Без названия

    
                Посвящается сестре С. А.
 
В это утро я проснулась в каком-то странном расположении духа. Пробовала подстегнуть себя конкретными доводами, но тщетно. Погода за окном хоть и была пасмурной, но никак не сочеталась с моими личными обстоятельствами и жаловаться было не на что. Невольно подумалось, что давно не была на родине.
 Чтобы окончательно развеяться я решила прогуляться.
 Слегка морозило. В небе трепетали нервные сполохи, предвещая дождь. Свернуть домой? – колебалась я.  Неожиданно взгляд мой приковал нищий, каких на улицах хоть и не мало,  но этот был особенный.  Совсем еще юноша  (на вид лет пятнадцати - шестнадцати),  худой, бедно одетый, он сидел на земле, скрестив по восточному под себя ноги, качая и баюкая на руках, как мать ребенка, собаку. Прохожие, останавливаясь, перешептывались. Некоторые уходили, погладив шерстку собаки, другие, повздыхав, бросали в бумажную «чашечку» монетки. Бедняга воспринимал все не поднимая головы, покачивая из стороны в сторону пса.
 «Несчастный, – подумала я,  - разве не безумие, что мы смотрим на тебя, как на некое жалкое пугало?"
 - Молодой человек, – наклонилась я к нему, – что с твоей собакой? Она больная?
- Она голодная, – не поднимая головы, прошептал  он, – два дня ничего не ела.
- Не ела? Голодная? –  недоуменно повторила я.  - О, Боже, так ты тоже, наверное, ничего не ел? Я сейчас, сейчас…не уходи, жди меня здесь.
Расталкивая прохожих, я стремительно направилась в продуктовый магазин.
- Здесь все для тебя и твоей собаки, - вернувшись,  приговаривала я, вытаскивая из пакета свертки с едой. – Пожалуйста, поешь. 
  Юноша сгреб все свертки в  пакет и, подперев его к стенке,  прошептал:
- Потом.
- Почему потом? Ешь сейчас, пока все свежее… я старалась…
- И зря, – ехидно пропел над моим ухом мужской голос. - Лучше не вмешивайтесь.
Я успела заметить, как рука незнакомца с огромным золотым перстнем на пальце,  метнула небрежный  жест в сторону нищего.
- А я не вмешиваюсь, - оторопело произнесла я, но тут же воспряв, выпалила: - Ну, конечно, таким как вы никого не жалко.
- А я вам говорю, не вмешивайтесь, – сумрачно повторил  мужчина. –  Ему это не надо.
- Что?! Что ему не надо? Сочувствовать не надо?- вскипела я. – Если мы все  будем так рассуждать, то...
Не желая дослушать, мужчина безразлично пожал плечами и зашагал дальше.
Не выражая ни малейшего интереса к нашей перепалке, бедняга продолжал  укачивать собаку, лизавшую ему пальцы. Она пыталась отыскать его лицо, которое тот прятал, словно стыдясь не только людей, но и пса.
- Какой она породы? – спросила я, желая продолжить разговор.
- Пуми, - последовал еле слышный ответ.
- А где ты живешь?
- Где придется.
- Как, где придется? У тебя нет дома…родителей?
- Я ушел от них.
- Ушел от родителей? Почему?
- Мешал им жить.
-  Может, это твое воображение? Скажи, ты случайно не пьешь? - осторожно спросила я.
- Нет, – покачал он головой.
Наступило молчание, время от времени, прерываемое конвульсивными покашливаниями юноши.
-Да ты, вижу,  болен, -  погладила я его всклокоченную и, вздрагивающую от кашля, голову. -  Наверное, ночуешь на улице?  Да?
  Юноша молчал.
- Жалко парня, - сказал один из прохожих, –  Не иначе как туберкулез.
- Нужен врач, - решительно заявила я. – Ты будешь здесь завтра?
- Н-не  знаю.
- Пожалуйста, будь здесь в это же время. Будешь?
Он молча кивнул. 

По дороге домой я думала лишь о том, как действовать дальше. В душе крепло  стремление защитить, взять под свое крыло этого загнанного зверька, голодного бродягу.  Не скрою, я ощущала в себе нечто вроде гордости, которую,  мысленно обращаясь  к каким-то неизвестным, выражала гневными словами: «я не вы, несчастные уроды, безразличные ко всему, кроме своего личного благополучия»

Вечером я обзвонила все благотворительные приюты для бездомных с просьбой принять несчастного.  Всюду отвечали, что с собакой не принимают. Наконец. я позвонила знакомому врачу. Описав ситуацию, попросила помочь. Условившись, что завтра приведу  к нему, как я выразилась, «моего подопечного» (собственно, с этого времени таким я его и считала), я слегка успокоилась.

