Посвящается моему любимому городу,
Бесценным воспоминания, с ним связанным
И дорогим людям, живущим там…
Wir gehen durch den Weg,
den wir w;hlen.
Aber das, was bei uns ihnen ist,
zwingt uns diesen Weg auszusuchen!
(O,Genri).
Предисловие:
В комнате было тепло. Оно исходило буквально волнами от горящего в камине пламени. Огонь завораживал, невозможно было отвести от него взор. Его отблески играли и переливались на гранях хрустального бокала, отражались в вине. И я смотрел на них, а за моей спиной, во мраке комнаты бродили призраки. Одни из них улыбались, другие – злобно скалились… Они уже давно звали меня в свой мир – мир, откуда пока еще никто не возвращался…
Тихие шаги раздались в коридоре – вот это уж точно не фантом! Чуть скрипнула, отворяясь, дверь, и тени метнулись прочь, оставив меня одного. «Входи, дорогая! Посиди со стариком, коли тебя не ждёт за воротами красивый ухажёр!» - мягко произнес я. Она вошла, осторожно прикрыв за собою дверь. Села в кресло напротив, подобрав ноги, и с укором взглянула на меня. С улыбкой я отметил, что дочь по-прежнему носит на левой руке, вместе с обручальным, моё старое кольцо. То самое, что когда-то носил я, в своих тяжких скитаниях по западным краям .
«Не боишься злого рока этого кольца?» - спросил я её, указывая на её нежные пальчики.
«Нет! А если он постигнет и меня и мне суждено отправиться в чужие земли, то я не страшусь. Лишь бы милый был рядом!» - ответила она с улыбкой.
- Знаю – знаю, милая, твой любимый вдали от тебя, а ты хранишь ему верность.
- Вы укоряете меня, отец?
- О, нет, дорогая! Наоборот, я горжусь тобой! И укоряю его.
- А вот это напрасно. Он вернётся. Обязательно. Конечно, даже каботажное плавание сейчас небезопасно, но …
- О нём нет вестей уже давно…
- Да, отец, но я верю в чудо. Он непременно вернётся, вот увидите.
Я улыбнулся, вспоминая пылкие слова дочери, когда она впервые открылась мне и рассказала о своём возлюбленном. А потом он ушёл в каботажное плавание, и вот уже несколько месяцев от него не было вестей, но дочь по-прежнему верила, что её милый вернётся. Вместе с ней верил в это и я…
Я хотел ещё что-то добавить, но … вдруг дверь в комнату распахнулась и на пороге появилась фигура высокого человека. В левой руке он держал пистолет, а в правой канделябр с горящими свечами. Это был Диего де Ранье. Тот самый человек, о котором мы только что говорили. Мы с дочерью одновременно вскрикнули от удивления. Человек торопливо пересёк комнату и поставил канделябр на каминную полку. Затем он опустился передо мной на одно колено и протянул мне пистолет вперёд рукоятью со словами: «Месье, наше судно из каботажного превратилось в саботажное. Мы уходим на Запад, туда, где ещё можно поживиться хотя бы чем-то. Я избран капитаном. И в Вашей воле – застрелить меня или отпустить со мной Вашу дочь! Решайте!» Я был поражён. Взяв из его рук пистолет, я протянул его дочери, прибавив: «Решай, Жизель!» Она в ответ рухнула на колени, рядом с Диего, шепча: « Я хочу отправиться с ним!»
«Что ж, дети мои, благословляю вас обоих. Берегите друг друга и да хранит вас Дьявол, ибо Господь откажется от вас в тот самый миг, как только вы ступите на путь порока, избранный вами!»
Я не знаю, как сложилась судьба моей дочери после того памятного вечера. Я больше никогда не видел ни её, ни Диего, но через год с Запада до меня дошли слухи о бесчинствах и подвигах одного новоявленного пирата. «Имя» его было – Демон ночи. Говорили о его великолепной бригантине, что ходит под золотыми парусами и о красавице-старпоме – его жене. И тогда я понял, что наследство моё не растрачено зря наследниками, а дело всей моей жизни не кануло в Лету …
Глава 1: «Золотые паруса»: долговые листы – ночной гость – решение – рабство – выбор – старший абордажник – контрабанда – снова плен – ночное бегство – Она – шальная пуля – «Жаннетта».
Вы когда-нибудь задумывались над простыми вопросами – «Что движет человеком?»; «Почему он живёт?»; «Почему так цепляется за жизнь?»? Признаюсь честно, лично я – никогда. Никогда раньше… В моей прошлой жизни ни всё складывалось легко, но и нетрудно. Сын богатых родителей – я ни в чём не знал нужды. После окончания курса в университете, я был «обречён» на ведомственную службу. Получал бы чиновничий паёк, раздобрел бы, женился, и жил бы себе тихо и мирно своей чуть вороватой чиновничьей жизнью. Ног судьба распорядилась иначе. Когда я, едва успев окончить курс в университете, был готов «расправить крылышки», умер мой отец. Доктора поставили печальный диагноз – слабое сердце. Ни о какой службе в ведомстве я уже и не помышлял тогда. Убитый горем, я вернулся домой. Здесь всё осталось в том же порядке, что и до моего отъезда из дома. После похорон, я занялся делами батюшки. К слову сказать, мой почтенный, а к тому времени – покойный, родитель был владельцем маленького, но, как мне тогда казалось, довольно процветающего агентства, занимающегося перевозкой чая. Чай вывозился с плантаций Нового Света и перепродавался местным купцам. Дело прибыльное – так всегда говорил мой папенька. И мы с маменькой ему верили – деньги в доме водились всегда. Я думал, что так будет и впредь, но …
Итак, я взялся за папенькины бумаги. И в первый же день меня постигло разочарование – здесь было столько долговых листовых, что мне сделалось дурно. А затем наш дом начали посещать кредиторы лично, или их клерки. И мне пришлось платить. Я не собирался отмалчиваться, как это делал папенька, или обещать покрыть все долги в следующий сезон. Конечно, это было в какой-то мере глупо, но … это было так. Мне пришлось распродать всё наше имущество. А когда умерла моя матушка, мне пришлось хоронить её в простом гробу… Это было ужасно! После её похорон, я вернулся в крохотную квартирку, где мы с ней жили последние несколько месяцев. Когда я вошёл, то увидел на столе белый листок бумаги. Это было последнее долговое обязательство. Увидев сумму, я понял, что ради того, чтобы расплатиться с кредитором, мне придётся либо продать эту крохотную квартирку, и остаться без крыши над головой; либо продать последнее своё сокровище – кольцо, передававшееся в нашем роду из поколения в поколение и имевшее огромную ценность. Когда-то давно отец рассказывал мне, что это кольцо было привезено моим дедом из Америки. Он, будучи тогда 25-летним солдатом в отряде Эрнандо Кортеса , снял это кольцо с руки мёртвого вождя майя – Монтесумы – и утаил при дележе добычи. Вернувшись же на Родину, он не продал кольца даже в самые тяжкие дни своей жизни и завещал передавать сей артефакт из поколения в поколение от отца старшему сыну или внуку. И лишь когда угаснет наш род и не останется больше никого из мужчин – что бы Вы думали? Продать колечко? Нет! – выбросить его в воды Атлантического океана, чтобы оно могло вернуться к родным берегам! Ещё мой дед, а за ним и отец, любил повторять, что однажды кровь убитого взовёт и тот, кто будет тогда хозяином кольца, отправится в обратный путь и ступит на земли, которые не посещал никто из Влеруа, с тех самых пор, как молодой Алехандро вывез с Запада это кольцо. Таков «скелет в шкафу» у нашей семьи. В тот вечер я долго сидел в темноте моей каморки, обдумывая ситуацию так и сяк. В конце – концов, я заснул, так ничего и не придумав.
Разбудил меня громкий стук в дверь. Я с трудом разлепил веки и потянулся. Стук стал более громким и настойчивым. Чертыхнувшись, я пошёл отпирать. Солнце ещё не взошло, а ночь была безлунной – натыкаясь в темноте на углы и стены (мебели здесь было крайне мало) я добрался всё же до двери и отпер её. Кто стоял за порогом? – я не разобрал. Незнакомец был закутан в плащ, а лицо было скрыто полями шляпы. Прогрохотав тяжёлыми сапожищами через всю комнату, он остановился у окна. Закрыв дверь, я вернулся к столу. Долго искал свечу, затем огниво и, наконец, зажёг огарок. Свет был скуден и неярок. В его отблесках я принялся рассматривать вошедшего. Это был человек высокого роста и стройного телосложения. Все его движения были легки и изящны. Скинув шляпу и плащ, он бросил их на мою кровать и удобно устроился на стуле (если вообще можно говорить об удобстве), напротив меня. Его мундир без слов указал на то, что его владелец – человек военный, но галифе и ботфорты указывали на его принадлежность скорее к «морской братии», нежели к сухопутной. У него были чёрные волосы без малейшего намёка на седину, мужественные черты лица, широкие скулы, высокий лоб, и необычные, «светящиеся» глаза. Они словно бы излучали свет и некое тепло. Живые изумруды, а не глаза. Что ещё могу сказать о своём ночном госте? Его наряд завершала пара пистолетов и морской офицерский палаш. Его лицо было перечеркнуто двумя шрамами от сабельных ударов на левой скуле. И, наверное, ещё то, что именно он изменил всю мою жизнь, как говорится, «от и до». А в тот вечер, окончив своё беглое знакомство с его внешностью, я спросил его: «Монсеньор, прошу Вас, будьте любезны представиться и объяснить причину Вашего визита в столь позднее время».
«Хм… Хорошо, месье, я отвечу на Вашу просьбу, но позвольте прежде сделать крохотное замечание – время уже далеко не позднее. Скорее оно раннее – когда я пересекал площадь, часы на башне пробили половину пятого, - ответил он. И его мягкий, бархатистый голос буквально окутал меня. – Но продолжим. Я отступил от темы и теперь возвращаюсь к ней. Итак, моё имя – Ганьетт де Ферре, но чаще меня называют несколько иначе. Как именно – узнаете позже. Мой визит к Вам – необходимость. Много лет назад Ваш почтенный батюшка оказал моему огромную услугу. В обмен было обязательство, что расплата останется сыновьям. Мой батюшка почил два дня назад и в завещание оставил этот долг. Точнее говоря, нам двоим – мне и сестре. Но наша жизнь непредсказуема и, во имя спасения, мы вынуждены бежать за океан. Корабль отчаливает через несколько часов и если Вы согласны отправиться с нами…»
- Куда именно?
- Картахена. Потом, … как карта ляжет.
- То есть, подадитесь в пираты?!
- Я этого не говорил.
- Но Вы об этом подумали.
- Так Вы с нами?
- Лучше сдохнуть от голода, чем опереться на руку вора или убийцы, или, что ещё хуже, запятнать свою честь, приняв помощь пирата!
- Что ж, здесь наши пути расходятся и, если Вы не измените своего мнения, то, видимо, навсегда. Здесь, - он бросил на стол кожаный кошелёк, - несколько золотых. Это честное золото – последнее, что оставил нам отец. Я думаю, что его будет достаточно, чтобы оплатить мои обязательства перед Вами. Но, если однажды судьба предоставит мне шанс помочь Вам когда-то ещё, я готов! Теперь прощайте!
И, подхватив свои вещи, он вышел. А я так и остался стоять на том же самом месте. Слишком велико было моё удивление…
На следующий день, оплатив долг, я отправился в лавку и на оставшиеся несколько золотых купил себе сыра, хлеба и вина. В тот день я попировал на славу. Жизнь вдруг снова показалась мне лёгкой и приятной. Но уже на следующее утро я начал жалеть о своей расточительности. Почти целый месяц я жил тихо и спокойно, а к тому же довольно сытно, но мысли о де Ферре не покидали меня. Постепенно я начал понимать, что в чём-то он был даже прав, уезжая за океан в поисках счастья. И вот однажды, примерно через семь недель поле его визита, когда у меня не осталось ни гроша за душой, я продал свою каморку. На вырученные деньги я купил себе новые башмаки, куртку и пару пистолетов. А затем отправился в порт и нанялся матросом на судно, вскоре уходившее в Новый Свет.
Наше путешествие длилось долго, а сколько именно, не столь важно, но конец его был однозначен, как я понял позднее. Мы прибыли на Гаити, или как его ещё называют, Санто-Доминго, 15.11.1603г. от Рождества Христова. В тот самый год, когда на английский престол вступил король Шотландии – Яков I. Едва мы встали на якорь, и преступили к разгрузке, как мне и ещё нескольким новичкам, ни разу не бывавшим на западных берегах, было приказано явиться к капитану. В его каюте нас уже ждали. Там нам и объявили, что теперь мы – собственность некого богача, который купил нас для работ на своих чайных плантациях. Один из нас – совсем ещё мальчик – кажется, его звали Рудольф – начал отчаянно сопротивляться и кричать, что так нельзя поступать со свободными людьми, коими мы и являемся. Я и бровью не успел повести, как щёлкнул затвор и молодой матрос, неловко подломив колени, грузно рухнул лицом вниз на дощатый пол каюты; дёрнулся и затих. Около его головы медленно начала растекаться тёмная вязкая лужа… Я поднял взор на капитана. Его рука сжимала всё ещё дымящийся пистолет. «Здесь нет альтернативы! Всего два пути – рабство или смерть. Они имеют один и тот же смысл, они равнозначны. Поэтому выбирайте сейчас – смерть или … смерть. За малейшее неповиновение вас ожидает та же кара, что и вашего непокорного товарища. Вы – вещи! Не более того. Всем всё ясно?» - чуть торжественно произнёс капитан. Его слова звучали громом в гробовой тишине каюты. Мы усердно закивали головами. Оказаться рядом с Рудольфом (или как там его звали) никому не хотелось. Нас увели в кандалах, как преступников. Впервые, за всё время, я искренне пожалел, что не отправился вместе с де Ферре… Вряд ли его постигла такая же участь – он был слишком умён.
