Понедельник, утро, первая чашка кофе. У меня есть спокойных полчаса до начала рабочего дня. Ирина уже убежала на работу. Сейчас побреюсь вдумчиво, выпью вторую чашку кофе, и на труд, на подвиг. Нет, подвигов сегодня неохота, надо сосредоточиться на приятном. Сегодня покупаю новую машину! Уж за руль невтерпеж. Свою Мицубишку продал неделю назад, устал ходить пешком. В двенадцать часов в банк, и на обед можно ехать на новом авто. Скорей бы уж…
Запиликал телефон, судя по мелодии звонка, это не оперативный дежурный. На оперативного телефон реагирует гимном Советского Союза.
- Внимательно!
- Володя, привет, это Анатолий Шевченко, - труба говорит голосом бывшего начальника пожарной части.
- Здорово Алексеич, чем могу?
- У меня знакомый отправил вездеход на Хатырку, так вот, вездеход на место не прибыл, на связь не выходит, что делать?
- Давно отправил, может, обломались по дороге?
- Двадцать девятого января.
Ё… моё, сегодня уже четвертое февраля, пятый, нет уже шестой день, это не шутки, это серьезно.
- Подробнее, Алексеич!
- Ты, Володя перезвони хозяину вездехода, вот номер. У него там сын, и еще два человека.
……
- Алло, с Вами говорит начальник поисково-спасательной группы МЧС, что у Вас случилось, подробнее, пожалуйста.
- Двадцать девятого, утром, по маршруту Анадырь – Хатырка вышел вездеход ГАЗ 71 с грузом и экипажем из трех человек, сегодня уже четвертое, я звонил в Хатырку и в Беринговский, вездеход не пришел.
- Связь с ними есть?
- Нет.
- Хреново. Давайте встретимся через десять минут в нашем Управлении, определимся с поиском.
Ну, вот, побриться сегодня не судьба.
*****
- Внимание, господа спасатели! Сегодня у нас большой алярм! Ищем вездеход с тремя пассажирами на борту. Вышел двадцать девятого на Хатырку, на место не пришел. До Хатырки пятьсот верст, берем «Мамонтенка», пять сотен литров соляра, командировочные на трое суток. Маршрут, связь, питание, все пучком. Три человека экипаж. С вами отец одного из пассажиров, он же хозяин пропавшего вездехода. Еще доброволец на семьдесят первом, Вадим Лазаренко. Все, по коням! Удачи!
Ненавижу отправлять парней на поиск, а сам оставаться. Переживаю, хотя прекрасно знаю, что ребята тертые, не подведут, в тундре не растеряются. Уважают тундру, она ведь живая, панибратства не любит. Лишь бы техника не подвела, все-таки «Мамонтенок» машина экспериментальная, сырая. Рама ломающаяся, как на тракторе К700, колеса тоже «кальмаровские», дизель от «Беларуси», но полуоси и крестовины от пятьдесят третьего «Газона», слабые. Поэтому идут в паре с вездеходом.
На город остаемся вдвоем, еще двое на сессии. Город перекроем, двери открывать не проблема, а если (тьфу, тьфу, тьфу) что серьезное, то поднимем студентов. Главное что бы поисковики справились. Чувствую, спать придется мало, рацион – кофе и сигареты.
Самое поганое в такой ситуации – это ждать. Ожидание изнуряет морально, пропадает сон. В поиске же, выматываешься физически. Бывало, что на стоянках падали с брони как мешки с картошкой, а тело от боли кричало каждой клеткой. Плюс поломки в тундре – дело обычное, исправлять приходится на коленке, летом комар отнимает разум, зимой морозяки до полтинника. На вертушках наболтаешься до умопомрачения, весь день потом в ушах гудит. А на воде… Ночью… Да при большой волне… Романтика одним словом. Пожары тундровые тоже не идеальная среда обитания. Сплошной дым сжигает глотку, на третий день из глаз течет гной, потому что слезы все вытекли на второй.