Еле теплящаяся заря еще не разогнала ночные сумерки, когда, закупив по дороге всевозможную еду, я отправилась на условленное место.  Но юноши с собакой там не оказалось. Ничего не оставалось, как набраться терпения и ждать. Прошел час, другой - он не появился. Я решила пуститься на поиски, обходя ближайшие улочки и переулки. Нигде ни следа. Что делать? Заболел? Что, если он потерял сознание и скончался на больничной койке? Нет, пока что следует узнать, не видел ли его кто из продавцов магазинов? Наверняка скажут.
- Этот крашенный? – усмехнулся первый же из них. – Нет, пока еще не был.
- Какой такой крашенный? – удивилась я. – Я о нищем мальчике с собакой.
- Знаем его. Бывает здесь. Сидит перед магазином с собакой на руках. Может и был сегодня, да выгнали его.
- Кто его выгнал? Вы?
- Зачем мы? Мы таких не гоним. Их гонят свои, такие же,  как он. У них ведь конкуренция на место. А здесь центр, народ гуляет, особенно иностранцы и если...
   Внезапно осекшись, он головой указал на нищенку- старуху:
 - Может вон та старуха  его и  выгнала.  Видите, с палкой сидит? Этой палкой всех других гонит, чтобы ей одной подавали.
- А почему вы назвали его крашенным? – полюбопытствовала я.
- Да крашенный он, – улыбнулся продавец.– Раньше был черноволосый, а потом перекрасился в блондина. Не заметили?
- Нет.  Но какое это имеет значение, если он нищий и вдобавок  больной?
- Конечно, никакое. Просто  все они со своими штучками, каждый  на свой лад. Кто хромой, кто слепой. Бог им судья, не я. А вы ищите его, ищите, он еще может появиться. Увижу, скажу ему.
  Он бросил на меня исполненный сочувствия взгляд.
- Спасибо, - вздохнула я, решая продолжить поиски.
  Вконец измученная и обессиленная от ноши (сумка с едой), проходя мимо старухи-нищенки, несмотря на всю мою злость на нее, я выложила перед ней содержимое сумки.
- Покорно благодарю, мадам, – хрипло  забормотала старуха. – Да благословит вас Бог, милая дамочка. – Она потянулась, чтобы поцеловать мне руку.
- Нет, не надо, -  смутилась я. -- Ешьте на здоровье.
 Едва прошагав следующую улицу, как  сердце мое внезапно забилось: на террасе кафе вырисовывалась прильнувшая к бару фигура юноши. В модных джинсах и чистой рубашке  он  выглядел вполне прилично.
 "Боже мой, да это же он, он!" - прошептала я про себя.
   Не размышляя, я кинулась на террасу и села  за столик возле двери
  "Нищий  в лохмотьях и этот  независимого вида юноша?  – не верила я своим глазам. -  Не мог же он так преобразиться со вчерашнего дня"? 
 Оказывается, мог.
Почувствовав на себе мой пристальный взгляд, он обернулся. Наши глаза на долю секунды встретились. Отвернувшись, он продолжал пить кофе, как  показалось мне, мило  переговариваясь с девицей за стойкой.
  Подавленная  эмоциями, я смутно понимала происходящее.
- Так вот какой он бравый, голодающий мой "подопечный!" -  подумала я, морщась от привкуса   этой несерьезной формулы.
 В следующую  минуту,  я увидела  его, направлявшегося к выходу.  Не удержавшись, я схватила  его за руку и усадила рядом с собой.