Раб нем, но не глух! Он беспрекословно подчиняется своему хозяину и терпеливо сносит все «издержки профессии». Мы работали много, очень много – по 17 часов в сутки; ели лишь утром, а пили лишь вечером. Меню было скудно - маниока , бататы , снова маниока. Вода, что нам давали, была мутна и застойна. А спали мы прямо на земле, под утлыми тростниковыми навесами. И не думайте, что мы спали много! На сон нам отводилось целых 7 часов, но почти половину этого времени мы были заняты тем, что плели корзины, делали рукоятки к ножам. Женщины плели сети, обжигали горшки – всё это составляло наши скудные средства к существованию. Если хорошо сплетены сети, то поймаешь много рыбы и будет сытный ужин; если красива будет посуда и крепкие рукояти к ножам, то хозяин продаст их на рынке, а нам взамен даст маниоки и бататов. Если же нет, то мы будем голодны и хворы. Много было среди нас белых, но преобладали всё же негры. Но нас объединяло одно – мы все были невольниками, рабами, вещами… Нас часто били и наказывали за малейшую провинность. Я сам не однократно подвергался подобным наказаниям, но однажды на мою долю выпала пытка, считавшаяся самой жестокой из всех. Дело было так. Всю ночь я не спал – гнул спину, плетя вместе со всеми сети. Так что к моменту «выхода на плантацию» буквально валился с ног. К тому же в последние дни я ничего не ел, кроме пары пресных лепёшек – наши запасы подходили к концу, а снабжать нас новыми хозяин не спешил – по городу ползли слухи об эпидемии. Был самый разгар тропического «лета» и по острову, улыбаясь своей смердящей улыбкой, размашисто шагал Жёлтый Джек . Так вот – я был голоден и валился с ног от усталости. Поэтому едва смог подняться и, пересилив себя, поплёлся вслед за остальными. Когда же мы пришли на место – в это пекло, то … я не помню, что именно случилось со мной – возможно виною всему был голод – я буквально рухнул на землю, подломив колени, как тот бедняга, погибший от руки капитана… Это соответствие – последняя мысль, посетившая мой воспалённый мозг, прежде, чем наступила темнота…
За «отлынивание от работы» меня подвергли суровому наказанию – сотня ударов кнутом и в завершение «солевые ванны». Наверное, это от приближения Жёлтого Джека надсмотрщики так озверели… Или причина была в чём-то ещё?! В чём заключалась пытка? Б-р-р-р, страшно вспомнить. Иссечённого тяжёлым конским кнутом, меня заковали в деревянные колодки и оставили на солнцепёке. Более того, с завидной регулярностью меня окатывали солёной морской водой, в избытке хранившейся в резервуаре на плантации, специально для подобной пытки. Вода была застойной и горячей. Соль разъедала раны – это было мучительно. Мне хотелось пить, и я жестоко страдал от боли. Но постепенно в глубине моей души закипало и ещё одно чувство – желание отомстить! Желание столь кипучее и обжигающее, коего я не знавал ранее…
Так прошёл день, а за ним и ещё один. Даже ночь не приносила облегчения. Было душно и мерзко от ползающих по спине насекомых. Казалось, временами я впадал в некое забытьё, переставая замечать и ощущать происходящее. И всё же большую часть времени я бодрствовал, и муки мои были ужасны. О, как часто я вспоминал в такие минуты де Ферре и его слова: «…если однажды судьба предоставит мне шанс помочь Вам когда-то ещё, я готов…». Как же мне нужна была теперь его помощь…Этой пытке положено было длиться ровно трое суток, но … Со мной всё было иначе. На вторую ночь, незадолго до рассвета, я услышал крики и отдалённую пальбу. Я открыл глаза и попытался реально оценить ситуацию – не сниться ли мне всё это? Нет, это мне не снилось – но это я понял позднее, а тогда, едва осмотревшись и осознав реальность, я услышал сухой, как выстрел, приказ старшего надсмотрщика: «Бейте рабов! Не дайте им уйти!» Думаю, здесь стоит сделать крохотное отступление, сказав: «При пиратских нападениях плантации и сами усадьбы богачей придавались разграблению, а потом сжигались. Хозяев, как правило, убивали, а рабам даровали свободу. Именно освобождённые рабы и пополняли команды пиратских кораблей. Частенько пираты нападали на богатые плантации не только из-за золота, но и из-за рабов. Нередки были случаи, когда хозяева сами сжигали добро и убивали рабов, когда понимали, что им не отстоять всего этого!» Едва я успел подумать, что, возможно, это мой шанс на освобождение, как, получив сильнейший удар по голове, потерял сознание…
В сознание меня привёл душ ледяной и, что самое удивительное, пресной воды. Раскрыв рот, я пытался поймать живительные струи, чтобы утолить жажду, терзавшую меня всё это время. И тут я услышал голос. Он был мне, несомненно, знаком. Пожалуй, лишь один человек в целом свете обладал столь мягким, «обволакивающим» голосом. Мужчина отдал команду: «Джим, принесите флягу и дайте ему напиться, но в меру!» Уже через мгновенье чьи-то сильные руки подхватили меня, приподняли мою голову и холодный металл коснулся моих растрескавшихся от жары губ. Вода! Я пил её жадно, большими глотками, не чувствуя боли в спине и ногах. А когда фляжку отняли от моих губ, я со стоном повалился назад и снова потерял сознание…
Свобода, Равенство, Братство! Пей, и Дьявол тебя доведёт до конца! Свободу голодранцам! Не посрамим чести Братства! За ром, золото и капитана! Свобода до гроба! Господь покровительствует праведникам, а Сатана – проклятым! Наши имена вечны! Наша слава – наши клинки! …
Сколько подобных девизов знает история?! Сотни и тысячи! Это боевые кличи отвергнутых и проклятых, тех, кто прошёл против всех и выиграл или проиграл – не важно; но, однозначно, навсегда вписал своё имя в список бессмертных! Но есть в истории один клич, от которого и поныне замирает моё сердце. Клич, который не раз и не два заставлял мою кровь кипеть, а руку – наполняться силой и разить вновь и вновь. Эти слова просты и стары, как мир, но в них заключена вся моя жизнь, весь её смысл: «Потомки помнят великих!» Этот клич был со мною всегда, и забыть его я не в силах.
Очнувшись, я увидел перед собой уже знакомое мне лицо и вновь подумал, что глаза моего спасителя каким-то таинственным образом излучают свет. И вновь я мысленно сравнил его глаза с изумрудами. И слабо улыбнулся. Он едва заметно улыбнулся в ответ, спросив: «Вам уже лучше?» «Да, благодарю!» - ответил я.
- Отлично! Итак, моё имя Вам уже известно, соблаговолите назвать Ваше.
- Эммануил Влеруа.
- Сколько Вам лет?
- Двадцать шесть.
- Превосходно. Я слышал, Вы окончили курс в университете.
- Да. Это так. Но, едва окончив обучение, я вынужден был вернуться домой, так как умер мой почтенный батюшка.
- Что ж, как знать, может быть, это и к лучшему. А теперь последний вопрос, Эммануил, - он замолчал, аккуратно заряжая свой пистолет. Затем, подняв на меня взор, продолжил. – Вы согласны пойти ко мне в команду? Или по-прежнему считаете, что «лучше сдохнуть от голода, чем опереться на руку вора или убийцы, или, что ещё хуже, запятнать свою честь, приняв помощь пирата»? Решайте.
- А, что со мной будет, если я откажусь?
- Хм, я высажу Вас в первом же порту.
- Имеете право на заходы в порты?
- В некоторые. Если выберете вражеский, высажу в бухте и объясню, как добраться до города. А там, как знаете.
- И … что меня ждёт там?
- Что может ждать раба? Притом беглого.
- Но я не…
- Чем Вы докажите это?
- … ни чем …
- Так?..
- Что ж, если меня уж всё равно ждёт смерть, то ни всё ли равно какая и когда?! Я согласен… пойти к Вам в команду.
- Ну, вот и славно. Чем владеете лучше: молотком, секстантом или палашом?
- Пожалуй, последним. Но предпочитаю два клинка.
- Великолепно. Предыдущая схватка лишила меня старшего абордажника и, надеюсь, Вы сможете его заменить. А теперь поднимайтесь. Ваша одежда на стуле. Я жду Вас на палубе. Поспешите. Посмотрим, на что Вы способны.
Как только он покинул каюту, я принялся торопливо одеваться. И хотя боль в истерзанной спине изрядно мешала мне, я не заставил себя долго ждать.
М-да, бой был ни из лёгких. Капитан явно хотел проверить меня «по всем статьям». Что ж, скажу, не хвастая – я выдержал испытание с честью. После изматывающего получасового «экзамена», капитан вдруг резко опустил своё оружие и, сделав шаг назад, торжественно объявил: «Что ж, Эммануил, я не ошибся в Вас. Вы достойны того, на что замахнулись. Быть Вам старшим абордажником на нашем прекрасном судне – «Принцесса моря»!» Убрав оружие, капитан подошёл ко мне. На его протянутой ладони вдруг что-то блеснуло, и я узнал своё фамильное кольцо. «Оно Ваше. Не так ли?» - спросил он. «Да, благодарю! Вы вернули мне самое ценное, что есть у нашей семьи!» - ответил я, бережно приняв кольцо из его рук. Так началась моя новая жизнь. Жизнь, о которой я ни разу не пожалел! Не жалею и сейчас, так как это были самые прекрасные дни!
«Принцесса моря шла переменными галсами , а конечная точка её маршрута следования располагалась на побережье небольшого островка, носившего название – Барбадос. Корабль – это была добротно сработанная шхуна - низко «сидел» в воде, так как был тяжело нагружен. Мы везли то, что некие люди предпочитали свободно покупать, а затем перепродавать это в Старом Свете - кампеш и сандал .
Это была более чем просто выгодная контрабанда. Капитан намеревался получить за всё это много денег. Помню, в тот вечер, за пару дней до прибытия в условленное место, я стоял на шкафуте , свободно облакотясь о фальшборт , и смотрел на море. В моей голове роились различные мысли. А самая первая из них – как непостоянен мир. И вот, в тот самый момент, когда я усиленно решал вышеозначенный вопрос, ко мне присоединился некто. Сперва я принял его за мальчишку. Невысокий рост, чумазое личико, на котором светились два крохотных изумрудика, курносый нос. Одет он был в короткие матросские штаны, подхваченные на талии ремнём, и холщовую рубаху. На голове у него была кепка с большим козырьком, под которой прятались его волосы, вероятнее всего коротко стриженные. На ногах – грубые парусиновые башмаки. Вид у него был не особо опрятный, но отнюдь не жалкий. Усевшись на пустой бочонок, он вытащил из кармана яблоко, обтёр его рукавом и принялся есть с аппетитом, весело болтая ногами. Примерно через минуту он спросил: «Скучаешь по дому?» Голос у него был приятный, задорный и по-мальчишески озорной. Вопрос меня несколько огорошил, но я быстро нашёл ответ: «У меня нет дома».
- В бегах?
- В общем, нет, просто ищу место, которое смогу назвать своим домом.
- Поня – а – а- атно, - протянул он, выбрасывая огрызок за борт.
- Ну, а ты? Скучаешь?
- Нет. Мой дом здесь и мне нет нужды …
Договорить ему не удалось. «Жан! Жан, негодный мальчишка, ну где же он? Жан, чёрт тебя побери!» - донёсся зов капитана со шканцев . Мой собеседник мигом испарился, видимо, не желая испытывать терпеливость своего начальника. А я вновь углубился в свои размышления. Только свою последовательность они уже утратили. Ход их то и дело нарушался обликом «палубного мальчишки» . Его непринуждённое поведение, задор, живые и умные глаза – впечатление от всего этого не покидало меня на миг. У меня никогда не было младших братьев или сестёр, а детьми я ещё не успел обременить себя. Наверное, именно поэтому, не иначе, простой мальчишка произвёл на меня столь сильное впечатление. Или же нет? Странно, но что-то в этом было. Только вот в тот вечер я решил не задумываться об этом капитально. Возможно, зря. Если бы я вдумался чуть глубже и дошёл до сути, то это, наверняка, уберегло бы меня от иного потрясения, испытанного мною несколько позже.