Но страшнее всего, когда на твоих глазах гибнут люди, а ты не можешь ничем помочь. Два года назад, осенней ночью, услышал кто-то крики с лимана, «наверное лодка заглохла», и вызвал нас. Когда подошли на катере, волосы у всех поднялись дыбом: из воды виднеется небольшая, в несколько квадратных метров, часть перевернутой баржи. На этом клочке металла единым целым сгрудилось двенадцать человек. Мокрые, у всех переохлаждение, от взгляда можно умереть. Ужас был в том, что внутри баржи, под водой были еще живые люди. А водолазов среди нас нет. Эти крики буду помнить всю жизнь. Жить им оставалось мгновения, а я ничего не могу сделать. Лежа на ржавом, ледяном днище, я бил кулаками в эту проклятую броню, а голоса стихали. В ту ночь я умер четыре раза. Теперь каждый отпуск обязательно еду на дайвинг, ныряю в пучину и слышу те голоса. Зачем я это делаю?
*****
- Шестнадцатый, я двадцать первый. Вышли на исходную, наши действия? Прием.
- Двадцать первый, слышу тебя хорошо. Слушай сюда: тридцать первого числа из Беринговского вышел вездеход ГТТ, по словам водителя в районе реки Туманская, был замечен вездеходный след, с отклонением от зимника вправо. Водитель не стал идти по следу, думал охотники. Пробейте этот след, может наш. Прием.
- Понял тебя, шестнадцатый, ищу след, отрабатываю. Конец связи.
Шестнадцатый – это я, двадцать первый – мой зам, он и командует в тундре, на месте. Я координирую из города.
Вторник, три часа ночи. Итак, наши уже на исходной. Будем ждать. От города шли часов десять, следующая информация не раньше утра. До Туманской от города километров сто двадцать, учитывая среднюю скорость движения 16 километров в час, очень даже неплохо идут. Это на материке сто верст можно за час - полтора пройти, но там есть дороги. В тундре, по пересеченной местности, так не погарцуешь. И технику, и людей угробишь. Итак, ждем, ждем.
Вторник, день. На Хатырку вылетает вертолет санитарной авиации, пилотам дано задание следить за землей по маршруту следования. Отклоняться от курса санрейс не имеет права, но будет пробит еще один маршрут. И то хлеб.
Вторник, вечер. Результата ноль. Отработали Туманскую, пошли южнее. Следов нет. Район поиска расширяется, и это не есть хорошо.
- Шестнадцатый, я двадцать первый, нужна дозаправка. Я стою на второй крановой. Посылаю вам навстречу двух человек на Мамонте. Они будет ждать на первой крановой. Прием.
- Понял тебя, двадцать первый. Беру две бочки солярки и проводника, везу к вам. Проводник из местных, те места знает как свою квартиру. Начинайте пробивать район Канкарена, там должен быть второй зимник, это старая дорога, ей почти не пользуются, но все равно пробейте. До встречи на первой крановой.
Года три - четыре назад в двухстах километрах от города нашли газ. От месторождения был протянут газопровод, на котором, через каждые пятьдесят километров расположены крановые станции. На ближайшую к городу, первую крановую, нам и предстоит отвезти горючку и проводника. Дальше предстоит поиск в другом вероятном направлении. Если за сутки не будет результата, то придется поднимать вертолет. Для этого существует договор с местной авиакомпанией.
Ночью перегрузили солярку на Мамонтенка, короткий перекур, определение маршрута дальнейшего поиска. Спасатели уставшие, обросшие. Еще бы – двое суток не вылезая из кабины. Короткий сон по очереди, еда, все на ходу. Жалоб нет, все знают цену чужой жизни, знают на что идут. Как с уважением сказал мне коллега из авиации МЧС: «Спасатели – это люди без шифера на голове, и за них я буду пить всегда!». Лучшей оценки нашей работы я не слышал, и вряд ли услышу. Перекур закончен, и Мамонтенок исчез в ночной стуже, а мы возвращаемся в город. И опять ждать, ждать.
Среда, третьи сутки поиска, девятые сутки с момента выхода вездехода из города. Горючее у них должно закончиться на третьи сутки. Но надежда есть, по имеющейся информации, на борту пропавшего вездехода товар предназначенный для магазинов Хатырки, значит с голода не пропадут. Хуже с обогревом, хотя и это решаемо. Если они где-нибудь на реке, то там есть растительность, значит есть дрова. У большинства вездеходов оборудованы буржуйки, и они возят пару мешков угля в виде НЗ. Самое главное – не паниковать. Запаникуешь – все, кердык.