- Неплохо выглядишь, - сказала я. - А где твоя собака?
- Отдал на время другу.
- Такому же нищему, как ты?- не удержалась я.
Он бросил на меня  скорбный взгляд,  настолько скорбный, что я готова была ретироваться. Тем не менее, выдержав небольшую паузу, я решила продолжить разговор:
-  Правду говоря, я искала тебя, чтобы показать знакомому врачу, он...
- Не нужны мне никакие врачи, - прервал он.- Спасибо за хлопоты.
И хотя меня передернуло от слова "хлопоты", я продолжала:
- Мне хотелось, что бы он тебя обследовал и полечил.
- Зачем? - вскинулся он.-  Говорю вам, я вполне здоров.               
- А твой кашель…простуда? - решила я не отступать,  -   Это, что неправда?
  Не отвечая, он встал из-за стола.
- Нет, ты не уйдешь,  – потянула я его за руку. -  пока не расскажешь все о себе, не уйдешь.
- Что рассказывать? Нечего, – глухо пробормотал он.
- Как нечего? А то, что ты нищий… людей за нос водишь? Тебе это что, доставляет удовольствие? Скажи, как это понимать?
- Хорошо, - помявшись, произнес он. - Поймите, людям надо очищаться от греха. Я решил им помочь.
- Что за чепуха!- взорвалась я. - Для этого существуют церкви, куда они ходят….
- Верно, ходят, – прервал он, - ходят и, как солдаты на плацу, выстраиваются для молитвы, а еще деньги суют попам, как взятку Богу.  А мы, нищие,не требуем от людей ничего такого,  а просим по милости души каждого, кто подаст уходит со спокойной совестью. 
- Что за чепуха? Чепуха и бред! – в сердцах воскликнула я.
-  А для меня это спасение.
- Спасение  от чего?
- От мерзких людских дел. Вы видели, как часто здесь проходят демонстрации?  Чего  эти люди  добиваются? Думаете свободы? Они и так сыты ею по горло. Нет, им надо еще что-то  ухапать, урвать для себя, чтобы...-  внезапно он  осекся, тряхнул головой, точно отмахиваясь от каких-то неприятных наваждений, но вновь сосредоточившись,  продолжал: - Только  нищие люди никуда не ломятся, нигде не участвуют, о своих  бедах  не заявляют,  не напоминают о себе даже самому Господу Богу. Разве это не спасение? 
  " Его  куда-то заносит,  или он так шутит?"  -  пыталась я понять.
 - Можешь шутить,  сколько хочешь, -  не без иронии произнесла я,  - но речь идет о тебе. Что будешь делать?  Будешь продолжать нищенствовать?
Он озадаченно нахмурился и после некоторого раздумья, произнес:
- Буду странствовать, хочу обойти пешком милю за милей, даже если на это уйдет вся моя жизнь.
- А по пути попрошайничать?  – не унималась я.
- Лепешку и стакан воды в любой деревне дадут. А больше мне ничего не надо. 
- Я поняла, - решительно объявила я, -  ты играешь. Придумал для себя роль и играешь. Верно?
 Я ждала, что он снова заговорит о церкви, Боге, молитвах, но окинув меня пронзительным взглядом, он сказал:
- А вы... вы не играете?
- Нет, я не играю, - встрепенулась я.
- Что ж, значит, не страдаете. А вот на мою долю выпали страдания. Извините, я пойду,  - пробормотал он, вставая и направляясь к выходу.
Повергнутая в изумление, я тупо глядела ему вслед.