К Барбадосу мы подошли ночью. Не зажигая фонарей, стали на якорь в условленном месте. Это был крохотный заливчик с трудно запоминающимся названием. Спустили шлюпку. Боцман построил на шканцах всю команду, а я своих ребят. Капитан, выйдя из своей каюты, устроил краткий инструктаж для офицеров, а затем, пожелав нам всем удачи, быстро спустился в лодку. Я как старший абордажник должен был сопровождать его. Мы с тремя лучшими парнями из моего отряда спустились в лодку вслед за капитаном. За нами последовал ещё один пассажир. Это был паренёк невысокого роста. По белоснежному шейному платку я отметил, что он – один из старших офицеров. Капитан его никак не представил, а я его ранее не знал. Мы стали грести, а он сел к штурвалу. Лодка вскоре достигла берега и мы ступили на песок. Один из моих ребят остался в лодке, а мы все пошли по пляжу к ближайшей купе деревьев, где в тени нас ожидало несколько человек – наши покупатели. Проще говоря, перекупщики. Пока мы шли по освещённому серебристым лунным светом пляжу, меня, шедшего позади капитана и незнакомого мне ранее офицера, ни на секунду не покидала мысль о том, что где-то я уже встречал этого своего «коллегу», но где и когда именно, я так и не смог припомнить. Между тем, мы ступили под сень пальм, и нам навстречу вышел главарь скупщиков. Это был детина высокого, если не сказать огромного, роста, с гладковыбритой головой и сплошь татуированными руками. Гора мускулов, а не человек! «Доброй ночи, капитан!» - пробасил он. «Доброй!» - ответил тот.
- Что торгуешь?
- Кампеш и сандал.
- Хорош товар, но рабы нынче идут лучше.
- Их трудно достать и доставить. Так берёшь, что есть?
- Сколько?
- 300 000
- Идёт.
Они ударили по рукам. Перекупщик назвал нам место выгрузки и подозвал своего помощника. Положив ему на плечо руку, представил юношу: «Мой помощник – Гранд. Он примет у вас товар и всё оплатит».
«Будем знакомы, капитан», - произнёс Гранд, протянув руку. Пират пожал её, но в ту же секунду на его запястье ловко щёлкнули кандалы. «Будем знакомы, капитан!» - снова повторил Гранд, уж слишком весело скалясь. Мы схватились за оружие, но поздно – вышедшие из-за деревьев солдаты окружили нас. Это была засада. Со всех сторон на нас были направлены дула огнестрельного оружия… У нас был выбор – сдать оружие или умереть. Но мы хотели сдать и под прицелами противника сдали своё оружие. Под конвоем нас повели в город.
Наш путь пролегал через джунгли, где каждый кустик, каждое деревце было за нас. Нам словно бы суждено было спастись. Небо затянули свинцовые тучи, а луна померкла. Подул сильный ветер – всё предвещало ненастье. Ведь в тропиках всегда так – налетит шквал, омоет листву ливень и вновь всё тихо, будто бы и не было шторма. Конвоиры заторопились, подгоняя нас изо всех сил – им, конечно же, не хотелось быть застигнутыми дождём. Но, как не торопили нас солдаты, как не подгоняли они нас самой отборной бранью и тычками пик, шли мы всё равно медленно – высматривая и надеясь на то, что вот-вот представится удобный случай к бегству. И, как оказалось, не напрасно. Случай и в самом деле представился. Абордажник, оставленный мною в лодке, видел, как нас схватили и увели. Сам он при этом остался незамеченным врагами, так лодка была скрыта за скалами. Всю дорогу он скрытно следовал за нами и в решающий миг, когда с неба вдруг хлынул поток воды, перешёл в наступление. На наше счастье солдат было всего десятеро – по двое на брата – а в кандалы был закован лишь капитан. Остальным всего лишь связали руки. Не ожидавшие нападения со стороны, они растерялись, а Джеймс – так звали нашего спасителя – успел воспользоваться этим. Разрядив оба свои пистолета в головы шедших в авангарде, он выскочил из засады, как чёртик из шкатулки, и пошла потеха. Разрубив путы мне и ещё одному абордажнику, он принялся отбиваться от выживших патрульных. Мы же, тем временем, подхватили оружие убитых. Я ловко перерезал путы незнакомого офицера. Увы, капитану я помочь ничем не мог – у меня не было ключа. Но он не особо и расстроился, самостоятельно добыв ключ – стукнул по голове кандалами начальника патруля, вытащил у него из кармана ключ и, спустя несколько мгновений, вновь был свободен. Но я этого уже не видел – меня в тот момент больше занимали двое бугаев в солдатской форме, теснившие меня прочь от дороги. В конце – концов, мне пришлось, прижавшись спиной к скале, призвать на помощь свою счастливую звезду или распрощаться с жизнью. Бой был не особо продолжительным, но выматывающим. Так что вскоре я начал понимать, что если не подоспеет помощь, то он будет для меня последним. Но помощь не заставила себя ждать – она явилась в лице офицера, личность которого всё ещё оставалась загадкой для меня. Напав на солдат сзади, он изрядно облегчил мне задачу. Не прошло и получаса, как оба красных мундира стали ещё алее из-за красившей их крови, а их хозяева менее тёплыми и разговорчивыми.
«Благодарю, сударь, что помогли мне!» - вежливо обратился я к своему спасителю.
«Пустяки! Мы же с Вами не чужие», - ответил он. В его голосе мне послышались знакомые нотки. Где-то я уже слышал его.
- Простите, сударь, мы знакомы?
- Скорее нет, чем да, но я много о Вас слышала, Эммануил.
- Что, простите?! – удивился я.
- Ах, дурацкий костюм, - с неудовольствием воскликнул мой собеседник, ловко сорвав с головы шляпу.
Лунный свет (а мы стояли на довольно большой полянке и, вышедшая после шквала(очень мимолётного, между прочим) луна хорошо освещала окружающий ландшафт) упал на лицо и кудри моего спасителя. И только тут я понял, что это вовсе не спаситель, а спасительница. Да-да, это была молодая женщина, ещё совсем девушка. С тонкими, правильными чертами лица, глубокими и чистыми глазами изумрудного цвета, золотистыми, чуть вьющимися волосами. Я буквально залюбовался ею, а потом вдруг спросил: «Вы сказали, что слышали обо мне, но от кого?»
- Верно. Я много слышала о Вас. От кого? От брата.
- От брата?
- Вас это удивляет?
- Н-нет, - чуть запнулся я. И тут меня осенило – ну, конечно же. Перед моим мысленным взором тут же предстала картинка из прошлого. Моя бедная каморка под самой крышей и ночной гость, назвавшийся Ганьеттом де Ферре… Он же ясно сказал тогда, что батюшка долг расплаты им двоим – ему и сестре. Теперь всё стало на свои места.
- Сударыня, простите меня, я не … - промямлил я.
- Оставьте. Здесь ни место. А по-поводу того, что Вы не узнали во мне женщину – так это просто комплимент. Брат специально заставляет меня носить этот костюм и даже грозится остричь мне волосы. Так что … лучше забудьте о том, кто я такая! – она вновь надела шляпу, спрятав под неё свои чудесные локоны.
- Простите ещё одну мою бестактность, но тогда, кто Вы?
- Во-первых, не «Вы», а «ты». Во-вторых, … – договорить она не успела.
Краем глаза я заметил, как один из «убитых» (а на самом деле тяжелораненый или оглушённый солдат) поднимает пистолет и целится в неё. «Странно, почему мы не обыскали трупы? – часто спрашивал я себя позднее – Почему не собрали оружие? Легкомыслие? Возможно». Но, так или иначе, но всё произошло именно так, как и должно было произойти. Возможно, отбери мы у них тогда оружие, и всё было бы иначе, и конец этой истории был бы совершенно иным, но, … ни о чём не жалею. Итак, он целился в неё, а она ни о чём не подозревала, стоя к нему спиной в опасной близости. Мой инстинкт защиты слабого сработал мгновенно. С криком: «Берегись!», я бросился к ней, закрывая её собой и падая на землю. Но пуля просвистела раньше. Уже в полёте я услышал её свист, и только после этого почувствовал боль в левой половине груди и рухнул без памяти в траву… «Это конец!» - промелькнуло в моём мозгу, и наступила тьма…
Не знаю, сколько прошло времени, да это и неважно. Мне кажется, целая вечность. Меня окружали боль и огонь – они пытал меня, но я, казалось, не осознавал этого. Я, словно бы шёл, но под ногами и вокруг меня был только огонь, огонь, огонь… Реальность заменила брад слишком быстро и неожиданно – я вдруг почувствовал себя лежащим на постели, а весь окружающий мир раскачивался в неком ритмичном кружении – или мне это только казалось? Всё тело ломило, а левую руку словно бы оторвали от тела и пришили заново, спину и плечо жгло огнём, а голова раскалывалась. Во рту пересохло словно после хорошей попойки… В общем настроение и состояние были крайне паршивыми… Я едва приоткрыл глаза и прохрипел: «Воды». На мой лоб легла чья-то холодная рука, а губ коснулся металлический край кружки. Вода – жизнь. Она обожгла мои потроха, словно крепчайший ром, но зато отступила жажда. Я пил жадно, стремясь утолить жажду, но напиться мне не дали. Опустошив кружку, я вновь рухнул на постель, в объятия огня и боли… И тут я услышал голоса. Один явно принадлежал капитану (уж его-то голос я не спутал бы ни с чьим другим – таким он был особенным); другой – резкий и сухой – принадлежал, скорее всего, корабельному врачу. «Не выживет», - лаконично констатировал док. «И нет надежды?» - спросил капитан.
- Нет. После такого не выживают. След пули пролёг слишком близко к сердцу. Удивляюсь, как он вообще ещё жив! Обычно умирают быстро, в первые часы, от кровопотери, а этот уже третьи сутки мается! Но жилец из него уже никакой!
- Эх, чёрт! Не везёт мне с абордажниками, ну прям один за другим к Морскому Дьяволу отправляются…
- А ведь всё из-за бабы. И тот, и этот.
- Молчал бы лучше! Абу был дураком и я тут ни при чём, а этот … Он выживет! Назло всем вам! – эти слова были произнесены уже знакомым мне «мальчишеским голосом», принадлежавшим моей спасительнице. Значит и она здесь. Конец этого препирательства мне не суждено было услышать. Видимо, я, в самом деле, был на грани или почти за ней, т.к. снова провалился в забытьё.
Миры летят, года летят, а человек – лишь песчинка в огромном космосе жизни… Так было и со мной. Судьба играет с нами, а кто-то там, наверху передвигает фигурки на шахматной доске и этот кто-то решил тогда, что мне ещё рано… Я выжил. А, может быть, этот кто-то решил не огорчать прекрасную сестру капитана…
Солнечный зайчик скользнул по стене каюты, задержавшись на моём лице особенно долго. Наверное, он желал разбудить меня. Я проснулся. Открыл глаза и уже хотел сладко потянуться, но резкая боль в левом плече помешала… Резкая, острая, словно клинком прошлись. Я поморщился и, приподнявшись на локте, окинул взглядом каюту. Я находился в моей каюте на борту «Принцессы моря». На моём рабочем столе стояло несколько склянок и бутылок. На стуле лежала чистая одежда, на спинке висела портупея, а клинок лежал на полу, рядом с ним валялись мои сапоги. Сидя на полу и положив голову на постель, спала девушка. Та самая девушка, которая однажды уже спасла меня. Бедняжка. Она измучилась, уснув в столь неудобной позе. Я не хотел её будить, но так уж вышло. Во сне она держала меня за руку, и едва я попробовал освободиться, как она проснулась. Взглянув на меня, она вдруг заулыбалась, совсем по-детски и неподдельно радостно. Я тоже улыбнулся, но тут, же гримаса боли вновь исказила мои черты. «Очень больно?» - участливо спросила она, помогая мне вновь улечься. «Не очень», - солгал я.
- Лжёшь, - она снова улыбнулась, кажется, ещё очаровательнее.
- Лгу, - сознался я. – Совсем не болит.
- Шутишь?! Значит, тебе уже лучше.
- Это верно.
- А капитан боялся, что вновь лишился старшего абордажника.
- КАПИТАН боялся?
- Да, КАПИТАН боялся.
- Что ж, его страх оказался напрасен. У меня оказался слишком хороший спаситель…
- Ну, что ты такое говоришь?! Это ты меня спас тогда. Так что, спасибо тебе огромное!
- Не благодари. Жизнь, за жизнь…
- И всё равно, спасибо! – улыбнулась она.
«Принцесса моря» легко рассекала волны. Она держала курс на юг. На юг, к экватору. К берегам, где можно было переждать сезон дождей и штормов в порту. В родном порту, вход в который открыт ни для всех. Моё выздоровление шло своим чередом. Я был уже почти совсем здоров – назло корабельному замухрышке-доктору, как и пророчила мадемуазель де Ферре (кстати, на корабле её звали просто Жан). С каждым днём я всё больше и больше времени проводил на шкафуте, обучая своих парней неким премудростям дуэльного боя, а заодно и сам, учась у них. Итак, мы шли к экватору. Конечной нашей целью была крохотная бухточка – одна из многих – у берегов Санто-Доминго. Здесь, среди местных буканьеров, мы и собирались спокойно перезимовать. Но прежде нам предстояло ещё разок повеселиться. Мы ещё и не подозревали об этом, а Судьба уже решила всё наперёд и наш траверз должен был вскоре осветиться появлением того самого корабля, которому суждено было скорректировать ход моей истории в русле Истории…
Мы шли в фордевинд , когда раздался крик вахтенного: «Вижу вымпел!». Тут же было приказано доложить капитану, но он уже показался на шканцах. Через минуту вновь последовал доклад вахтенного: «На траверзе. Похоже, бриг . Не могу разобрать. Испанец. Идёт на нас…». «Ну, что ж, сам напросился. Или читает мои мысли?! – промурлыкал капитан и тут же гаркнул – строго, сухо, по-военному. – Пушки к бою! Королевские паруса поставить!» Я подошёл к Ганьетту (между капитаном и офицерами на пиратском судне не было столь строгой субординации, и мы запросто обращались друг к другу по именам).
