Дом, где жила мать, был уже в солидном возрасте. Ему исполнилось сорок пять лет. Он тоже построен из шпал, обшит досками и покрашен. За годы, что он простоял, дерево стало стареть, обшивка потрескалась, появились большие щели, в которых осы устраивали себе дом, краска облупилась, в квартире стало холодно.
Маша призвала на совет среднего брата Сергея, что как раз вернулся из командировки только на неделю. Он, в свою очередь, созвонился с младшим братом Евгением, живущем в Германии, и все решили, что дом нужно утеплить. Братья дали деньги, Маша добавила, и наняла рабочих. Они содрали старую обшивку и за один день обшили дом плоским шифером, подложив под него утеплитель. Теперь предстояло покрасить его и привести в порядок окна.
Маша так уставала, что по вечерам не чувствовала своего тела, только дикая боль заполняла её ноги. Но всё бросить она тоже не могла. Нужно было довести до конца начатые работы. Только покраску она оставила на потом. До лучших времён.
И лучшие времена наступили. Правда, ненадолго, всего на два месяца, но всё же была существенная помощь в делах.
Однажды ранним утром её младшая сестра проскользнула в калитку, опустилась на колени и поползла к двери. В это время Маша закончила стирать белье, выливала воду из стиральной машины в ведра.
- Прости меня, сестра! Я всё поняла, я бросила пить. Больше ни капли не возьму в рот. Я кланусь тебе, что больше пить не стану.
Руки её ходили ходуном, её колотила дрожь. Сердце Маши облилось кровью. Но она не подала вида, что жалость к этому несчастному существу затопила её. Нельзя алкоголиками показывать, что вы их жалеете, ведь тогда они сядут вам на шею. Так говорил знакомый врач-нарколог. И Маша придерживалась этих рекомендаций.
- Ты зачем пришла?
- Я хочу домой, - стуча зубами, ответила мамина любимица.
- У тебя дом там, где тебе наливают. Уходи.
- Я была там, потому что ты меня не пускаешь домой, - захныкала алкоголичка, пытаясь разжалобить Машу.
- Не ври! Я уговаривала тебя опомниться, бросить дурную жизнь, измениться. Я ходила за тобой, приводила домой, но ты снова сбегала к своим собутыльникам. Ты что творишь?
- Ты меня избила, я боялась идти домой. Никогда не думала, что ты такая жестокая, дерёшься. Вот и сына моего выгнала из дома, - залилась слезами «заботливая» мамаша.
- Тебе дороже всех алкаши, с которыми тебе весело. И он совсем обнаглел, ничего дома не делает, денег на питание не даёт. Не может работать по дому - пусть дает деньги на питание, ведь он неплохо зарабатывает. Я не обязана вас кормить, - отвернулась Маша.
- Мы на мамкины деньги живём, у тебя ни копейки не брали, - вскинулась было пьянчужка.
- Ты мамкины деньги ещё две недели назад пропила. А теперь чего приползла? Пить не на что?
- Я больше не могу пить, просто могу сдохнуть. Я обещаю, что завяжу с этим делом, только пусти меня домой.
- Ладно. Если ты хочешь жить дома, то начинай работать. Даром я тебя кормить не буду. Бери ведро и выноси грязную воду из стиральной машины.
- Я не могу, у меня руки дрожат, меня всю колотит! – возразила младшенькая, поднимаясь с колен. – Разреши мне отоспаться, а потом я буду делать всё.
- Нет, тут тебе не курорт. Я сразу же начну лечить тебя. Бери ведро и начинай работать. А там ещё и воду надо привезти из колонки, фляга пустая. В доме пол надо помыть. Так что начинай, лечись. А потом пойдёшь в баню, но прежде всего натаскаешь туда воды, нагреешь её, помоешься. И только тогда я запущу тебя в дом. Мне совсем не хочется наловить от тебя вшей. Или какой чесотки получить.
- Я чистая! Что ты меня совсем за человека не считаешь?
- Может, на твой взгляд, ты и чистая, но я тебя в дом не пущу, пока ты не сделаешь так, как хочу я. Теперь ты будешь выполнять все мои приказы. И не дай тебе Бог ослушаться, ведь ты уже приносила матери и вшей, и чесотку, и ещё какую-то заразу. Меня избавь от этого.
Маша отвернулась. Её душил смех, сердце болело от жалости, но она сдержалась, когда увидела выражение глаз сестры. Та не ожидала такого отношения к себе, ведь мама всегда её жалела, позволяла спать, сколько она хотела. Потом кормила её. И она снова ложилась. А теперь оказалось, что хорошие времена для неё закончились, нужно суметь заработать себе тарелку супа и право спать на мягкой постели, на чистых простынях.