Через неделю в газете, в рубрике "происшествия"  было объявлено о сбежавшем из психиатрической больницы пациенте, сыне известного коммерсанта. 
В заметке был указан диагноз больного (катативная амнезия - если я верно запомнила) и его фотография. Стоит ли говорить, что в ней я узнала своего "подопечного". Разумеется, сообщать о нем я не стала.  "Нет уж, хватит с меня  сюрпризов" - решила я.   

  Но,  увы, самый  неожиданный сюрприз меня ожидал, когда пару дней спустя в одном из кафе я оказалась за одним столиком с человеком, с которым  вступила в перепалку из-за несчастного юноши. Нам не стоило труда узнать друг друга. Улучив удобный момент, я смогла подробно рассказать ему о последующем событии, и выразить свое сожаление в связи с заметкой в газете.
- Все не совсем так, как вам  это представляется, - отрицательно покачал он головой.
- Что вы имеете в виду? - удивилась я.
- Подобных историй не мало, когда человек выдает себя не за того кто он есть.
- Считаете, что он притворяется, все выдумал?
- Скорее, выдумка основана на каких-то реальных фактах его жизни и служит защитной маской от призраков прошлого.
- Каких  призраков? 
- Думаю,  каких-то гнусных дел  или поступков.
- Но, позвольте, какие гнусные дела могут быть у совсем еще юноши?
- Возможно, это не его дела, а кого-то из его близких, отца или матери.
- Его отец коммерсант и если он в чем-то замешен, то причем тут его сын?
- Верно, но не исключено, что то, чем занимается его отец представляется сыну, как он вам выразился,  "мерзким" делом.
- Поэтому он ушел из дому?
- Думаю, что не сам,  не добровольно он попал в психушку.
- Неужели родители? Почему?
- Ну, скажем, были ссоры, драки, все в таком роде, - подумав, он со смешком добавил:- Очевидно, бой для обоих сторон был нелегким.
- Но ведь жизнь, которую он теперь ведет ужасная.
- Согласен. Жизнь его  не завидная, как у всякого, который  страдает будучи не в силах стать хозяином своей  судьбы, а не превращать себя в страдальца,  а по сути дела - в "ничто". - Слегка задумавшись, он продолжил: - Бывает, что  такие "страдальцы" идут на преступление, становятся убийцами, ворами.  Известно ведь, что пароксизм часто приводит к прискорбным обстоятельствам.   
  Повисло  молчание.
- Мне сказали, что он перекрасился в блондина, - проговорила я. - Интересно почему?
- Да потому, что  не хотел, что бы его узнавали. Ему это не надо.
- Кстати, вы и тогда выразились: "ему это не надо". Что вы имели в виду?
- Только то, что хлопоты ваши о нем не только лишние, но и бесполезны. Простите, но поверьте, для него это нежелательное вмешательство в его жизнь. Вот и все!
- Вы врач-психиатр? - недоумевала я.
- Нет. Я всего лишь судья. И кому, как не мне лучше знать  этих фантомасов, с их  изуродованной судьбой.
- Вы им не сочувствуете? Наказываете на  основании заключения психиатра? - спросила я, чувствуя как у меня  защемило сердце. 
- Собственно говоря, - выдавил он кривую улыбку, - я веду процесс, где кроме меня есть прокурор, защитники и присяжные. А он, что бы вы знали, - наставительным голосом произнес он, -  он уже наказан  врачами, вынесшим ему свой вердикт. Это еще одна причина его омраченного будущего.
- Ужасно, - вырвалось у меня. - Ужасно, что вы говорите об этом так спокойно.
- Не берите в голову, - он снисходительно похлопал меня по руке. - Разве у вас нет своих проблем? - обернувшись, он произнес: -   а вот нам уже несут  кофе.  Знаете, здесь лучшее кофе.      
  Я принялась пить кофе, раздумывая о сухости и бессердечии этих людей.
- О чем вы задумались?- прозвучал надо мной голос судьи.
- Сегодня же отыщу его, - выпалила я, глядя на него в упор. -  Сделаю все возможное.  И не говорите мне, что ему это не надо.
Он громко рассмеялся.
- Бросьте, милая, напрасная  это  затея,  - проговорил он, давясь от смеха.
- Вовсе нет, я уверена в своей правоте.
- Интересно, крайне интересно. Значит, вы не верите в психиатрию?
-  Верю только своей интуиции.
 Тут он рассыпался мелким, ядовитым смешком:
-  Ну, ну, что ж, приступайте к своему эксперименту.  У меня вам  неплохое предложение. Сообщите  о своих  результатах в психиатрическую  ассоциацию. Но даю слово,  ничего путного от них не добьетесь.
-  Это почему же?
-  Начнут вам вдалбливать  теорию о существовании еще у древних понятия, так называемое, "Ба" - оболочка сущности человеческого сознания, отвечающей за проявление воли  выбора жизненной позиции. А это, скажут, у  пациента безвозвратно извращено и направлено на то, что мы видим. Короче,  вынесут ему тот же вердикт.
- Ну хорошо, это они, а вы-то, вы, почему вам не помочь таким  беднягам? Где же ваша гуманность? Не думаете, что и на вашей совести лежит их  жизнь?    
- Вам лучше успокоиться и допить свое кофе, - надменно вскинул он голову, вставая из-за стола. - А я пойду, дел много...
  Он дружески  пожал мне руку.
Я потрясенно наблюдала, как шествуя к своему роскошному лимузину, он покачивал головой, словно продолжал наш с ним разговор.
 Какого черта  я потратила время. - злилась я не себя. - Все на ветер!

Стараясь сохранить самообладание, я направилась  в деловую, торговую часть города, преисполненная решимости отыскать того, которого еще утром не думала и не помышляла искать.