«Rage , ты уверен в исходе?» - обратился я к нему, используя его пиратское «имя». «А ты нет?» - ответил он вопросом на вопрос.
- Я бы поостерёгся.
- Si vis pacem, para bellum! А мы вскоре отомстим Испании за её несдержанность.
- Тогда тебе, наверняка, придётся сменить имя.
- ???
- Vengeur подойдёт тебе больше.
Он не ответил. Лишь, неопределённо усмехнувшись, передёрнул плечами. Отдал ещё несколько команд канониру и боцману – я не прислушивался – всё моё внимание было привлечено приближающимся кораблём. Он был один, но отважен и величественен. Присмотревшись, я понял, что это был вовсе не бриг. Бриги не несут косых парусов. Это была бригантина . Несомненно, это была она. Величественная и красивая. Не знаю почему, но на меня вдруг нахлынуло такое чувство … желание владеть ею, желание назвать её своей. Тут я резко убрал трубу и подступил к капитану. «Кэп, - начал я, - прошу, отдайте приказ, стрелять картечью!» Он удивлённо взглянул на меня, сказав: «Теперь пришла моя очередь спрашивать тебя, в своём ли ты уме?!»
- Я захвачу её!
- Серьёзно?
- Верь мне! Она ДОЛЖНА стать моей. Прошу, отдай приказ.
- Хм, …
- Прошу, как друга, не отказывай…
Он ещё раз взглянул мне в лицо и, увидев в моих глазах неподдельную решимость и мольбу, кивнул. Его голос прозвучал особенно чётко: «Канониры! Подметите им палубу картечью, да поживее!». Помню, как волна великой радости захлестнула меня, и я кубарем скатился вниз, на шкафут, где принялся собирать своих людей. Отчётливо помню, что сказал им тогда, всего за несколько минут до того, как кошки полетели в воздух и корабли сцепили. Моя речь была немногословна, а по сути такова: «Если захватим этот корабль, то, клянусь, на нём мы покорим весь мир! Двойной паёк и долю оставшимся в живых!» Они взревели. Едва корабли сцепили, как мы ринулись в бой. Мои люди были со мной, как и моё верное оружие. И бился я отчаянно, прокладывая себе дорогу, буквально по трупам. Смутно помню то сражение. Это был первый сумасшедший абордаж в моей жизни, и кажется, я провёл его блестяще. Как бы то ни было, но в четверть часа палуба была очищена от людей! Скользкая от крови, она не вызывала приятных ассоциаций. Вопреки моим ожиданиям, капитан и не подумал ступить на трофейный корабль. Мы лишь перегрузили содержимое трюма. Когда же я, забрызганный кровью и уставший вновь поднялся на шканцы, Ганьетт спросил меня: «Ты доволен?» «Да, бой был славный!» - откликнулся я, утирая лоб рукавом.
- Бой … Хм, груз тоже неплох. Теперь нам пора продолжить путь.
- А корабль?
- Будто ты не знаешь, что я делаю с ними со всеми!?
- Нет! Не нужно ТАК поступать с ЭТИМ!
- А ты что предлагаешь? Увеличить мне эскадру?
- Я не … не знаю, что и ответить. Но, по-крайней мере, не топи её.
- Хорошо. Отведём её в бухту. Там продадим кому-то из наших людей.
- И? Сколько ты попросишь за неё?
- Гроши, а что? Она едва на плаву. Думаю, тысяч пятнадцать в единовременном эквиваленте меня вполне устроят.
- А тринадцать тебя не смогут устроить?
- Хм, над этим стоит поразмыслить.
- Что ж, капитан, время есть.
- А ты смотрю, у меня корабль торгуешь.
- А что если и так?
- Хм, интересное дельце, но отложим его до тех пор, как прибудем в порт. А ты шёл бы умылся и рану перевязал…
Только сейчас я почувствовал, как по левой руке у меня течёт что-то тёплое – это была моя собственная кровь…
Лазурь над головой; лазурь под килем. Я сидел на краю пирса и по-мальчишески болтал ногами. Старший абордажник не должен был так себя вести, но я им уже не был. Вчера вечером, в присутствии всей команды, капитан Ганьетт де Ферре освободил меня от этой должности. Пожимая мне на прощанье руку, он сказал: «Что ж, друг, иди, верши свою историю, - и добавил уже тихо. – Теперь мы в расчёте!» На рассвете его шхуна ушла за горизонт. А я остался в порту. Но меня это ничуть не огорчало, скорее, напротив. Ведь в порту, на рейде, остался ещё кое-кто (для меня она уже стала «кем-то»!). МОЯ бригантина. Та самая, что я отвоевал. Когда я предложил Ганьетту заветные пятнадцать тысяч, он, усмехнувшись, отклонил кошель, со словами: «Дарю, … но с условием, что оснастишь лучшим образом и покоришь на ней весь мир, как когда-то обещал своим ребятам!» Я был счастлив. И уже сегодня принялся за работу. Бригантину приводили в порядок. А ей ещё нужно было дать «имя». Его – то придумыванием я и занимался в то памятное утро. Все распространенные «имена» пиратских кораблей я сразу же отбросил, не желая повторяться. Иные не шли на ум… И я просто сидел и смотрел на горизонт, за которым скрылась то, что я берёг, в тайне от всех. Она и только она, сама того не зная, унесла частичку, да что частичку, всё моё сердце последовало за этой красоткой. И вновь её облик предстал передо мной. Тот миг, когда я впервые понял, кто она такая и полюбил её. Это я понял лишь сейчас, а жаль. «Жаннетта», - сорвалось с моих губ. Но мои проблемы вновь отпугнули мои заоблачные мечты. Но первостепенная из них уже была решена. Меня словно обухом по голове ударили. Ну, конечно! «Жаннетта» - вот, как я решил назвать свою бригантину. И, непременно, поставлю её под золотые паруса, как волосы той красотки, которая похитила моё сердце навеки. А на флаге я решил изобразить то самое сердце, сжимаемое костлявой рукой…
Прошло три недели и «Жаннетта» вышла в море. Золотые лучи солнца заставляли её паруса гореть, словно пиастры, а флаг реял гордым вымпелом. Мне не составило труда набрать команду – матросы шли ко мне охотно, балагуря: «Под золотыми парусами, в золоте не будет недостатка!» Любовь морских волков к разного рода символам затмила всё. Они даже не обращали внимания на молодость капитана, т.е. мою.
Итак «Жаннетта» вышла в море. Собственно говоря, с этого момента и начинается моя собственная история. Порой кровавая и полная слёз, а порой – тихая и однообразная. Словом, такая, какая есть…
Глава 2: «Мечта»: размышления – «испанец» - Луис дель Норте Эль Морре – бунт – пожар – казнь пленных – друзья – новый курс.
«Взлетая в небеса птицей сизокрылой,
Качаясь на волнах и слушая прибой,
Мы жизнь свою меняем на золото и драки,
Мы жизнь свою меняем на красное вино!
Пусть жизнь вся без остатка
Проиграна, пропита в тавернах портовых;
И лишь тогда из порта уходит бригантина,
Когда команда снова всё спустит до гроша!
Вся наша жизнь проходит в боях и авантюрах,
Которые, порою, нам стоят головы,
А кровь пускай струится рекой по квартердеку,
О мёртвых не жалеют – ведь Бог нам запретил!
Пусть жизнь вся без остатка
Проиграна, пропита в тавернах портовых;
И лишь тогда из порта уходит бригантина,
Когда команда снова всё спустит до гроша!
Вот так идём по миру –
Бездомные, безродные –
Бродяги вне закона,
От податей свободные!
Пусть жизнь вся без остатка
Проиграна, пропита в тавернах портовых;
И лишь тогда из порта уходит бригантина,
Когда команда снова всё спустит до гроша!
И лишь тогда из порта уходит бригантина,
Когда команда снова всё спустит до гроша!» - певец смолк, и наступила тишина. М-да, многое же переменилось с тех пор, как … «А, впрочем, какая разница?» - подумал капитан. И тут же внутренний противный голосок возразил: «Ну, конечно, никакой! Подумаешь, стал на несколько лет старше! Ну, подумаешь, отпустил окладистую бороду и волосы до плеч, а лицо, … даже черты лица изменились, стали другими, а в глазах застыл лёд жестокости, пожалуй, уже навсегда…» «Нет, прошлого уже не вернёшь, а ошибки молодости не изменить!» - решил капитан, вставая. Но у двери каюты он задержался и подумал: Хотя, всё невозможное – возможно, стоит лишь возжелать этого всем сердцем, а я уже столь долго жажду…» И он улыбнулся, может быть, впервые за несколько прошлых лет…
Раздавшийся окрик вахтенного прервал мои размышления: «Шхуна на траверзе!» - донеслось сверху.
«Доложить о флаге!» - последовала моя команда, в точности продублированная боцманом.
«Эскориал!» - последовал ответ в ту же секунду. Я потянулся, хрустнув пальцами рук. «Готовьте пушки!» - мой голос был столь спокоен, что я сам себе удивился. «Есть» - козырнул боцман, передавая команду канониру. Привычная беготня по палубе, грохот, шум… «Уменьшить площадь парусов!» - донёсся голос старпома со шканцев. В мгновенье ока «Жаннетт» была подготовлена к встрече с врагом, команда стояла на своих местах.
«Просигнальте им, что они имеют право на добровольную сдачу!» - сказал я боцману. Тот торопливо повиновался.
«Чего Вы возитесь с ними, Кэп?! Пристрелить их и вся недолга!» - фыркнул старпом, нервно теребя портупею.
- Мы и они всё же люди и должны …
- Простите, Кэп, но Вы ошиблись! Это ОНИ – люди! Мы – ПИРАТЫ! Проще обыскивать мёртвых людей!
- Вы правы, Луис. И упаси Вас Господь, поднять бунт. В таком случае, я первым обыщу Вас, с пулей промеж глаз!
Словно подтверждая мои слова пушка на носу выстрелила холостую, подавая испанцам сигнал, что они всё ещё могут добровольно спустить флаг и сдаться на милость победителя.
Луис дель Норте эль Морре – по кличке Fataliste - презрительно фыркнул, передёрнув плечами. Временами я сожалел, что принял на борт этого человека. Он был сущим Дьяволом во плоти – пил, не просыхая, в каждом порту, где мы задерживались дольше, чем на час; курил горький кубинский табак, не выпуская трубку изо рта даже во время боя и во сне; он был кровожаден и бою всегда первым ступал на борт захваченного судна; властолюбив и непомерно жесток. Пару раз я видел, КАК он восстанавливал порядок и дисциплину на борту, когда в трюме был «живой груз», решившийся на бунт… А ещё он был живуч. Однажды, увидев, как он избивает матроса за какую-то мелочь, я решил вмешаться. В порыве ярости, он несильно хлестнул меня девятихвосткой по руке. Я в ответ вызвал его на дуэль. Помнится, это было на третий месяц нашего совместного плавания. К тому времени я уже прекрасно знал его – стрелял он без промаха, а тут пуля едва царапнула мне плечо. Оскорбленный этим ещё более, я всадил в него все четыре пули из своего пистолета. Другой бы не выжил, на что я и рассчитывал, но он не издох… Едва оправившись, он первым пришёл в мою каюту и искренне попросил прощения. С тех пор мы стали друзьями. Я не раз жалел, что не списал его на берег, но одумавшись, понимал, что без него будет сложно. Но никто, даже я, не знал его истинного прошлого. Кроме, пожалуй, одного эпизода – он был французом с испанским именем и чисто парижским выговором, кровожадным, озлобившимся на весь белый свет французским волком, верившем в неотвратимость и неизбежность судьбы. Я слышал, что он был работорговцем, но, попавшись, вынужден был бежать в Испанию, где попал в матросы. Вследствие того, что неплохо знал кастильский и морское дело. Попал в заварушку у берегов Англии и после разгрома «Непобедимой Армады» бежал в Новый Свет., спасая свою шкуру. И вот теперь этот бравый парень был в моей команде. И каждый аз перед абордажем он говорил мне одно и то же: «Проще обыскивать мёртвых людей!» И каждый раз при этих его словах, я жалел, что не списал его на берег в прошлом порту; обещал себе непременно сделать это в следующем, прекрасно зная, что не сделаю. Прошёл уже год… Мы готовились ко второй экспедиции за океан – в дебри Конго – и я прекрасно понимал, что без опытного работорговца – надсмотрщика мне не обойтись. Луис сплюнул на палубу и сунул себе за щеку очередную порцию спрессованного табака. Если он не курил трубку, так жевал табак – я уже привык к этому.
«Ну, что, капитан-недоучка, радуйся! – прошипел старпом сквозь зубы. – Твоя на сей раз взяла!» Я бросил взгляд на белоснежный флаг, поднятый «испанцем».
