Байки сионские

               

           Нынче врачи лечат  успешно: особенно, если ты не болеешь,  в  противном случае – это уже не к ним, а напрямую к автору Апокалипсиса. Расскажу-ка я вам, какие байки идут у нас, в Израиле, в приёмной русскоязычного эскулапа.  Ну-ка,  прислушаемся, о чём это они там. 

   Роскошная во всех отношениях дама в возрасте не то, чтобы очень, а так себе пополам,  обращается к сидящей напротив посетительнице так, как будто с ней сто лет  знакома:

-О, если бы вы знали у нас, в Одессе,  ах, вы же не знаете, (театрально!)- в Одессе у нас  сразу тебе поставят диагноз: или туда, или сюда. Вы знаете, что такое «Tertium non datur»? Это чуть ли не  на идиш: «третьего не дано», так вот, (машет рукой): или туда (на небо), или сюда (на пол).

-Як вас зовуть, соловэйко? – спрашивает, в свою очередь,  соседушка.

-Ой, спасибо, меня вся Дерибассовская  знала, меня зовут  Сара, а вас?

-А я Галю,  из рiдноi  Полтавщiнi.

С: Что вы говорите (!), я у вас не была, но, видно, и у вас хорошо, где нас нет!

Г: Я тэж нэ була в Одессе, но, знамо, що там е привоз. 

С: Галю,  моя дорогая, вы много потеряли!  Просто, не то, чтобы много, а всю жизнь, wei iz-mir! Привоз – это  настоящий Клондайк, золотая жила, «O, main Gott!»  Там ничего не надо придумывать, надо только ходить по торговым рядам и за покупателями, и за продавцами, и записывать, записывать, записывать.  Ведь на привозе все остры, как бритва моего  Аркаши.  На привозе  торговцы (и не!) приветствуют друг друга так:
 
- Дениска, (kish mir in tuhes!), как живём-можем?

- Живу как моль: один костюм уже проел, теперь взялся за второй. А вы, Айн-Грицайн?

- Как я? Боже мой, он ещё спрашивает! Живу, аки арбуз: пузо  растет, а хвостик сохнет.

А вот, чула  сама (ой-вэй!),  как  торгаш по рынку орал на всю глотку: «Куры, куры! Парные куры! Дамочка, идите сюда! Посмотрите, это же не кура’,- это, - cама мечта!)))»

— Я уже подошла. Теперь вы мне скажите: чем вы кормите своих курей?
 
— А зачем это вам?

— Как это зачем? Может, я тоже хочу так похудеть?

Скажi мэнi, Галю, - всплеснула руками Сара, - вы  зачем сюды: у вас, что-то есть, или вам, что-то не так, может, nahes-таблетку?

Г: Та, нi, якiй «nahes», як кажэтэ, яка  там таблiтка?  Я за чоловiка свого, вiн  у мэнэ такiй тэндiтный, що боiться  казать, що з ным такэ робыться.  Мiй  Стэпан став, якiйсь набожнiй, чы шо!  У нёго маты була еврэйкою, а сам хохол-хохлом. У нас в углу е стара така iкона. Так учора, бачу, утром молыться: «Божэ, - просiть, - укрэпы i направ». Так я йому i кажу: «Стэпанэ, просы, щоб укрэпыв, а направiть цэ дiло мое, а не Господне». Так, зараз,  зайду,  та спрошу, що цэ з ным робыться.

С: Вой-вой,  не говори, Галю, azohn-wei!  Ты же знаешь, у этих мужиков, вроде, как  две головы,  и обе  лысые, и из обоих течёт: с одной – мозги вытекают, а с другой, врачи говорят, какие-то там сперматозоиды: слыхала шо?

Г: Та було! А ты, Сарочка-цесарочка, по какому - такому злыдню?

С: Сбросить вес хо’чу! Сколько кэгэ,  – ума не приложу. Говорят, шо  жир тоже нужен, вон кабанята бiгають, и хоть бы тебе, мягко говоря, хны!

Услышав столь оживлённый, знакомый по интонациям,  разговор,  к ним тут же  подключилась  дежурная, молоденькая, медсестричка.

-Ой, не говорите, тут иногда такое услышишь, ну, прямо, кино. Вот неделю назад ко мне на приём записались  четыре  женщины: трое русскоязычных и одна арабка по фамилии  Насралла. Я отдала список врачу. Начался приём. Когда осталось двое, арабка, видимо, по своим надобностям  вышла из приёмной. В этот момент ко мне  заскакивает врач со списком в руке, и сразу к посетительнице:

-Так это ты Насрала?
 
Та, ни сном, ни духом:  никак не врубится  о чём идёт речь.

-Да, я, вроде, не того, вины моей тут нет!

- А где Насралла?

- На улице!!! 

-Почему на улице Насралла? – кричит врач над ухом, застывшей, от ужаса  пациентки.

-Да отцепитесь Вы от меня, нигде я не срала!- возмутилась она, резко взмахнув вверх рукой.

Еле-еле  разобрались, что к чему….

И к ассоциациям.

Пожилой профессор  Одесской консерватории, скрепя сердцем, решился, наконец,  наклеить на ближайших столбах объявления о продаже своего  классного, хотя и старого, как и сам хозяин, пианино «Бернштейн»  Через сутки, где-то в первом часу ночи, стучатся в дверь. Профессор открывает, и видит перед собой двух подвыпивших молодцов. Первый, тот, кто  поближе к двери, спрашивает, слегка пошатываясь с ноги на ногу:

-Так это вы, господин профессор,  продаёте пианино «Бернштейн»?

-Дя, я, а что? О, насколько я понимаю, вы желаете купить у меня пианино?

-Нет-нет, профессор, мы пришли Вам сказать, что Ваш «Бернштейн» НАМ  и на х*й  не нужен!

Zait  mir  gizint!