- Так вот ты где! -  воскликнула я, едва завидев тщедушную фигурку на корточках. На ладони он держал картинку. Такие же небольшие картинки были разложены перед ним на земле. Рядом, изогнув под себя лапы, мирно спала собака.
- Ах, это опять вы? - поморщился  юноша и лицо его приняло  выражение недовольства.
"Ну и ну! – с досадой подумала я. - Уж я-то ничего подобного не ожидала".
- Хочу помочь тебе, - выпалила я без всяких  околичностей.
- Я не... Обойдусь как-нибудь, - пробурчал он.
И тут на меня накатила волна гнева: «Уж не обязана ли я принести ему извинения за то, что принялась помочь?»
- Почему ты солгал мне? – выпалила я, - все про себя выдумал. Струсил?
Юноша, вне себя от гнева, вскочил:
- Правду?  Что вы знаете о…
- О правде? - перебила я. -  О том, что ты сын известного коммерсанта и сбежал из больницы? - я это уже знаю, и хотела бы … - я осеклась, завидев  перемену в нем. Казалось, он и вовсе усох, лицо его исказилось, дыхание стало частым и прерывистым. Потребовалось несколько минут, чтобы, наконец, он выдохнул:
- Да, это так, - заявил он с твердостью, удивившей меня.
- Так почему же ты нес какую–то чепуху о грехе, совести и все такое?
- Что бы вы оставили меня в покое. С какой стати я обязан был говорить вам правду? - поморщился он.
Мне стало неловко.
 « А ведь и правда, - подумала я, -   по какому праву я берусь осуждать, и требовать у  него откровения?"
- А что это за картинки у тебя? – решила я смириться с неизбежным. – Торгуешь ими?
- Так, за гроши, чтобы прокормить собаку, - пожал он плечами.
- Откуда они у тебя?  -  внимательно вгляделась я в рисунки. - Что это? Базилика? Рыбацкий Бастион? Пляж, люди на пляже, а эта всклоченная, как бы на ветру, прядь волос на лице женщины очень даже неплохо. Кто это рисовал? 
- Сам, – вскинул он голову. - Нравится?
- По-моему, у тебя  здорово получается, – искренне восхитилась я одним из рисунков в пуантилистской манере. – Ты обучался рисованию?
- Нет, не пришлось. - глухо пробормотал он.
По тому, как он ломал пальцы рук, я поняла,  что он хотел было  что-то добавить, но не решился, мрачно уставясь в пространство.
- Знаешь, - осторожно промолвила я, – я сейчас скуплю у тебя все рисунки, но при условии, что мы пойдем в кафе, закажем что-нибудь легенькое и побеседуем. Идет?
- Вряд ли стоит… 
- Пожалуйста! – ободряюще похлопала я его по руке. – Пожалуйста…