«Не сердись. Нас ждёт Конго!» - ответил я. Он только фыркнул , не глядя на меня, тихо сказал: «Вряд ли мы увидим Конго! Белый флаг стал последней каплей!» И, сплюнув чёрную от табака, слюну, он поспешил на шкафут к своим людям. Хотелось бы знать, что он имел в виду, но, к сожалению, в тот день у меня не нашлось времени, чтобы задать ему этот вопрос, а потом и так стало всё ясно…
У меня всегда был очень чуткий сон. Конечно, привычные звуки – плеск волн, скрип мачт, хлопанье парусов, шаги вахтенного, … - не нарушали моего сна, но в ту ночь к обычным звукам добавилось кое-что ещё. Я проснулся и, резко сев на койке, попытался понять, что же было причиной моего пробуждения. Я уже начал успокаиваться, приписав всё ночному кошмару, но тут звук повторился вновь и я торопливо соскочил с постели. Не зажигая свечи, быстро натянул сапоги, накинул камзол и зачем-то нахлобучил на голову шляпу. Выхватывая из ящика стола пистолеты, я ещё раз мысленно поблагодарил своего старого друга – Ганьетта де Ферре, приучившего меня всегда держать пистолеты заряженными. Добавив к своему наряду длинный испанский меч, я выбежал из каюты. На палубе царила кутерьма. Выпущенная из трюма команда, взятого нами «испанца» теперь была заодно с бунтовщиками. Не раздумывая, я бросился в гущу врагов. Пистолеты я разрядил быстро, а в голове при этом крутилась единственная мысль: «Встретиться бы только лицом к лицу с этим мерзким предателем – Луисом!» В том, что бунт – его рук дело, я не сомневался ни секунды. Как же слеп я был тогда… Отбросив разряженную пару пистолетов, я выхватил другую и тут, обернувшись, увидел его – Фаталиста. Я выстрелил и попал ему чуть ниже левой лопатки – пуля прошла навылет. Покачнувшись, старпом схватился за рану и, медленно, подломив колени, упал навзничь на скользкие от человеческой крови доски палубы. Но мне было уже не до него. Меня отвлекли трое молодчиков в изодранных мундирах испанских солдат. Это были ловкие и искусные фехтовальщики. Мне приходилось нелегко, хотя я владел шпагой уже не первый год. Но все они полегли – все трое. Один с проколотым горлом; другой – с проколотым сердцем. Третий все-таки смог повалить меня на палубу и, приставив клинок к моему горлу, ухмыльнулся, говоря: «El que mata un ladron Tiene cien anos de pardon! ». Но он не успел получить этого самого прощения – смерть настигла его раньше – раздался выстрел и он повалился на палубу рядом со мной, с пулей в виске. Острие его шпаги лишь легко повредило кожу на моей шее, но кровь тут, же залила воротник моей белой рубашки. Мне было безразлично – я смотрел на своего спасителя … Фаталист … Он лежал у лестницы на квартердек, там же, где его настигла моя пуля, … в руке он всё ещё сжимал дымящийся пистолет… Я бросился к нему. «Я же говорил, что проще обыскивать мёртвых людей», - прошептал он пересохшими губами и потерял сознание. Со стуком оружие выпало из его ослабевших пальцев…
Тут моих ушей достиг крик: «Пожар! Пожар на судне!» Уцелевшие испанцы побежали к шлюпкам, пираты за ними. Никто и не думал бороться с огнём. И тут во мне что-то надломилось. С боевым призывом я бросился на врага. Рубя направо и налево, я кричал, надрывая лёгкие: «Скоты! Поганые трусы! Вот значит как вы исполняете свою клятву, вечно служить капитану! Бежите, бросаете меня!»И, повинуясь этому призыву, матросы и офицеры словно бы сбрасывали с себя некое наваждение… Около половины команды стала на мою сторону. Другая – на сторону испанцев. С трудом нам удалось загнать врага в уцелевший от пожара карцер. Огонь сильно покалечил моё «Жаннетту». Требовалось срочно найти укромное местечко, чтобы «перевести дух» и «зализать раны». Но больше всего меня волновало состояние старпома. Я не спал несколько ночей подряд, укоряя себя за то, что посмел усомниться в преданном друге, что едва не убил его. Будучи человеком верующим, я молился, о том, чтобы Фаталист выжил.
На следующее утро, после пожара, я приказал выстроить вдоль борта всех пленных и перебежчиков из команды. Напротив я выстроил верных мне людей с оружием наготове. Я боялся, что голос меня подведёт но вспомнив о Луисе тут же поборол этот страх. Жестоко и надменно прозвучали мои слова: «предательство, бунт, неповиновение капитану караются смертной казнью. Вы нарушили все три пункта! Вы подлежите расстрелу! Стрелки, внимание! Целься! Пли!» Грянул залп и восемьдесят человек, как один, повалились за борт. Только двое не стали стрелять. Молодой юнга и штурман. Я подошёл к ним. У юнги дрожали руки, а глаза были увлажнены. «Стреляй!» - приказал я. Он упрямо мотнул головой и заплакал. Выхватив из-за пояса пистолет, я выстрелил не глядя. Пленник глухо повалился за борт. Штурман отказался стрелять в своего брата. «Он тебе больше не брат! Он – предатель!» - сказал я, стреляя. Штурман резко ударил меня по руке, и я промахнулся. Рассвирепев, я снова выстрелил, на этот раз дважды. Штурман и его брат упали мёртвыми к моим ногам. Обернувшись, к оцепеневшей команде, я сказал: «Теперь здесь командую я! И каждый, кто будет против, встретится со смертью немедленно! Вам всё ясно, псы?» Они лишь закивали головами, а тем временем продолжил: «Отныне и впредь, вы все для меня равны. Матросы обязаны беспрекословно подчиняться своим офицерам, а те – мне лично! Любое отступление или попытка устроить бунт карается смертной казнью! НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО! Вам ясно?» Они снова закивали, боясь говорить. «Тогда за работу! Через час я жду офицеров в своей каюте!» Я удалился, оставив их всех недоумевать. Впрочем, не только их. Я сам был удивлён своим поведением – что произошло со мной?! Что изменилось?! «Caramba! Неужели я становлюсь похож на старпома?! А с другой стороны – разве это плохо?» - думал я, спускаясь по узенькой лесенки в лазарет.
Его уже не было в лазарете. Строгий доктор, чуть подслеповато щурясь, ответил на мой немой вопрос: «Старпома мы перенесли в его каюту. Ему уже не требуется постоянный надзор!» Кивнув доку, я отправился в указанном направлении.
В узкой коморке, где было душно и пахло ладаном, был полумрак. Луис лежал на постели, разметав по подушке длинные льняные волосы, прореженные частыми прялками седины. Глаза его были закрыты, но стоило мне, переступив порог, закрыть за собой дверь, как воздух всколыхнул его хриплый, ещё слабый голос: «Здравствуйте, капитан!»
«Как ты узнал?» - вырвалось у меня.
«Вас выдала походка. Я превосходно слышу!» - ответил он. И вновь меня поразил его голос – бесцветный, полностью лишённый каких бы то ни было интонаций.
- Я помешал?
- Нет, Кэп. Посидите со мной, если не трудно, - его глаза по-прежнему были закрыты. Когда я опустился на стул около его постели, он спросил:
- Вы расстреляли пленных? Я слышал залп.
- Да. Они – предатели и … лучше обыскивать мертвецов.
Он едва заметно улыбнулся.
- Но не только пленных Вы убили, не так ли, Кэп?
- Да. К сожалению, … не будем о грустном. Лучше скорее выздоравливайте, старпом, … у нас впереди Конго!
- Так точно, Кэп.
Я поднялся, пожав ему руку. Когда я был уже у двери, он вдруг спросил: «Простите мне мой вопрос, Кэп, но … это ведь Вы стреляли в меня?!»
«Я предупреждал, что при малейшей попытке бунта, я первым обыщу Вас с пулей в переносице, старпом! В этот раз ошибся, простите меня, Луис!» - и я быстро вышел прочь.
Наступил сезон дождей – пришёл май, соответствующий нашему октябрю. Ночи стали холоднее, всё чаще штормило, а горизонт был затянут низкими свинцовыми тучами. Каждый знает, что прекращается судоходство на Карибах с мая по октябрь. Даже самые рисковые ребята не поднимут парусов в июле – августе, столь велика опасность. Вот и наша бригантина заспешила на «тихий рейд». Такой, у каждого свой. Но на сей раз у меня была цель – мне во, чтобы, то, ни стало, нужно было встретиться с моим старинным другом – Ганьеттом де Ферре… Ради этого я решил завернуть к берегам Эспаньолы, а если не нашёл бы его там, отправился на Тортугу, где уж наверняка смог бы отыскать «путеводную ниточку» и получить самые свежие новости о нём. Для своих «береговые братья» открывают все двери, главное, знать, кого и зачем ты ищешь!
Итак, мы взяли курс к берегам Эспаньолы – прибежищу буканьеров – одному из «тихих местечек», видимо, сказалась близость Тортуги.
Глава 3: «Поиски»: Тортуга – дипломат – новости – вестовой – доклад боцмана – письмо губернатора – Дик.
«Отдать якорь!» - раздалась команда боцмана. Я выглянул из каюты. На мостике маячила одинокая фигура старпома. Живуч, котяра, чёрт его дери!.. При пистолетах, но без меча и шляпы. В светлых волосах едва заметна седина – слишком уж её много… Сутулясь, Луис облокотился о перила. Я подошёл к нему. «Меняете привычки, Кэп?» - спросил он.
«Нет! Не совсем. Мне необходимы сведения об одном господине, а кроме как здесь, их больше негде сыскать», - ответил я.
- Что верно, то верно – Тортуга, не только ром, золото и порок, но и неоценимый источник информации.
- Поэтому мы здесь, Луис.
- Надолго? Нам ведь не уйти на зимовку, если задержимся здесь дольше, чем на пару-тройку дней, да и риск велик!
- Мы зимуем здесь! Его не было на Эспаньоле, но я слышал, что и прежняя стоянка больше ненадёжна, для его «Принцессы». Значит, он придёт сюда, если он вообще ещё жив!
- Бог мой! – он побледнел ещё сильнее и торопливо отвернулся, дабы скрыть от меня своё волнение, но поздно – я всё заметил.
- Вы знаете его, Луис?
- Слышал. Впрочем, кто не слышал о Мстителе и его «Принцессе моря»?!
- Но ты-то, похоже, слышал о ней больше и чаще других, старпом!
- Не скрою. Но и не столь часто, как Вам могло показаться, Кэп.
- Правда?
- Правда!
- Что ж, поговорили и будет. Я на берег. Вы со мной?
- Нет, благодарю. Я лучше отдохну. Рана всё ещё даёт о себе знать.
- Тогда останетесь за главного.
- Есть, Кэп.
Лодка глухо стукнулась бортом о причал. Я ступил на чуть влажные доски и, обернувшись к матросу, приказал ему: «Пришлите за мной лодку на закате!»
«Есть, Кэп», - кивнул тот, отваливая. Шлюпка понеслась к кораблю, а я направился в сторону портовой таверны.
Протолкавшись и устроившись около стойки, я заказал стаканчик рома, а когда мой заказ был выполнен, я тихо шепнул тавернщику: « Ищу друга!». Тот окинул зал и указал мне взглядом на человека, сидевшего в дальнем полутёмном углу за низким столиком в полном одиночестве. Бросив на стойку пару золотых, я направился в указанном направлении. «Разрешите к Вам присоединиться?» - спросил я его.
«Еже ли по делу, так милости прошу, а иначе катись, откуда пришёл, пока цел и невредим!» - довольно недружелюбно рыкнул он. Я сел напротив. «Что нужно? – спросил он и тут же прибавил: «Время – деньги, так что плата вперёд!»
- Сколько?
- Сотня монет и выкладывай, с чем пожаловал!
- Мне нужна информация о Ганьетте де Ферре – капитане «Принцессы моря». Где он? Чем сейчас занимается? И, главное, где мне его найти!? Когда я узнаю об этом, ты получишь тысячу монет! Но бойся обмануть меня – я этого не прощу. Ситуация ясна?
- Вижу, Кэп ищет непростую рыбку и готов за неё заплатить! Что ж, готовь монеты приходи вечером сюда же. Я всё узнаю.
- Хорошо.
Я встал из-за стола, оставив недопитую кружку рома, и неспешно вышел. Оказавшись на улице, я глубоко вдохнул свежий воздух, очищая лёгкие от копоти и вони таверны. Постояв немного в раздумье, я отправился бродить по городку. Славное это место – Тортуга. Несчастен тот, кому неведом тонкий аромат сладостно – порочной жизни на Тортуге. Прослонявшись по городку и перекусив в одной из таверн, я снова оказался в порту и остановился, залюбовавшись стройным лесом мачт и разноцветными переливами парусов. Каких здесь только не было: белые (преобладали), чёрные, серые, белоснежные с чёрной полосой, были даже алые (цвет крови и ненависти, войны против всех), но золотые, … золотые были только одни. «Жаннетта» - моя красавица-бригантина была единственной. Залюбовавшись ей, я ни сразу заметил, что лодка уже ждала меня у причала, а на корме попыхивал трубкой один из моих матросов…
На следующий день, ближе к вечеру, я вновь сошёл на берег и отправился в уже знакомую мне таверну. Я был соль сильно окрылён надеждой, что не замечал ничего вокруг. Каким же слепцом я был! Где были мои верные помощники – разум и интуиция?.. Я был окрылён… Но поздно жалеть о том, что уже было. Видимо, Госпожа Судьба так решила и избегнуть этого было нельзя… Не зря же мудрый Дедал говорил своему сыну: «Икар , если взлетишь слишком высоко – солнце растопит воск и твои крылья рассыплются. Если спустишься слишком низко – солёные морские брызги намочат перья и твои крылья отяжелеют. Лети ровно, сын мой, тогда ты не упадёшь и не погибнешь…» . Но я, словно юный Икар, забыл сие мудрые слова и потерял ровность полёта.