Делать было нечего, и она согласилась. Стала выносить грязную воду на улицу. Руки её не держали дужку ведра, её всю колотило, она жалобными глазами смотрела на Машу, но старшая сестра была неумолима.
Потом Татьяна отвезла флягу воды в баню, вторую привезла в дом. Было до боли жалко смотреть, как она едва справляется с тачкой, в которой возили воду, как её бросает их стороны в сторону, как слабость приступами накрывает её. Но жалеть её в такие моменты Маша не собиралась.
- Пожалей ты её! Видишь, у неё совсем нет сил. Ещё свалится где, - причитала мать, глядя на мучения своей любимицы.
- Нет. Пусть работает. Она сама, по своей воле довела себя до такого состояния. Это ей будет уроком на всю жизнь, что пока я здесь, ей поблажки не будет. Почему я должна надрываться, а она способна только гулять? Раз у неё есть силы на то, чтобы алкашить, то пусть и на благо семьи потрудится. Ведь зимой у тебя не спросит, своей рукой возьмёт то, что приготовим мы.
- Ведь она моё дитё! Я не могу смотреть, как она мучается.
- Если тебе её жалко, то иди, помоги ей возить воду, нагрей и искупай её. Грязную её я в дом не пущу, - поставила на своём Маша.
Мать, со слезами на глазах, пошла помогать своей доченьке. Она сама перелила воду из фляги в бак, пока дочь сидела и отдыхала. Маша слышала, как Татьяна жаловалась матери на жестокость сестры, плакала, что ей жить тяжело, что она хочет умереть. Мать уговаривала её взяться за ум, бросить свою распутную жизнь и заняться сыном, найти его и привести домой.
Она натопила баню и отправила мыться своё несчастное дитя. Потом своей рукой налила ей борща, положила кусок мяса. Маша снова вмешалась. Взяла вилку, наколола мясо и вытащила из тарелки сестры.
- Ты пока не заработала этот кусок. Скажи спасибо, что я позволила налить тебе борщ и отрезать кусок хлеба.
Сестра молча стала хлебать борщ, а мать заплакала.
- У тебя совсем нет сердца! Посмотри, как она исхудала, ведь когда она в запое, то совсем ничего не ест, только курит.
Маша обернулась к матери.
- А я причём? Я создала ей такую жизнь? Она что, на фронте была, насмотрелась там ужасов, что у неё сорваны нервы? Она прошла через то, через что прошла я? Тогда почему я не стала такой, как она? Мне тоже начать пить и гулять, чтобы ты меня хоть раз в жизни пожалела?
- Ты совсем другая, ты не нуждаешься, чтобы о тебе заботились, сама справишься. А она слабая, не сможет жить сама. Ей нужна забота.
- Это мне нужна была забота, когда вы с отцом устраивали разборки, делили вещи и меня, при этом вывихнув мне бедро. И отнеслись к этому безразлично, хотя видели как я страдала от этого, как меня обижали в школе, обзывая хромоножкой, когда я заживо гнила после той страшной аварии и занесенной врачами инфекции. Это я была слабая от голода, когда у меня не было денег даже на кусок хлеба, чтобы дать его своему голодному ребёнку. А вы в это время жировали, у вас было и мясо, и молоко, и творог со сливками. И не говори мне, что я живу от вас далеко, что ничего нельзя было переслать. В то время могли и деньгами помочь. А ты всё складывала на сберкнижку, которую потом у тебя отобрало государство. Я могу понять, что ты моя мать, я должна тебе помочь, хотя бы за то, что ты нянчила моего ребёнка пока я мучилась в больницах, даже не смотря на то, что здоровье моё мне не позволяет. Я только не могу понять одного: почему я должна тащить на себе ещё и твою любимую дочь, и её сына. Они копейки не вложили в семейную кассу!
- Мой сын не может, у него весь живот разрезан, а ты хочешь заставить его работать! – вмешалась в разговор младшая сестра. Она съела борщ, и теперь чувствовала себя лучше.
- Раз не может работать по хозяйству, пусть даёт деньги. Я не собираюсь кормить всех вас на свои копейки. У него деньги есть, вот пусть и раскошеливается. Я не верю, что ему очень тяжело накачать шлангом воду в бак для полива огорода и для поения кур. Вы считаете, что мне легче возить воду тачкой? Жара стоит сумасшедшая, дождей нет, всё в огороде сохнет, а вам с ним всё равно. Так вот. Пусть я буду жестокая, пусть я буду самая плохая на всём белом свете, но я никому из вас, кроме матери, не дам даже чёрствого куска хлеба просто так, пока не заработаете.
Маша повернулась и вышла из дома. Она присела на скамейку у ворот, её трясло от обиды и злости. Ну почему всё так выходит? За что ей такие наказания всю её жизнь?
