8 марта 1988 г.
О цензуре
В любые времена цензура будет запрещать печатать любую несправедливость в общественном строе жизни. И эта несправедливость также будет существовать всегда, сколько бы люди не перестраивали свое общество, потому что сама жизнь – это вечная борьба, борьба добра со злом, и зло будет существовать всегда и всегда с ним надо бороться.
Казалось, вот человечество, долго жаждущее справедливости, наконец, кровавой расплатой, революцией добилось нового уклада жизни. А что произошло в последствии? Народ пролил кровь за торжество справедливости, доверив себя вести по этому пути избранников. А избранники подвели народ. Тщеславие, мания величия и, в то же время, тупое бездумие, бессилие одного человека привели к страшным и обратным последствиям. Избранников повели за собой опять же «сильные мира сего» и народ снова стал их жертвой.
Еще в более страшных оковах прожило наше человечество первую половину семидесятилетия нового строя. И борцы за верный путь строительства этого жизненного пути «пали смертью храбрых» - в Соловках, Гулагах, Бабьих Ярах и им подобных могильниках. О них будут помнить вечно! А литература и искусство настолько были закрепощены, что мало кто сумел вырваться из этих оков к народу с правдой. И все же они были. Много было! Только литература их пришла к нам поздно. Лишь тогда, когда сам народ, возвысившись своей мудростью над злом, стал рвать эти оковы.
Есть, были и будут непреходящие истины. Одна из них та, что рано или поздно правда восторжествует. Стойким борцом за нее может быть только народ. И если, наконец, распахнулось окно правды, то удержать его открытым, предстоит опять же народу.
Если же он снова замолчит, снова будет доверчиво следовать полководцам, его опять уведут в те же дебри, к которым мы пришли до сегодняшнего дня. Выбраться из них еще не так просто – это снова долгий путь. Но каким бы долгим он ни был, его, во чтобы-то ни стало, надо удержать.
А удержать его помогут народу литература и искусства, но при этом все виды искусств, и в первую очередь, литература должны стать предельно свободными и независимыми от государства, как церковь. И тогда, праведники, народные единомышленники и будут представителями народного управления государством, а не кучки избранников. Таков мой тезис сегодня: Полную независимость и свободу искусствам! И будет услышан мой голос всеми, я не сомневаюсь, он будет поддержан и возведен на ранг реального существования, и мог бы стать вечным. Это помогло бы людям во все века вести борьбу, причем не безуспешную, за совершенную жизнь. Но никогда не будет общество совершенным, или приблизительно совершенным и разумным, если хоть на мгновение прекратиться борьба. Эту функцию могут взять на себя только литература и искусства во все века исходящая из народных масс.
И вечно будут нашими современниками борцы за правду, за справедливость, в какие бы времена они не жили. Из века в век они будут проходить по человеческой памяти, как единомышленники.
Перейду к конкретным людям этой борьбы, этого праведного служения народу, цитируя Александра Яшина и других, весомых в литературе писателей. Сам же Александр Яшин, относится к тем же праведникам, притеснявшимся на протяжении всей жизни, не публикуемым, и лишь спустя годы после его смерти мы знакомимся с этим именем и его литературными творениями. Он, как и многие его сверстники не отступился, он просто писал, и оставил нам правду жизни тех лет, о которых мы то и знали, потому что в ней жили, но подробности ее, весь ее масштабный ужас должен был быть записан и оставлен потомкам, что и сделал Александр Яшин. Он увековечил события жизни для нашего понимания, разбирательства, исправления ошибок, т.к. мы можем теперь смотреть на эту жизнь со стороны. В этом еще одна ценность литературы, как ступени движения человечества дальше. Его имя тоже не забудется.
«Все-таки очень трудной и странной бывает порой судьба настоящей поэзии, - пишет Александр Яшин. – История литератур дает немало примеров, подтверждающих это. В разные времена у разных народов, сколько бы не говорилось об индивидуальности подлинно поэтического творчества, о свободе творческих дерзаний, стоило появиться книге, или даже отдельному небольшому произведению, выходящему за рамки утвердившихся литературных канонов и так или иначе возбуждающих умы современников, как немедленно настораживалась литературоведческая законность: ладно ли? Не бунт ли это?
И против нового слова в поэзии, с новым строем мыслей и чувств, пускались в ход монументальные имена классиков, хотя сами-то эти классики в свое время подвергались точно такому же сдерживающему здравомыслящему началу.
Мы уже забываем, что нелегким был путь и Владимира Маяковского, что далеко не всегда терпимо относились к нему ходившие когда-то рядом с ним разные литературные ультрареволюционные догматики и фарисеи, многие из которых ныне клянутся его именем»
«Литературная посредственность, как правило тоскует и жалуется, что нет в наши дни Пушкиных, Гоголей и Салтыковых-Щедриных, а вместе с тем спокойно относится к тому, что для новых, свежих, и возможно, по-своему значительных, но еще не освоенных, неосмысленных литературных явлений по-прежнему существуют всякого рода «вытрезвители» (Ал.Яшин).
