, яркий свет, отражающийся от девственной белизны снежного покрова, наполнял душу радостью, вливал в нее нечто радостное, оптимистическое. По их улице несколько раз прокатился туда-сюда трактор местного фермера, Игорь расчистил дорожку от ворот, и хоть с трудом, пробуксовывая, смог добираться до трассы, где асфальт расчищали регулярно. Пользуясь моментом, он смог уговорить Юлю лечь в больницу на сохранение. До срока оставалось еще почти два месяца, но лучше, все-таки, перестраховаться. Тем более, что случись что-то неожиданное, на помощь врачей в глуши рассчитывать не приходилось.
Теперь к повседневным заботам прибавилось ежевечернее посещение родильного дома, и Игорь вообще бы не возвращался домой, если бы не нужно было кормить Тузика. Да, впрочем, не только. Печку тоже нужно было топить регулярно, чтобы поддерживать дом в надлежащем виде.
Погода, к счастью, меняться, как будто, не собиралась, и Игорь пообещал на выходные забрать Юлю домой. Он видел, что она изнывает в больнице, понимал ее состояние, сочувствовал ей. Большую часть времени, которое проводил с ней, ему приходилось рассказывать о том, как дела дома, как Тузик, что он кушает и, вообще, чем занимается. Чувствовала себя Юля, как она сама уверяла, отлично, и поэтому ей было вдвойне трудно мириться с вынужденным бездействием. Пролежав в больнице всего несколько дней, она с нетерпением ожидала пятницы, словно некого чуда и в ожидании вся извелась от переживаний, чтобы не подвела погода.
В тот вечер Игорь задержался дольше обычно. Юля захандрила, и ему пришлось долго ее успокаивать, прежде чем она согласилась потерпеть еще два дня. Когда вернулся домой, было уже начало одиннадцатого. Голова разламывалась от усталости. Хотелось немедля нырнуть в постель и забыться на те несколько часов, которые оставались до рассвета.
Он заставил себя принять душ, стало немножко легче. Поставил на плиту чайник, вспомнил, что почти ничего не ел, пара пирожков в обед - не в счет, только аппетита не было. Подумал, надолго ли хватит сил, если и дальше все будет продолжаться таким образом? Пришел к неутешительному выводу, что - ненадолго и на том успокоился, так как думать, о чем-либо было лень.
Тепло от печки приятно расслабляло, мурчащий на столе кот, блаженно почивающий у ног Тузик (хорошо, что Юля не видит), создавали подобие уюта. Чашка свежезаваренного чая дымилась в руках.
Идиллия.
Жаль только, что рядом нет жены и, как это ужасно, что утром нужно вставать на работу.
День выдался морозным, под вечер ртуть градусника упала до пятнадцати ниже нуля, а потому тепло обетованного жилья казалось особенно уютным. Наверное, Игорь так и задремал с чашкой в руке, потому что, когда раздался звонок, не сразу сообразил, что это. Посмотрел на часы. Стрелки приближались к полуночи.
Кого принесло в такую пору? Странно, тем более, что за все время никто кроме юлиных родителей в гости не приходил.
Может, с Юлей, что-то случилось? - пронеслась тревожная мысль. Он так и не удосужился придумать что-то с телефоном, чтобы принимать звонки в доме.
Но вряд ли.
Кто из больницы, на ночь глядя, поедет черт знает куда, даобы сообщить, пусть даже, плохую новость... И еще в такую погоду.
А вдруг Юля сбежала с больницы?
Но ведь у нее есть ключ от калитки. Может, ей отказались выдать одежду.
Испугавшись, что жена в больничном халате и тапочках мерзнет на улице, Игорь поспешил к выходу. Но уже по дороге к воротам убедил себя, что ошибается. Наверное, просто кто-то ошибся адресом.
Тузик, хоть и неохотно, увязался следом.
- Кто там? - спросил громко, увидел, как густой пар вываливается из рта, почувствовал, что блаженное тепло с неимоверной скоростью покидает тело. Свет лампочки, выведенной наружу, ярко отражался от снега, но все, что находилось за воротами, пряталось в тени.
Из-за забора послышались невнятные звуки, Тузик угрожающе зарычал.
- Кто там? - повторил Игорь, пытаясь сквозь неширокую щелку разглядеть ночного визитера.
- Игорь... - голос был слабый, он едва расслышал свое имя.
Уже не колеблясь, растворил калитку. В худой фигурке, одетой в нелепое старое пальтишко, которая, окоченев от мороза, сгорбилась у забора, он с трудом распознал свою маму.
Что-то расспрашивать, о чем-то говорить было бессмысленно, пока мать не согреется. Как она вообще смогла добраться сюда в такое время? Ведь транспорт уже не ходит.