Войдя в таверну, я прямиком направился к столику, за которым сидел вчера и присоединился к «дипломату». «Деньги принёс?» - спросил он.
«Сперва то, за что я должен платить!» - был мой ответ.
Его глаза гневно сверкнули под низко опущенным капюшоном, но он склонился к столу и поманил меня пальцем. Наклонившись к нему, я услышал следующее:
- Ганьетте де Ферре – капитан «Принцессы моря» купил прощение короля. Он продал свой корабль, а вместе с ним и своё прошлое… Это случилось пару месяцев назад. Теперь у него свой дом и большая плантация, где полно чёрных рабов. Бывший пират, а ныне всеми уважаемый человек проживает на острове Гваделупа. Многих он продал английским каперам, но нашлись и те, кто жестоко мстил ему. Кто-то очернил его в глазах тамошнего губернатора и передал ему какие-то бумаги – свидетельства того, что Ганьетт работает на Святую Инквизицию… Говорят, что за уничтожение этих бумаг, губернатор дорого запросил с де Ферре. Столь дорого, что он даже хотел бежать в Порто – Бело , а оттуда с ближайшим караваном отправиться в Испанию, но Эскориал отказал ему в помощи. Тогда ему пришлось платить!
- Какова цена? Сколько? – голос мой срывался от волнения.
- Не знаю. Да и никто не знает. Знаю только, что он решил заплатить. Найти его Вы сможете на Гваделупе. Он сменил имя. Теперь его зовут – Ганьетт де Влеруа. Ходят слухи, так звали его лучшего друга. Это всё, что мне известно.
- Точно?
- Да, месье. Уговор есть уговор.
- Хорошо. Вот плата, - я передал ему увесистый кошель с золотом.
Поднявшись из-за стола, я поспешил покинуть таверну. Сердце моё разрывала боль. Мне было жаль старинного друга. Более того, я решился на отчаянный шаг – помочь ему во, чтобы то ни стало.
Но… мыслям моим, взявшим разбег, не суждено было перейти в галоп. В дверях таверны я столкнулся с матросом … с «Жаннетты». У парня было встревоженное лицо, но, узнав меня, он зашептал было: «Кэп, беда…». Я не дал ему закончить, сказав: «Пойдём отсюда! Нечего в дверях стоять. Успокойтесь, немедленно и изложите суть!». Матрос глубоко вздохнул, пригладил волосы, снова вздохнул и выдал ту же самую фразу: «Беда, Кэп! Она самая!»
«Так что стряслось-то? Говорите по существу!» - не выдержал я. Это произвело на подчинённого должное впечатление, и он ответил:
- Как Вы вчера отбыли на берег, так с тех пор никто старпома и не видывал. Ну, да и Бог с ним. А нынче вестовой на борт прибыл. От губернатора, стало быть. Ну, тут и началось…
- Что сказал вестовой?
- Хотел говорить с капитаном. Или со старпомом. Мы к Фаталисту. А там дверь, … это … заперта, значит. Мы стучать. Тишина. Боцман велел плотнику дверь с петель снять. А там, … это, … ну …
- Что было в каюте?
- А ни кого… пусто… Пропал он! А вестовой – индюк напыщенный. Он ждать не стал, передал приказ боцману и отбыл.
- Что за приказ?
- А не знает никто. Они с глазу на глаз балакали. А после отъезда вестового боцман озверел прямо. Девятихвостку пустил в дело, палубу драить заставил, а меня отправил на берег. Обещал шкуру с меня спустить, ежели я один вернусь.
- Интересные вещи рассказываешь, матрос. Ну, да ладно. Мы уже у причала. Где лодка?
- Так это … нет её. Боцман так озверел, что за борт меня вышвырнул…
- Да что это такое творится – то, а? Неужели этот, сукин сын думает, что капитан будет на борт вплавь добираться?! Бунт, псы помойные!? Канай за лодкой и боцману передай, что, как только я поднимусь на борт, спущу с него шкуру! – я сильно толкнул матроса, и тот полетел в воду. Вынырнув, парень молниеносно поплыл к кораблю, а я остался ждать на причале.
Не прошло и получаса, как я ступил на борт своего корабля. Боцман встретил меня у трапа. Отвесив ему звонкую оплеуху со словами: «Капитана уважать надо, падла!», я направился в свою каюту. На пороге я обернулся и зычно крикнул: «Боцман! Доложить обстановку на борту! Мне лично!» Боцман – уже немолодой мужчина – материализовался в моей каюте через мгновенье. «Закройте дверь и присядьте к столу!» - велел я ему. Он повиновался. Я закурил. «Простите, Кэп!» - первым нарушил он тишину.
- Грубость за грубость. Мы квиты. К чему теперь извинения? Давайте к делу.
Он, с моего разрешения, тоже закурил и повёл неспешный, обстоятельный рассказ о событиях, случившихся в моё отсутствие. Его рассказ не то, что шокировал, а буквально сразил меня наповал… Я не мог в это поверить, но приходилось, так как это была правда.
«После Вашего вчерашнего отъезда, Кэп, никто не видел Вашего старпома, - начал повествование боцман. – Вы даже, вернувшись, велели его не беспокоить. Так что мы и не беспокоили. А уже сегодня, когда прибыл вестовой, мы и обнаружили, что Фаталиста на борту нет. Вчера ночью вахтенный слышал, как за борт что-то упало, вроде бы. С кормы. Вахтенный не осмотрел всё – порядок, потому и значения не придал. А уж сегодня мне доложили. Тут-то я и смекнул, что старпом бежал ночью. Дверь запер и бросился в воду из окна. До берега вплавь добрался. Только вот к чему всё это? Ведь мы ни в чужом порту – Тортуга всё-таки. А теперь слухи нехорошие пошли…»
- Меня не интересуют СЛУХИ! Что передал вестовой?
- Вот этот пакет.
- Что-то ещё?
- Нет, но … на Вашем месте, Кэп, я бы выслушал того, кт положил начало всем этим слухам.
- Стоит ли?
- Я сказал.
- Хорошо.
Когда боцман вышел, я отложил в сторону трубку и осторожно вскрыл письмо кинжалом. На стол легло письмо. Точнее даже не письмо, а скупое, сухое уведомление, заключавшееся всего в нескольких предложениях:
«Уважаемый месье капитан!
По закону я должен уведомить Вас и исполняю этот свой долг. Сегодня днём в пяти милях от острова патрульным судном задержан шлюп, на борту которого находился некий господин, известный под именем Луис дель Норте эль Морре. Господин этот уже некоторое время скрывается от властей, суда и наказания. Он повинен в убийстве одного из уважаемых людей и моего друга – Ганьетта де Ферре. Но так, как Луис дель Норте эль Морре состоит на службе на вашем корабле и находится под юрисдикцией законов «Береговых Братьев», то я ставлю Вас перед выбором. Если в течении суток Вами будет внесён залог, то Ваш старший помощник будет помилован.
Губернатор Тортуги.
Письмо выпало из моих рук. Мне стало дурно, и я окончательно запутался. Что двигало Луисом? Зачем он бежал под поровом ночи? За что убил моего друга? Да и тот ли это человек? Выходило, что «дипломат» солгал мне?! Или же лгал губернатор? Или же это письмо было подделкой? От тайных врагов Луиса? Но от кого? Он, несомненно, что – то знал и чего-то боялся. Вопрос в том – чего именно?!
Схватив конверт, я внимательно осмотрел его – все подписи и печати были на месте и подлинные, по крайней мере, выглядели таковыми… Значит, письмо в самом деле от губернатора, но …
Тут мои размышления были прерваны появлением боцмана, сопровождавшим молодого человека в потёртой холщовой рубахе, поношенных парусиновых штанах и грубых башмаках. Матрос торопливо приглаживал торчащий ёжик непокорных волос. «Здравствуйте, капитан!» - приветствовал он меня. «Здравствуй, матрос. Твоё имя?» - ответил я.
- Дик, Кэп.
- Хорошо. Итак, Дик, расскажи-ка мне о том, что знаешь.
- О Фаталисте?
- Да. Именно.
- Это не очень красивые сведения, …
- Ни тебе решать! Говори!
- Есть, Кэп!
Глава 4: «Предатель»: сказка о прошлом – выкуп – тюрьма в форте – вызов – дуэль – песок – Божий Суд.
«Это красивая и грустная сказка о прошлом. Много лет назад, во Франции, в семье рабочего – фабриканта, родились двое сыновей. Велика была разница у детей. Почти два десятилетия лежало между ними. Старшего звали Джеймс; Младшего – Рудольф. Старшему прочили быть фабричным мастером. Младшему – клерком при адвокатской конторе. Ног годы неслись. Характер и взгляды заставили Джеймса покинуть отчий дом и бежать за океан в поисках лучшей жизни. Рудольф же стал на Родине небедным человеком – последним утешением и надеждой стриков – родителей. Женившись, он прожил всю жизнь с одной мадам. Она родила ему двоих детей – сына и дочь – Ганьетта и Жаннетту де Ферре. У Джеймса, сменившего имя и подавшегося к тому времени в пираты, тоже были дети. Двое сыновей и дочь. Рудольф – старший. Луис и Селеста – близнецы, родившиеся позже. Рудольф погиб в одном из боёв. Селеста и Луис долго скрывались. Затем потеряли друг друга из виду. Она вышла замуж за ростовщика и поселилась на Гваделупе. Вскоре на свет появился я… Много лет спустя, дядя нашёл нас и я ушёл с ним в море. Уже вскоре он повстречался в одном из портов с Мстителем – капитаном «Принцессы моря» и …не только с ним. Луис до беспамятства влюбился в красавицу Жаннетту. Но та отказала ему, а позже мы всё друг о друге узнали и вот тогда … он поклялся убить её и себя. Я … всеми силами старался удержать его, но …
- Ты знал, что де Ферре здесь? На Тортуге!
- Клянусь, Господом Богом, что нет! Да и откуда было мне знать?! Он только вчера вызвал меня к себе в каюту и рассказал, … грозил пистолетом, бил. Я пытался его удержать …
- Почему не поднял тревогу?
- Он был меня так, что я лишь к рассвету отошёл. И … я боялся.
- Но страх не помешал Вам, Дик, распускать слухи.
- Да ничего я и не распускал. Это всё матросы… Я, … я только месье Тоби, то есть месье де Готте, рассказал обо всём этом. Потому как вестовой был о губернатора, а потом …
Тут боцман прервал своего подчинённого, сказав: «А потом я собрал всю команду и, сказав им крепкое словцо, прибавил, что оттяну за уши любого, кто не расскажет о старпоме, чего ежели знает. Я тоже ведь всплеск ночью слышал. Да подумал, раз вахтенный молчит, так и тихо всё…»
- Хорошо. Месье де Готте, засадите Дика в карцер. На несколько деньков. Я пока что разберусь с делами на берегу.
Когда боцман взашей вытолкал матроса прочь, я открыл ящик своего рабочего стола, отпер секретер и пересчитал наличность. Что ж, выходило негусто. Но на то, чтобы заплатить выкуп, вполне хватало. Ссыпав деньги в кошель, я спрятал его на груди и, надвинув шляпу, покинул свою каюту.
Закат догорал, а мне так хотелось утрясти все проблемы до наступления темноты. Приказав матросу ждать меня в шлюпке у причала, я пешком направился в резиденцию. У дверей губернаторского кабинета меня остановил секретарь, спросив: «По какому делу?»
- По делу выкупа своего старпома!» - вздохнул я.
- Так это Вы – капитан того самого убийцы?!
- К несчастью, …
- Подождите. Я о Вас сейчас доложу.
Я повиновался. Секретарь скрылся за высокими створчатыми дверьми красного дерева. Мои мысли неотступно кружили около возможного убийства и причастности к этому моего старпома. Прикидывая это дело так и эдак, я запутывался всё больше и больше. Наконец, двери распахнулись, и секретарь пригласил меня войти.
Разговор с губернатором был недолог. Я внёс сумму, необходимую для выкупа, и, получив документ на освобождение своего старпома, отправился к начальнику гарнизона. Идя по тёмным улицам городка, я думал о том, что скажу Луису, когда вновь увижу его, о чём спрошу. Но мысли путались и никак не желали складываться в единую картину. Так я добрался до тюрьмы, находившейся в форте, за городом.
На мой стук и предъявление документа от губернатора, меня пропустили внутрь. Затем проводили в караулку. А оттуда в кабинет начальника форта.
«Значит, Вы внесли выкуп», - усталым тоном то ли спросил, то ли констатировал он.
«Да, это так», - ответил я.
- И Вы требуете его освобождения?!
- Именно так.
- Что ж, приходите утром.
- То есть как утром?!