После обеда налетели журналисты, пришлось давать интервью. Организм все настойчивее мечтает о горячем супе. На завтра, на девять тридцать утра, запланирован облет на вертолете. Вездеход до сих пор не найден, прочесана сумасшедшая территория. На Мамонтенке крякнул редуктор, идут на одном мосту. Ночью наземной группе дан приказ возвращаться.
*****
Четверг, утро, вертолетная площадка. Нас шесть человек: трое от МЧС, отец (он же хозяин пропавшего вездехода), проводник и оператор телевидения. Больше нельзя, на вертолете дополнительные баки с горючим, предельная загрузка рассчитана на девять человек.
Грузимся, две минуты на постановку задачи экипажу. Взлет. Тундра стремительно проваливается вниз. Дай Боже!
Тридцать минут полета. Мы над Туманской. Начинаем плясать. Устье Туманской – пусто. Идем вдоль побережья по старому зимнику.
Час полета. Подлетаем к заброшенной буровой на побережье. Заиндевелая железяка тянется к небу. Рядом домики занесенные снегом. Стоп! Человек! Второй! Делаем круг, заходим на посадку. Видно полынью, выдолбленную во льду. Черт! Не то! Рыбаки. Садимся. Короткий разговор. Никого не было. Появятся, выходите на связь. Хорошо, до свидания.
Прыгаем в вертушку. Опять заснеженная тундра стремительно падает. Идем южнее.
Полтора часа полета. Тундра ровная как стол, от сверкающей белизны начинают болеть глаза. Долетаем до горного хребта, пролетаем распадок. Разворот, идем вдоль хребта. Ничего.
Два часа полета. Пролетаем над базой Канкарен. Из Канкарена ни одного вездеходного следа. Опять порожняк. Поворачиваем на север. Идем вдоль реки.
Два с половиной часа полета. Под нами поселок буровиков. Месторождение Телекайское. Садимся, опрашиваем буровиков. Информация отрицательная. Опять взлет. Принимаем решение идти опять на Туманскую, оттуда будем плясать по действующему зимнику. Надо поторапливаться, горючего максимум на два часа.
Три с половиной часа полета. Еще раз отработали Туманскую, идем вдоль зимника.
Четыре часа полета. Подлетаем к хребту, облетаем гору Кеккерен. С северной стороны есть след! Одинокий! Неужели наш? Летим по следу. След ломаный, видно водитель заблудился. Влетаем в распадок. С силой распахивается дверь в пилотскую кабину. Пилот показывает большим пальцем вниз. Есть!! В реке стоит вездеход, из люка показывается человек. Машет рукой. Наш! Вертолет едва касается снежной целины, я уже выскакиваю. Сразу проваливаюсь по колено в снег. Почти ничего не видно, вертолет поднимает тучи снежной пыли. Пилот из кабины показывает направление пальцем. Бегу, сразу падаю. Кто-то обгоняет. Оператор. Резвый парень. Лицо как ножом режет морозом. Куртка осталась в вертолете. Черт с ней. Подбегаю к вездеходу.
- Все живы?
- Все, у двоих ноги обморожены, в кабине.
Взлетаю на броню, из кабины показывается человек, второй внутри. Вокруг вездехода наши. Тоже бежали. Принимают на руки первого. Вынимаю второго, лицо его смутно знакомо, где-то я его уже видел. Это потом, вещи оставляем, людей ведем к вертолету. Грузимся, взлетаем. Пилоты передают на землю чтобы встречала скорая. Мы летим домой! Мы сделали это!
Рассматриваю пострадавших. Лица угрюмые, худые, почерневшие. Досталось же им. Мужик со знакомым лицом говорит обращаясь ко мне:
- Вовка, я знал что ты найдешь меня!
Вглядываюсь в почерневшее лицо. Не может быть! Это же Игорь, мы с ним дружим почти двадцать лет! Слова застревают в горле, молча обнимаю Игоря. Игорь что-то быстро говорит, а я его не слышу, все слова перекрывает шум вертолетных двигателей. Слова здесь не нужны. Все живы, и это главное.
В уши впиваются тысячи раскаленных иголок. Так и есть, отморозил. Да и хрен с ними, заживут.
Тундра на этот раз отдала своих пленников живыми. Это и есть счастье!
Скоро мы будем дома. И сразу спать.
Но сначала большую тарелку горячего супа!
Анадырь,
10 февраля 2008 г.