Игорь ужаснулся при мысли, что ей пришлось пройти двадцать километров пешком. В такой-то мороз. Если так, остается лишь удивляться ее выносливости. Нормальный человек не выдержал бы, околел на обочине. Но, поправил себя Игорь, его мать никак нельзя причислить к нормальным людям. Невзирая на внешнюю хилость, в ней прятался такой стержень упрямства, что его никакими морозами не пробить.
Однако, и ее силы, похоже, были на грани. Еще сумев самостоятельно войти в калитку, женщина вдруг пошатнулась и стала заваливаться набок. Не согнувшись, а как-то неестественно прямо, словно ее суставы превратились в ледышку и перестали функционировать. Если бы Игорь не подхватил ее, она так бы столбом и повалилась в набросанный снежный курган.
В дом Игорь заносил мать на руках. Усадил в кресло возле печки, сунул в одеревеневшую руку чашку со своим недопитым, уже лишь слегка теплым чаем и убежал в ванную набирать воду.
Потихоньку мать оттаяла, ее лицо приобрело осмысленное выражение, она смогла самостоятельно снять платок и пальто.
- Спасибо, сынок, что не выгнал, - чувствовалось, что невзирая на все, слова благодарности даются ей с большим трудом.
Игорь ничего не сказал, налил в чашку уже горячего чая, но мать отодвинула ее.
- Больше не хочу, уже согрелась. Почему не спрашиваешь, что меня сюда привело?
- Зачем? И так все понятно. Я подобный финал давно предвидел.
- Неправда! Она - хорошая женщина!
- Да-да, конечно, просто ей не было где жить, а теперь тебе негде жить...
- У меня есть сын, - голос матери приобрел прежнюю жесткость.
- Странно, что ты об этом вспомнила.
- Ты еще смеешь меня упрекать? - Едва не завелась, но потом сникла, наверное, вспомнила, в каком положении находится. - Она не выгоняла меня. Я сама ушла. Она собирается замуж, к ней жених приехал, им нужно некоторое время побыть одним, потом они найдут себе жилье...
- Когда я женился, ты почему-то не подумала о том, что мы с Юлей должны пожить одни...
- Игорек, ты разве еще не понял, ей нужна была только городская прописка.
- Да? - Игорь сделал удивленное лицо. - А этой, твоей, что нужно?
Сказал и пожалел. Не хотелось мусолить старую тему. Да и, вообще, все свалилось на голову так неожиданно. Мать не исправишь. Что ей не скажи, она все равно будет толочь свое. А себе портить нервы, зачем? Квартиру потерял? Ну и что? Он давно ее своей не считал. Гораздо больше беспокоило то, что мать теперь не прогонишь. Хочешь, не хочешь, а придется терпеть рядом.
Подумал, как сказать об этом Юле...
Бедненькая, за что ей такие страдания...
Больше он перед мамой не расшаркивался. Все равно, благодарности никакой. Постелил на старом диване в дальней комнате. Пусть она и не такая уютная, как их спальня, но - теплая и нормальная. А Юле, когда он заберет ее домой, уют нужнее.
Больше вечером они не разговаривали. Мать по-быстрому окунулась в ванную, для нее это было, наверное, в диковинку (дома, с тех пор, как она установила счетчики, воду следовало экономить), прошла в отведенную комнату и плотно затворила за собой дверь. Игорь тоже лег, спать ему оставалось совсем немного. Но сон так и не подарил в эту ночь милосердное забытье. Слишком много всего навалилось на его голову, и тревожные мысли не отпускали до самого утра.
Поднявшись раньше, чем прозвенел будильник, Игорь засыпал уголь в печку, побольше, чтобы тепла хватило надолго. Сварил десяток яиц, два с трудом впихнул в себя, аппетита не было, остальные завернул в полотенце и оставил на столе записку, чтобы мать позавтракала. Вышел на улицу. Еще было совсем темно. Вчера вечером слегка запорошило снежком, Игорь боялся как бы ночью еще не навалило. Но, Бог миловал.
Вывел машину из двора. Когда вышел, чтобы закрыть ворота, нечто необычное привлекло внимание. Что именно понял не сразу. А когда сообразил, стало не по себе.
На свежем слое припорошенного вчера снежка хорошо выделялись мамины следы. Они вели от наезженной колеи и там терялись под следами автомобильных шин. Не от его автомобиля, здесь вчера останавливалась чужая машина. Значит, мама не добиралась к нему пешком и не мерзла на морозе, как пыталась показать, едва ли не свалившись в обморок.
Зачем ей было врать?
Что она снова придумала? И если солгала в этом, где гарантия, что говорила правду о другом?
А ведь врала...
Не настолько она проста, какой хочет показаться, и так запросто свою квартиру чужим людям не отдаст. Сама у кого хочешь, кусок со рта выдерет.
На душе стало очень неспокойно. В хитрости и коварстве своей родительницы он уже имел возможность убедиться. Если ей что взбредет в голову, она не остановится ни перед чем.
Конечно, негоже так думать о родительнице, но Игорь надеялся, что Господь его простит. Ведь он не слепой, видит, что делается...