- Ну, утром, когда солнышко на небе взойдёт! Ясно?
- Нет. Не смогу. Мы с утренним приливом выходим в море! И старпом ОБЯЗАН быть на борту! Вы думаете, я по собственной прихоти, ради удовольствия отказался от ужина и проследовал к губернатору, а от него к Вам???? Вы меня за сумасшедшего, что ли держите?
- Успокойтесь, месье. Я ни за кого вас не держу. Вы тоже могли бы меня понять… А, чего уж там… А дурного у меня и в мыслях никогда не было.
- Так что же мешает Вам НЕМЕДЛЕННО освободить моего старпома, - с этими словами я бросил на стол пару звонких. Он ловко поймал их и продолжил нудеть:
- Помилуйте, месье. Час вечерний, кому охота спускаться в каземат?! Люди по домам, у солдат вечерний сбор.
- Хотите сказать, что и конвоиров там нет?!
- Помилуйте, месье, кто ж там сидеть-то станет по своей воле?! Решётки, стены каменные, запоры. И так никто не сбежит….
- В общем, так, любезный, я не намерен ждать здесь до утра. Немедленно вызывайте солдат, или кого хотите, но старпом к рассвету должен быть на борту «Жаннетты».
- «Жаннетты»? Так это ВЫ – капитан злато парусного судна?!
- Именно так.
- Что ж, Вы раньше-то молчали? Обождите здесь минуту.
Ничего не объясняя более, начальник гарнизона пулей выскочил из кабинета. Через минуту форт гудел от его окриков. А ещё через несколько минут Луис дель Норте эль Морре предстал пред мои очи. Старпом был бледен, угрюм и молчалив. Мы покинули форт в гробовом молчании. От волнения я даже забыл спросить у начальника гарнизона причину его волнения и поспешности.
Когда мы отошли от форта на приличное расстояние, Луис резко остановился и, глядя мне в глаза, вдруг спросил: «Зачем?» Я нахмурился. Он повторил свой вопрос. Мне пришлось ответить, и я сказал правду: «Хотел ещё раз взглянуть тебе в лицо, Луис дель Норте эль Морре и спросить тебя, кто ты такой!»
- К чему столько пафоса, капитан? Вам прекрасно известно, в чём меня обвиняют.
- Знаю, но никак не могу поверить в то, что ты – тот шакал, сгубивший моего лучшего друга! Моего спасителя!
- Ты знал его?
- Ты слышал мои слова.
- Что ж, тогда … горько будет моё признанье. Обвинение правдиво, но я, … поверь, не желал его смерти!
- Вшивый пёс! – взревел я, ослеплённый гневом, выхватывая клинки из ножен. Он в ответ лишь рассмеялся.
- Защищайся, мразь! – взревел я.
- Убьешь меня и … что? Думаешь, это тебе поможет? Ни черта! Только я знаю, где скрыто то сокровище, ради которого ты привёл свой корабль к этим берегам!
Я опустил клинки – мой гнев поутих.
- Так-то лучше, - одобрительно кивнул он.
- Где она? Что ты с ней сделал, поддонок?
- Она в тайном месте. Дорогу туда знаю лишь я. Уведя её из дома, я скрыл её ото всех.
- Что тебе нужно?
- … знаешь, ни один месяц я добивался её расположения, а она … Мерзавка! Она НИКОГО не любила! Хотя, почему же никого? Был в её жизни один, кого она не видела много лет, но так и не смогла забыть его черт… Я разыскал его, надеясь убить, но … нелегко поднимать руку на друга, верно? Хотя у тебя-то хватило мужества предательски выстрелить мне в спину, а … моя рука дрогнула. И тогда я решился – пусть лучше умрёт та, которая стояла между нами… И вот я являюсь в её дом, в уверенности, что покончу с ней, но Ганьетт, бедняга Ганьетт вступается за сестру. Я ранил его смертельно, а её мне удалось похитить и скрыть. Она умрёт вскоре голодной смертью, ибо не сможет выбраться из своей могилы, а мне … не удалось бежать. Теперь же, … я вновь не могу поднять руки на друга …
- Теперь мы враги! Защищайся!..
- Чего же ты хочешь? Убить меня?
- Нет! Я требую Божьего Суда! Защищайся!
- Хорошо. Мы сразимся, но не здесь и не сейчас. Мы сразимся перед лицом той, ради которой всё это затеваем. Пусть она в последний раз увидит тебя! Пусть увидит твою смерть, капитан!
- Согласен. Но смотри, как бы ей не пришлось увидеть ТВОЮ смерть, предатель!
Мы шли сквозь джунгли довольно долго. Солнце закатилось, и наступила ночь. Вскоре вышла луна и при её свете мы продолжили путь. Он оборвался у небольшой скалы, на которой довольно чётко был виден вход в небольшую пещеру. Мой противник ужом скользнул внутрь, оставив при мне своё оружие и камзол. Он вернулся где-то через четверть часа, таща за собой молодую девушку. Я замер… Это была она – Жаннетта… Золотые локоны рассыпались по плечам, лицо испачкано копотью. Она была боса – ноги были изранены о мелкие камешки и порезы кровоточили. Нежные ручки её были грубо связаны за спиной, а лебединую шейку обхватывала верёвка, другой конец которой был в руках Луиса. Стройный стан девушки облегало белоснежное шёлковое платье, ещё больше подчёркивающее её нежность, хрупкость и беззащитность… Но в глазах я не заметил ни капли испуга. Уж скорее ненависть и отвращение к своему конвоиру. В тот миг, когда на увидела меня, на её лице отразилось удивление, сменившееся мольбой о помощи и защите. Луис быстро обвязал конец верёвки вокруг ствола ближайшего дерева и грубо толкнул девушку на траву под ним.
«Смотри! Ну, смотри же, негодяйка! Вот он – тот, кому ты столь бесполезно хранишь верность вот уже ни первый год! И сейчас он сдохнет!» - взревел мой бывший старпом, бросаясь в атаку.
«Да, свершится Суд Божий! Молитесь, Жаннетта и достойный Вас, останется в живых!» - крикнул я, подбадривая девушку.
Луис был сильным, оптным фехтовальщиком и я знал об этом не понаслышке. У него, казалось, не было слабых мест, но это только казалось. Я тоже был не новичком и мало в чём уступал ему, если вообще уступал… Старпом с первых же выпадов начал теснить меня в противоположную от пещеры сторону. Я не сразу разгадал его намерение. А когда разгадал, то ужаснулся. В свете луны был виден обрыв – край глубокого ущелья – куда он явно намеревался столкнуть меня. С помощью нескольких удачных финтов я смог поменяться с ним местами, но вскоре понял, что скорее упаду от усталости, чем смогу теснить его к пропасти, а уж тем более столкнуть вниз. Следовало немедленно придумать новый план! Пока мой мозг усиленно решал эту проблему, Луис, несравненно лучше знавший окрестности, исхитрился уже на новую пакость. Теперь он решил загнать меня на крохотный пятачок в скалах и без проблем прикончить, когда я окончательно вымотаюсь. У меня не было ни единого шанса вывернуться…
Мой мозг лихорадочно искал выход из создавшегося положения, как вдруг сам Господь, устами возлюбленной, подсказал мне его. «Der Sand !» - крикнула она мне на языке, которому меня когда-то обучал Ганьетт, и которого Фаталист точно не знал. И хотя мой противник и не владел этим языком, он понял по тону, что она дала мне подсказку… С яростным рыком, больше похожим на звериный, он бросился в её сторону. Жаннетта судорожно закрылась от него… Этого момента вполне хватило мне для того, чтобы горстью зачерпнуть с земли песка и пыли, бывших здесь в изобилии. А потом я окликнул его, он обернулся, по старой привычке, а я бросил песок ему в лицо. Он на секунду ослеп, но именно этот миг и нужен был мне, чтобы безжалостно проткнуть его насквозь.
Неуклюже взмахнув руками, он захрипел и повалился навзничь на тот самый песок, который принёс ему смерть…
Не обращая более внимания на поверженного врага, я стремглав бросился к своей возлюбленной. Она без чувств лежала под деревом. Негодяй ранил её, но рана была поверхностной, это я определил с первого взгляда. Выхватив из-за отворота сапога кинжал, я торопливо перерезал верёвку на её шее и путы на руках. Затем, с тихим шелестом, вложив в ножны клинки, вытертые об одежду мертвеца, я закутал девушку в свой плащ и, взяв её на руки, торопливо пошёл в сторону города.
Глава 5: « «Жаннетта» »: на борту – в трюме – допрос – подлинная правда – снова Тортуга – бегство –«Жаннетта» – Зверобой – Жан – взрыв – гибель «Жаннетты».
Рассвет забрезжил столь же быстро, сколь быстро угас закат. Оставив Жаннетту на берегу, неподалёку от города, я пробрался к причалу, у которого на волнах всё ещё покачивалась шлюпка с «Жаннетты», в которой мирно посапывал вахтенный. Растолкав несчастного, я привёл шлюпку к тому месту, где оставил свою возлюбленную. Меньше чем через полчаса я поднялся на борт бригантины, держа на руках свою милую. И тут же отдал приказ выбирать якорь, пока ещё прилив не потерял своей силы. Опустив девушку на кровать в своей каюте, я приказал слуге привести врача. Едва док закончил с осмотром и перевязкой раны, он встретил мой встревоженный взгляд. «Девушка потеряла достаточно много крови. Возможно, сказалось и некое сильное потрясение. Ей нужен покой», - последовал ответ.
- Так с ней сё в норме?
- Да, капитан. Её жизнь вне опасности. Ей всего лишь нужно отдохнуть. Да и Вам тоже.
- Да-да, конечно.
Когда доктор ушёл, я опустился на пол, возле её постели и, положив голову на край кровати, забылся глубоким сном, сжимая в своих ладонях её.
Она очнулась почти через сутки. Стояла глубокая ночь, но я не спал, ожидая её пробуждения. Ничто другое не шло мне на ум, кроме мыслей о моём бедном друге и о предателе – старпоме. Но, едва только она шевельнулась, я обратил к ней свой взор. Нежно поцеловав её нежные пальчики, я ласково спросил: «Как Вы чувствуете себя?» «О, Боже! Вы живы. Дорогой мой друг! Мой спаситель! Вы живы!» - её голосок звучал для меня музыкой.
- Вы, в порядке, мадемуазель?
- Да. Благодарю Вас, месье. Но … где мы?
- Не беспокойтесь. Вы на моём корабле. Здесь Вам ничто не угрожает.
- А этот мерзавец? Этот низкий и подлый предатель! Где он?
- Он мёртв, миледи.
- Благодарю Вас, месье. Вы, … вы сделали поистине благое дело. Сожалею, что я не на столь богата, как хотелось бы, но … всё, что принадлежит мне, теперь Ваше, включая и мою жизнь… В знак моей благодарности… Спасибо, что отомстили за смерть того, кто был моей жизнью…
- Мне жаль, что не смог … не успел, спасти моего друга…
- Нет-нет, месье. Это не Ваша вина. Я, … я и только я одна повинна в смерти моего брата, - и слёзы потекли по её щекам.
Я гладил её по волосам, ласково шепча слова утешения. Но вскоре она оттёрла слёзы и вдруг спросила: «Почему Вы потребовали дуэли? Вы … что-то знали?»
- Да. Один из матросов рассказа мне, что... Луис был Вашим двоюродным братом и…
- Вот уж глупость! Кто это сказал Вам подобное?
- Один из моих матросов – Дик.
- Дик? Дик Дауерс?
- Вы его знаете?
- Боже… Неужели он здесь? И Вы … смеете надеяться, что мы в безопасности на этом судне?!
- Что Вам известно?
- Он…
Жаннетта не успела ответить. За дверью послышался топот, громкий стук и требовательное: «Открывайте! Или мы вышибем дверь!» Я метнулся к столу. Схватился за пистолеты. «Дайте и мне пару!» - потребовала она. Я повиновался.
К моменту, когда матросы с грохотом вышибли дверь в мою каюту, мы с Жаннеттой стояли рядом, вооружённые пистолетами и сталью… Но врагов было больше. Как не велика была сила нашего сопротивления, она всё же была сломлена. Я помню только как на меня бросились сразу шестеро дюжих матросов, обезоружили, заломили руки за спину… Увидев, что так же обращаются и с ней, я рванул вперёд и на секунду мне даже удалось освободить руки. Взревев, я бросился на врага, но их было больше и у них было оружие… Получив удар в висок, я на секунду ощутил, как по моему лицу стекает что-то тёплое, но потом наступила тьма…
И снова, как и много раз до этого, кто-то там, наверху, снова решил, что моё время ещё не пришло… Я очнулся от холода и сырости. Сперва я не понял того, где я и что со мной было. Голова раскалывалась, гудела и стреляла одновременно. Левую сторону жгло калёным железом. Потом я почувствовал боль в суставах, а ещё через минуту понял, что я связан и нахожусь в трюме собственного корабля – в карцере… Куда по моему приказу был отправлен Дик. Не смотря на то, что чувствовал я себя паршиво, а голова у меня была разбита в кровь, я не утратил ясности мышления и амнезию, хвала Небесам, тоже не схлопотал. Итак, мне стало ясно, кто тут заговорщик номер один, но отнюдь не ясно, как выбраться отсюда и что творится на палубе, а, главное, что стало с Жаннеттой. Без неё мне больше не нужна была ни моя жизнь, ни моя свобода…
Я попытался пошевелиться, поднялся на колени. В этот момент распахнулась дверь, ведущая в трюм, и вошёл новоявленный капитан. Его сопровождала группа матросов – личная охрана – и молодая леди. Когда он остановился у моей клетки, я узнал его. Конечно же, это был Дик.