  Через полчаса я уже знала, что  мать его была певицей в ресторане. Отец  женился на ней, когда выяснилось, что она забеременела. Он не признавал своего отцовства и ненавидел малыша с самого рождения. Часто избивал его на глазах у матери.
-   Он никогда не называл меня по имени, а только  "беспутный"  Меня охватывал страх при виде его. Он не человек, - дрожащим голосом  он  добавил: -  Настоящий изверг!
    Потухшие глаза юноши были полны боли.
- А что же твоя мать? – спросила я. -  Почему она терпела?
- Хм, терпела! – презрительно скривил он губы. -  Каждый раз, когда он уходил от нее, бросалась за ним, находила и возвращала домой.
- И что же?
- Новые скандалы и все шло по-прежнему, - чуть замявшись, он нерешительно пробормотал: - Не знаю, зачем я все это рассказываю вам?
Это был добрый знак: было похоже, что на этот раз он готов был услышать слова утешения. 
- Бедняжка, - прошептала я. – Все это ужасно.
Наступило тягостное  молчание.
- А как ты оказался в больнице для душевнобольных? -  заговорила я.
- Дал ему стулом по голове так, что он плюхнулся замертво. Жаль,  что не сдох, п зверюга. Оклимался и упек меня,  куда следовало. У него ведь везде  связи, -  заключил он.
- Можешь рассказать, когда и как это произошло?
- Полгода назад. Утром  я пошел в училище. Вернулся домой и увидел, что этот негодяй в саду устроил костер из моих картин, которые готовясь к экзамену, я рисовал весь год. Требовалось сдать не менее пяти работ. Я сделал десять. Он сжег все до единой. Не помня себя, я схватил стул и бухнул его по башке,  пробил ему череп так, что... Пусть, пусть знает, – обессилено выдохнул он.
Мы оба замерли, не сводя друг с друга глаз.
- Что ты собираешься делать? - спросила я.
- Не знаю, - с огромным усилием вымолвил он и это был  искренний ответ.
- Ну, успокойся, успокойся, -повторяла я, так же как он тихим голосом, - ведь  не  ты виноват.
 Я заглянула ему в глаза и мне показалось, что на меня  устремлены  печальные и по- детски беззащитные глаза, напрочь лишенные двусмысленности.
- Как это?  Я же  беспутный... - начал он.
- Забудь. - прервала я его. - ты не беспутный  и ни в чем  не виноват. Виновата пошлая реальность. Но не будем больше об этом.  Сколько ты проучился?
- Я был на первом курсе.
- Ничего, будешь продолжать учиться. Станешь художником. Я займусь этим.
Мгновение он воззрился на меня с недоверием, но потом, усмехнувшись, махнул рукой:
- Не-е,   меня туда уже не примут.  Через чур поздно.  Это невозможно.
- Все возможно. В конце концов, не одно такое заведение. Найдутся другие, подобные. Главное, что бы ты не обманывал меня,  что тебе это надо.  Не обманешь?
И тут я заметила, как издерганные нервы бедняги не выдержали.
- И вы?! – весь затрясся он. -  Черт возьми, мне это... -  недоговорив, он вперился в меня глазами, как бы говоря: " Не мучайте меня".
- Прекрасно! – подхватила я его немой крик. – Я верю тебе.

С этого дня,  не расслабляясь ни на минуту, я обращалась ко всем знакомым и незнакомым с просьбой помочь юноше. Приходилось вновь и вновь  убеждать в необходимости  вытащить беднягу из беды. Одни воспринимали просьбу всерьез, но признавались в бессилии. Другие боялись вмешиваться, как они выражались, в  "щекотливое" дело.  Не забудьте, - говорили они, -  его отец влиятельный человек.
Между тем, я посильно оплачивала расходы юноши на краски, кисти и бумагу, требуя от него лишь настойчивости и неизменного труда. Пришлось также ходить с ним в музеи, на выставки работ  художников. Нужно сказать, что я не раз удивлялась его чутью и тонким замечаниям, отличных от более-менее  профессиональных художников. Но самым удивительным было то, как он менялся у меня на глазах: никакой замкнутости, неловкости. Похоже, он и сам удивлялся той непринужденности, какую испытывал, находясь рядом со мной, по существу чуждой ему женщины,  женщины другого поколения и  даже не соотечественницы.
- Вы так  добры, столько со мной возитесь. Как вы это можете?- спросил он.
  Слегка подумав, я ответила:      
   - Всякий может, если сопереживать.
 
 
    Наконец наступил день, когда нам сообщили, что художественное училище в небольшом городке, в двух с половиной часах езды на поезде, объявляет набор студентов.  Не раздумывая, я отправилась в дорогу с ним и его собакой.
Опуская подробности хлопот и переживаний, вместе с тем, стойкости духа, скажу, что результат превзошел все наши  ожидания: после окончательного тура, в списке принятых, его имя и  фамилия  были первыми. Радость удвоилась, когда удалось получить комнату в общежитии и договориться с комендантом приютить у себя собаку.
Грустным было лишь одно:  мне предстояла поездка на родину.  Что и говорить, что-то теплое и нежное теперь навсегда залегло между нами. Мы оба  прекрасно это понимали.
Прощание было нежным и теплым. Я по-матерински гладила его по щекам, а мое сердце  готово было выскочить из груди, не желая успокаиваться.
- Могу я вас просить еще об одном деле? - неожиданно обратился  он ко мне.
- Разумеется, можешь.
- Позвоните моему отцу. Скажите, что я простил его и мне не надо больше его бояться. Это правда.
- Прекрасно! - обрадовано воскликнуда я. -  Теперь ты сможешь сосредоточиться на том, что тебе по-настоящему "надо".  Я за тебя спокойна.
В ту  минуту я  поняла, что бывают в жизни мгновения, которые искупают годы разочарований и неудач.
Желая ему счастья, я ощущала сама себя счастливой.