- Господи, за что Ты так со мной поступаешь? Ведь самым злостным преступникам давали каторгу двадцать пять лет, а я пошла уже на третий срок. Сколько можно? Или мне светит пожизненная каторга?
Такие минуты отчаяния наступали всё чаще. Было такое ощущение, что Маша находится в замкнутом круге, откуда нет выхода. Ей хотелось всё бросить и уехать домой, но тут остаётся мать, которая нуждается в её помощи, ведь ей исполнился восемьдесят один год. И, хотя она ещё что-то делает по хозяйству, всё же нуждается в посторонней помощи. Она уже не может готовить пищу, не может постирать бельё, не может прибрать в квартире. И защитить себя от любимой доченьки и её сына не может. Каждый из них норовит первым выхватить из рук пенсию и сунуть в свой карман. Страшнее всего, если деньги попадут в руки доченьки, потому что внук всё же имеет совесть и покупает продукты за бабушкину пенсию. Свои деньги он тратит на девушек. Слава Богу, что он не стал алкоголиком или наркоманом!
Маша не хотела думать, что станет с семьёй, когда она уедет домой. А это нужно делать непременно, потому что истекает срок пребывания её в России, который длится три месяца. Заканчиваются деньги, что она получила со своих квартирантов. Продлить визу в ОВИРе отказали, так как у матери прописаны ещё три человека. И никакие доводы не помогли. Маше придётся брать билет и покидать своих родных, выезжать за пределы России, чтобы потом снова вернуться на три месяца.
А пока что ей предстоит ещё много потрудиться на благо семьи.
Она смогла удержать сестру дома. Вывела её из запоя и заставила работать. Вместе они покрасили обшивку дома в бирюзовый цвет, и теперь он стоял такой весёлый и нарядный, глядел на мир чистыми стеклами, обрамленными в белые наличники, что просто хотелось любоваться им бесконечно. Под его окнами цвели белые и красные пионы, с торца кивали своими головками подсолнухи, которые Маша посадила в мае, выполов заросший бурьяном палисадник. Даже соседи любовались их домом, удивляясь, как это Маше удалось проделать такую большую работу. Мать тоже радовалась, что так красиво получилось.
- Я сорок пять лет прожила в этом доме, во дворе было четыре мужика, но никогда такой красоты никто не наводил.
А Маша с Татьяной садились у бани на скамеечку и смотрели на свой дом.
- Машк, правда, наш дом самый красивый? – с гордостью спрашивала сестра.
- Конечно, ведь мы сделали это своими руками, - отвечала Маша, а сама думала, что если бы не она, то никто из них никогда не сделал бы этого. Во всех делах нужен организатор.
Она держала сестру под постоянным контролем, пропоила ее травами, выводящими токсины из организма, потом заставила пропить витамины.
Даже ночью она вставала, когда Татьяна выходила покурить, или что-то поесть, навёрстывая упущенное, набиралась сил. Она злилась, что её постоянно держат под надзором.
- Что ты за мною следишь? Мне что, и в туалет нельзя сходить? Когда ты только спишь?
- Можно. Но я должна быть спокойна, что ты ничего не украдёшь из дома. Я сплю ночью, но только очень чутко. Можешь не стараться меня обмануть.
- Я уже вышла из запоя! Больше не собираюсь этого повторять.
- Как вышла, так и снова войдёшь. Тебе нет веры, ты слишком много раз обещала взяться за ум, но всё начинала заново, - спокойно ответила Маша.
Она положила на самом видном месте двести рублей и сказала сестре:
- Не дай Бог, если деньги пропадут. Я тебя отправлю за решётку. Я тебе не мама, шутить с тобой не буду. Ты меня знаешь, я никогда не бросаю слов на ветер.
- Да уж знаю, - проворчала сестра. Она не спорила с Машей, не обостряла с ней отношения, потому что знала: старшая сестра исполняет свои обещания всегда. Ещё она преследовала цель вернуть домой сына. Тот вкусил жизни с товарищем на квартире, и теперь тайно встречался с матерью в надежде на то, что ему позволят жить дома.
Маша всё это видела и понимала парня, жалела его. Она только хотела, чтобы он вёл себя прилично в семье, не хамил, помогал по хозяйству и выделял деньги из своей зарплаты на питание, внес хоть какую-то часть денег на ремонт дома, на покупку корма для птицы.
Он не получил никакого воспитания, вырос как волчонок, который стремиться набить свой желудок пищей, отбирая ее у тех, кто слабее его. Был удивлен и озлоблен поведением своей тетки, так решительно сопротивляющейся его своеволию. А она хотела, чтобы он поступил учиться в техникум, имел специальность, а не надрывал свой больной живот на тяжелых работах.