- Здравствуй, узник! – надменно произнёс он.
- Здравствуй, матрос! – последовал мой ответ.
- Ха-ха-ха! Теперь уже капитан!
- Для меня ты так и остался матросом – жалкой трюмной крысой. Одним из многих.
- Хм. Забавно, но определение «трюмная крыса» теперь уже больше подходит ТЕБЕ, не замечаешь ли?
- Довольно. Зачем ты здесь?
- Хочу знать, что ты сделал с Луисом!
- Я убил его.
- Ты лжёшь, подлая тварь!
- Совсем наоборот.
- Подонок! Если это так, она поплатится за это! – при этих словах, он схватил Жаннетту за волосы и, рывком запрокинув ей голову, приставил к её горлу нож.
- Нет…
- Ага, боишься! Говори, где Луис!
- Отпусти девушку!
- Говори! Или я зарежу её, как свинью!
- Хорошо-хорошо. Успокойся. Я скажу тебе всё.
- Так – то лучше.
- Спрашивай.
- Во-первых, я хочу знать, где Луис.
- Он в урочище, на Тортуге. Я запер его в пещере.
- Уже лучше. Во-вторых, я знаю, что недавно ты обстроил одно дельце, принесшие тебе немало звонкой монеты. Где деньги?
- Они спрятаны.
- Где? Говори!
- Санто-Доминго. В бочонках, на дне бухты.
- Что-то больно всё просто! А уж не солгал ли ты мне?
- Зачем мне лгать? Я в твоей власти и … она тоже…
- Это верно. Ну, да ладно. Мы ещё поговорим о том, что – правда, а что – ложь, - и он быстро пошёл к выходу, таща её за собой.
- Отпусти девушку! – крикнул я ему вслед.
Он обернулся у порога. Подумал с минуту, а затем оттолкнул Жаннетту от себя со словами: «Заприте шлюху в карцере, до лучших времён!» матросы с гиканьем выполнили его приказ. Едва они вышли, как Жаннетта разрыдалась, уткнувшись мне в плечо.
Когда она немного успокоилась, я произнёс: «Прошу Вас, мадемуазель, попытайтесь освободить меня». Она кивнула, прибавив: «Давайте оставим условности. Для Вас, … для тебя я всегда была просто Жаном, так зачем же сейчас…».
- Хорошо. Зовите меня тогда просто Эммануил. Идёт?
- Идёт.
Отвернувшись, она извлекла из корсета острый кинжал, и уже через мгновенье я был свободен от пут. Растирая затёкшие мышцы, я спросил: «Жан, а Вы, … ты, так и не рассказала мне о Дике. Дике Дауерсе».
«Поверь, это страшный человек», - серьёзно ответила она.
- Вернёмся к нашему прерванному разговору или …
- Вернёмся. Вы должны знать правду.
- О чём?
- Слушайте… Много лет назад, в далёкой Франции, случай свёл троих молодых и предприимчивых людей. Джеймса де Норте, Рудольфа де Ферре и Франка де Влеруа. Вместе они основали крохотную конторку по перевозке чая. И уже вскоре дело стало приносить им немалый доход. У каждого из них была семья, и подрастали дети. У Джеймса – тройняшки – Рудольф, Луис и Селеста. У Рудольфа уже был сын – Ганьетт. В семье де Влеруа ожидали скорого прибавления. И тут случилось несчастье – на очередном корабле, с грузом чая на борту, возвращались домой Джеймс де Норте и его семья. Пираты напали на их караван. Рудольф и жена Джеймса погибли. Луис и Селеста попали в плен, впрочем, как и сам Джеймс. Очень долгое время его друзьям ничего не было известно о его судьбе и судьбах его детей. Долгое время… пока однажды не начали исчезать суда... И не посыпались, как из рога изобилия долги. Де Влеруа был в бешенстве. Он знал, кто чинит преграды, но никак не мог поймать вора. Он один боролся до конца. Наш отец умер от удара через пару лет после моего рождения. И мы называли отцом совсем другого. Наша семья бедствовала. Потом не стало мамы. И нас изгнали из страны. Но однажды мы решили объявить войну нашему общему врагу. После смерти нашего названого отца, мы вступили в права наследства. Кое-как собрав денег, оплатили старый долг нашего отца перед его лучшим другом – Франком де Влеруа – и отбыли в Новый Свет. И ты последовал за нами. Здесь мы нашли новых врагов. Старик Джеймс давно уже сгнил в могиле, но его сын – Луис – и внук – Дик – не успокоились. Однажды мы встретились в порту с Луисом и вот тогда-то он и поклялся отомстить всем нам, убив нас обоих и тебя, мой дорогой Эммануил, тоже, но ни во имя любви ко мне, а во имя жестокой ненависти ко всем нам! А вот теперь он мёртв и Дик, продолжит его дело. Вот увидите.
- Ничего у него не выйдет.
- Он умён и жесток.
- У нас есть иное преимущество, Жан. Правда на нашей стороне. И я обязательно что-нибудь придумаю, но не во имя мести, а во имя любви к Вам, Жаннетта…
А теперь Вам нужно отдохнуть, Вы измучены…
Она положила голову мне на колени и, уже засыпая, тихонько произнесла: «Я тоже всем сердцем люблю Вас, Эммануил!» Эти слова музыкой прозвучали в моей душе и я поклялся самому себе сделать ВСЁ, чтобы спасти жизнь и честь моей богини – Жаннетты де Ферре.
К берегам Тортуги мы причалил глубокой ночью, но об этом я узнал лишь тогда, когда нас с Жаннеттой вытащили на палубу. После кромешной темноты трюма тусклый свет ослепил меня до боли в глазах. Потом я заметил, что на воду уже спущена шлюпка и в ней сидят четверо гребцов. Ко мне подошёл Дик. «Где та пещера, шваль?» - задал он свой вопрос. «Позволь показать», - ответил я глухо.
- Хочешь, чтобы я взял тебя на берег?
- Да, нас обоих!
- Уж не думаете ли вы сбежать?!
- Нет.
- Хорошо. Ты едешь со мной. Девчонку – в мою каюту! Если хоть кто-нибудь коснётся её раньше меня, утоплю, как щенка! Все слышали?
Матросы дружно закивали головами. Меня кто-то довольно грубо толкнул в сторону трапа. Пришлось отправиться на берег без Жаннетты. Но план бегства уже созрел в моём мозгу, и я принялся за воплощение задуманного в жизнь. Конечно, пришлось внести кое-какие поправки, но в целом всё было реально.
Под дулом пистолета, я первым спрыгнул в воду, когда мы причалили, и помог матросам вытащить лодку. «Веди нас!» - приказал мне Дик, обнажая клинок.
«Кто-то должен остаться и приглядеть за лодкой», - промямлил я.
- Кто её тронет?
- Что ж, нет, так нет! Прошу за мной.
- Погоди…
Они отошли в сторонку, держа меня под прицелом, и принялись о чём-то тихо совещаться. В результате их переговоров, двое матросов остались в шлюпке. Дик и двое его «телохранителей» последовали за мной. Я шёл впереди, старательно разбирая дорогу. Вёл ли я их к пещере? Зачем? Ведь Луис всё равно к тому времени уже давно был мёртв, а его косточки обглоданы дочиста плотоядными. Нет, я не стремился к пещере, но как-то само так вышло, что мы вдруг оказались на поляне, возле неё. И я решился использовать это себе во благо.
«Ну, вот, парни, мы и пришли!» - сказал я.
«Отлично!» - кивнул Дик.
- Пошли туда своих парней и пусть они приведут Луиса.
- Нет уж, голубчик, ты и теперь пойдёшь вперёд, как и до этого!
- Тогда пускай твои ребятки отвалят камень у входа.
Я-то отлично знал, что, судя по внешнему виду скалы, недавний сильный ураган согнал вниз немало крупных и мелких камней, но Дик об этом не догадался.
Матросы, повинуясь приказу своего начальника, двинулись к пещере и принялись за огромный валун. Я же тем временем, видя, что Дик на секунду отвлёкся от созерцания моей скромной персоны, решил использовать выпавший мне шанс спастись. Бросившись на новоявленного капитана, я вышиб у него из рук пистолет. Словно ягуар я метнулся в сторону и, ловко совершив фехтовальный пируэт, оказался за спиной у Дика. Тупоголовые матросы, не сумевшие мгновенно уловить смысла изменившейся ситуации, продолжали пальбу, открытую ими ранее, по приказу своего капитана, и…
…я приставил к горлу Дика нож – излишне. Мой противник и пикнуть не успел, как оказался для меня живым щитом. Временно живым, конечно…
Всё было кончено. Матросы отбросили разряженное оружие и выхватили шпаги. Вступать с ними в бессмысленную схватку я не рискнул. Отшвырнув тело Дика, я рванул к краю утёса. Раскинув руки, со словами прощальной молитвы на устах, я бросился в объятия морской стихии…
Вода… Прохладная, оглушающее зовущая давящая, обволакивающая… Вода…
Я не сразу вынырнул на поверхность, оглушённый прыжком с большой высоты. Когда же, наконец, это случилось, я лишь урывком глотнул воздуха, и, снова нырнув, поплыл под водой. За те краткие мгновенья, что я был над поверхностью, я успел мельком оглядеться и заметить невдалеке корабль – мою бригантину. Я плыл к ней.
Озябший, промокший до нитки и взволнованный всем произошедшим, я беззвучно подплыл к судну с кормы. Неслышно взобрался я на борт и только тут, неожиданно для самого себя, вдруг отметил, в каком ужасном, запущенном состоянии находилась моя бригантина. Не было и привычных вахтенных – только с бака доносились пьяные матросские выкрики вперемешку с руганью.
Осторожно, прячась в тени палубных надстроек, добрался я до двери в капитанскую каюту. Тут я столкнулся с рослым негром, некогда прислуживавшим мне. Его звали Зверобой – звериный слуга . Он рухнул на колени и, зарыдав, как ребёнок, молил меня о пощаде. Я приложил палец к губам: «Немедленно, замолчи! Я прощу тебя, но только если ты мне поможешь!» И я объяснил ему, что нужно сделать. Радостно закивав, он сорвал со своей бычьей шеи верёвку с ключом от капитанской каюты и протянул его мне.
Едва он скрылся, я отпер дверь и, чуть склонив голову, вошёл внутрь. Замерев на пороге, я не смел, отвести взора от неё. Она, стоя на коленях, с распущенными волосами, перед образком Девы Марии, молилась при свете сальной свечки. Обернувшись на звук моего голоса, она мигом вскочила на ноги и бросилась мне на шею. Я жадно целовал её, упиваясь мёдом её уст. Но тут раздались голоса, а кроме того мой слух уловил скрип талей – на борт поднимали шлюпку…
Я понял из-за чего начался переполох, а вместе с тем ясно почувствовал, как дрогнула палуба у меня под ногами. Переглянувшись, мы с Жаннеттой, не сговариваясь, бросились к оружию. В мгновенье ока, вооружившись и собрав кое-какое золотишко, мы были готовы к бегству. Далёкий окрик: «Пожар на баке!» застал нас у распахнутого настежь окна.
Взявшись за руки, мы бросились вниз – в распахнутые нам навстречу объятия моря. Едва мы погрузились в воду, как раздался оглушительной силы взрыв и столб пламени взметнулся к чёрным небесам…
«Жаннетта» погибла…
Жаннетта была моей…
Мы сидели на глинистом откосе берега и смотрели на пылавший вдали костёр на воде, … костёр посреди океана…
Заключение:
Я вернулся в милую моему сердцу Францию. Уносясь на борту французского корвета, прочь от американского побережья, я осторожно поглаживал лежавшее в кармане сюртука кольцо, взятое мною из капитанской каюты на «Жаннетте». В моей каюте… Моё кольцо…
И хотя я и был последним в нашем роду, я не выбросил кольца в океан, надеясь на то, что передам его сыну, когда тот родится и вырастет. Глупец! Ведь исполнилось же предание о возвращение потомка де Влеруа в земли Монтесумы. Пора было бы выполнить и вторую часть предания, но я этого не сделал… Наверное, именно поэтому и случилось то, что имело место быть, спустя много лет – последний потомок славного и некогда величественного рода де Влеруа, нашёл своё пристанище вдали от родных берегов – в Новом Свете…
Получив прощение короля (в чём мне немало помогли те самые дублоны, поднятые мною со дна бухты у берегов Эспаньолы), я зажил безбедно со своей красавицей – женой в небольшом городке, у самого берега Атлантического океана, который мне суждено было пересечь дважды в годы моей бурной молодости. Но всего через несколько лет жизнь моя была омрачена великим несчастьем – умерла моя любимая жена, оставив мне малютку – дочку – Жизель. Но я верю, что моя ненаглядная ждёт меня на небесах и рано или поздно, как только судьба моей дочери будет вверена мною в надёжные руки её избранника, мы встретимся с моей Жаннеттой, чтобы уже никогда более не расставаться…
(12.09. 09-10гг.).