«Печальный конец Сергея Есенина, Владимира Маяковского, (Владимира Высоцкого – О.С.), никак не научит «верности и бережливости» к другим. В нашей литературной среде и поныне немало всяких бойких людей, любителей дешевой славы и легких заработков. Они порочат добрые имена перед народом, сбивают неустойчивых с трудного пути бескорыстного и благородного служения поэзии» (Ал.Яшин).
А между тем у нас немало Чеховых и Гоголей, немало Фетов и Тютчевых, а новая поэзия молодых, с новым поистине благозвучным мотивом песен, насущных, бойких, актуальных, воспевающих диалектику природы, философию непоколебимых истин. И они гонимы теми же «фарисеями». Об этом пишет прозаик – историк Юрий Нагибин в статье «Ухабистые пути малой прозы», об этом пишет поэт Николай Старшинов в книге «Дорога к читателю».
Поистине дивуешься жестокости и равнодушию к тем искоркам живых талантов, которые пытаются их тут же потушить.
Я ссылаюсь на высказывания и рассказы весомых людей в литературе, как доказательство посредством тех, кто очевидец и свидетель судеб своих предшественников, современников и коллег.
Приведу пример из рассказа Ю. Нагибина, о никому неизвестной «по призванию божьему» писательницы Людмилы Репиной, потратившей восемь лет на издание маленькой книги. «Ее рассказы, в том числе повесть о деревенской безумной женщине Фетиньке, - как указывает Нагибин, - хорошая, талантливая, самобытная книга. Нужная людям!».
«Ее рассказы не менее трогательны и печальны, как и сама биография писательницы. Да, называют ли ее таковой? А ведь так и должно быть. Только собственный жизненный путь, со всеми его переживаниями, может передать жизненную правду близкую народу, представителем которого и есть писатель, живущий жизнью народа».
Не могу удержаться, чтобы не процитировать все, что пишет о Людмиле Репиной, Ю.Нагибин:
« В крошечной биографической справке (о Людмиле Репиной) на тыльной стороне обложки сказано, что после школы юная сельская жительница работала сборщицей у конвейера механического завода, а потом окончила Литературный институт. Участвовала в семинаре молодых писателей в Софрине.
Какая круглая, совершенная, благополучная биография. Деревенское детство, рабочая юность, выход на прямой литературный путь. Но ничего не сказано, что Людмила Репина годы и годы работала лифтершей, чтобы прокормить себя и дочь, ибо бывший муж и отец оказался, мягко говоря, не слишком «тароват», подружившись с «зеленым змием». Вряд ли кто считает полезным, но малоподвижный и однообразный труд лифтерши, лучшей школой для молодого литератора, но он хоть оставлял время для игры со словом. А вот другие, столь же чуждые творчеству должности, которые по необходимости занимала Репина, и этого не давали…
Да, она была молода, когда написала свою, иудейскую повесть, а потом молодость размыкалась на разных штатных и внештатных должностях, дававших хоть какой-то заработок. А ведь, Людмила Репина – писатель милостью божьей!
Никто не говорит, что начинающим писателям надо стелить пекинские ковры, но стоит ли так долго выдерживать талант? Даже шампанское «Клико», если его передержать, превращается в уксус».
Мне потому хочется, как можно больше уделить внимание подобным явлениям, потому что эти случаи не единичны. Много, очень много талантливых людей ходит по краю Вселенной, очень и очень многим закрыт путь в литературу и, большей частью еще потому, что истинно талантливые люди скромны и не бьют лбами фарисейские двери.
Вот еще пример «о способе расправы с новеллистом» из рассказа Юрия Нагибина.
«Речь пойдет об одаренном и многообещающем Борисе Кравченко – бульдозеристе из Кондопоги. Год за годом он писал совсем маленькие, своеобразные, ни на кого не похожие рассказы, которые тщетно рассылал по журналам, неизменно получая отказы, нередко в весьма резкой форме. Иногда ему советовали заниматься своим делом (как будто он и так, не тряся на бульдозере по восемь часов в день), иногда рекомендовали написать что-нибудь порядочное, ну, хотя бы на один печатный лист.
До предела лаконичные рассказы Б.Кравченко казались ревнителям российской словесности просто не художественными; в иных письмах выражалось искреннее недоумение: как можно такое предлагать в печать? И все-таки нашлись два-три писателя старшего поколения, которые поддержали его. Рассказы кондопогского бульдозериста появились в журналах».
Затем «он стал участником Всесоюзного семинара молодых писателей… В Петрозаводске выходит небольшая книжка его рассказов, на которую откликаются добрыми рецензиями… Он работает еще больше и лучше, издает вторую книгу с лестным предисловием В.Крупина».
Юрию Нагибину «присылают на отзыв из Петрозаводска третий сборник рассказов Кравченко, его рекомендуют в Союз Писателей. Но на приемной комиссии СП РСРСР лента его судьбы стремительно раскручивается назад.
Вся та мрачная чепуха, которая преследовала его столько лет, а потом отвалилась, вновь возникла в первозданной слепоглухоте и задушила Бориса Кравченко. Его лаконичные, художественно целомудренные и глубоко человечные рассказы были беспощадно забракованы. Двери Союза Писателей захлопнулись перед носом кондопогского новеллиста».
Юрий Нагибин опротестовал это решение: «слишком бесхозяйственно отнеслись к представителю редкой и вредной профессии новеллиста, слишком жестоко – к одаренному, хорошему рабочему парню».
Секретариат СП идет навстречу: «пересмотреть вопрос о Кравченко, после выхода новой книги». «Но, едва узнав о провале земляка, Петрозаводское издательство вернуло ему отрецензированную – и весьма положительно – рукопись. Порочный круг замкнулся!»
Таких диких примеров множество. Немало их и в других Союзах писателей, в частности, в Украине. А сколько еще незаурядных, талантливых людей до сих пор не открыто, как Америка до Колумба. Может потому, что их много? Да, много… Но это же замечательно!
Это же народная мудрость, народная сила и, чем больше ее, тем лучше! Но нет же…
А эти люди тем замечательны, что они не бьются лбами об двери, а делают свое скромное дело. Вот только в надежде на что? Наверное, у них своя, мудрая надежда. Надежда на то, что рано или поздно правда и справедливость восторжествует. Может быть! Но больше всего, знаю по собственному опыту, они просто живут творческой жизнью, потому что это их духовная потребность, потому что без боли, переживаний, состраданий они перестали бы быть живыми людьми. Вот на чем держится их творчество, непоколебимое ничем. И я думаю, они правы.
В последние дни февраля восемьдесят восьмого года в Союзе Писателей Украины состоялось заседание комиссии и публичное прослушивание поэтов и прозаиков (далеко не начинающих), которым на протяжении многих лет отказывают в публикации, подобно Б.Кравченко. Эти разные по возрасту люди, от 20 до 40 лет, объединились и стали требовать от СП публичного обсуждения их творчества. В связи с тем, что они объединились в группу, им повесили ярлык, назвав «Неформальное литературное объединение», а еще более конкретно: «Литературные террористы».
Мы шли на это заседание, действительно, ожидая увидеть лобастых баранов, графоманов, требующих публикации. Но как оказалось, среди них почти все были истинно одаренные люди, умные, грамотные, с довольно таки уникальными поэтическими творениями.
Слушая их стихи, публика ликовала, одаривала их аплодисментами. Комиссия зачитала их и неудачные образцы, слабые, неумелые, порой абсурдные. Но это были их давние стихи, они присущи всем начинающим и не начинающим. У всех, даже самых признанных поэтов или прозаиков, есть вещи, которые можно было бы не публиковать. Но, заняв инерцию признательности и славы, им публикуют все подряд.
Но в том-то и состоит лаборатория творчества, что из ста написанных стихотворений отбирается половина, а из этой половины - еще половина. Итак выкристаллизовывается то лучшее, те золотые крупицы, которые дал кропотливый труд.
Считаю, что эти молодые и не молодые авторы очень правы тем, что объединились и пошли на революционное подергивание дверей. Но революционное - публичное, и это самое главное!
Снова процитирую Александра Яшина и тогда провозглашу свой новый тезис.
«Совсем по-новому воспринимает всякое живое слово в литературе сам читающий народ. Да, это он отстоял от всяких административных пут и давно по-своему отредактировал своего любимого поэта Сергея Есенина».
Из всего, хочу не только сделать вывод, но и провозгласить лозунг:
ПРОСЛУШИВАТЬ ВСЕХ ПУБЛИЧНО! За редакторами оставить право их непосредственного предназначения: заниматься редакторской работой - не пропускать безграмотности, не компетентной информации, что зачастую как раз и пропускается редакторами. А право цензуры, право на преемственность, художественность, актуальность и, наконец, талант - предоставить решать народу.
Не однажды мы убедились в самопроизвольном стихийном народном признании и вознесении на ранг певца и служителя народным массам, самим народом. Тому доказательством стал Владимир Высоцкий, а прежде Сергей Есенин, Маяковский, всем теперь известные Анна Ахматова, Марина Цветаева, Белла Ахмадулина, Гумилевы и тот же Борис Кравченко и Людмила Репина. А сколько их еще не разгаданных и не открытых.
Дайте их нам! Публикуйте их, вместо того, чтобы тратить бумагу на тот мусор, который не читается народом и пылится на первых полках книжных магазинов. И лучшим, самым справедливым судьей, отсеивателем золотых зерен искусств, станет сам народ, которым-то он и являлся всегда, но с запоздалостью, потому что от него многое и многое скрывают.
Самым лучшим барометром таланта – есть народ!
А люди никогда не перестанут сочинять стихи и песни!