Вера К

Скиф Печенежский
1931 год - такой же, как и все. Зима, весна, лето, осень и снова зима. В СССР приняли постановление о полной ликвидации частной торговли и ввели трудовые книжки. В Москве взорвали Храм Христа Спасителя, чтобы расчистить место для строительства Дворца Советов - вавилонской башни увенчанной гигантской фигурой Ленина. В Киеве страшное наводнение, уровень воды в Днепре рекордный - на 8,53 метра выше условного нуля. Совнарком опубликовал новое положение о Главлите, впервые в практике государства была введена одновременно и гласно цензура.

В тот же год простой советский человек, на вид лет 30-ти от роду отправился в фотосалон. Наверное, холостяк. На рубашке хотя присутствуют все пуговицы, но пришиты небрежно, неровно. Поверх ветровка, бесформенная, немного мятая, по моде тридцатых. Фотограф не подсказал, у клиента топорщится карман на груди. Спустя 80 лет эта фотокарточка пылится в моем семейном архиве. Кто этот человек, какое он имеет отношение к моим родственникам, я не знаю. И спросить уже не у кого. Чей он друг, брат, сын, жених, муж, отец?! Кто и почему хранил этот фотодокумент чей-то оброненной жизни?!

Мысли торопились, наскакивали друг на друга, хотелось раскрыть загадку, приоткрыть завесу времени, я перевернул фотокарточку и увидел надпись. Легко было заметить, сделана она не шариковой, а самой настоящей перьевой ручкой, буквенная вязь местами ускользает от глаз, потерта временем. Но смысл восстановить можно.

"Эх! Неужели верно он погиб. Буду ждать пока моя башка слетит с плеч. Вера К"

Здесь и отчаяние, и надежда, и любовь... Надпись - молитва, надпись - разговор с вечностью, с Богом, с любимым и с самой собой. Вера К. держала эту фотографию, как оберег, как линию связи с дорогим ей человеком, обращалась к его образу, чтобы почувствовать его сердцебиение и унестись в далекий 1931 год, увидеть живым мятого и милого, смешного и дорогого...

Строчки перечеркнуты красным химическим карандашом. Как сатисфакция с мучительным ожиданием, поиском, бесконечными запросами и тишиной с той архивной стороны. С пыткой надеждой, которая давала силы и отбирала их, доводя до сумасшествия, вызывала галлюцинации и сны, помогала пересилить боль и доставляла все новые раны. Ничего нет. Кроваво-красная линия поставила точку. Вместо эпитафии другая надпись:

"Фотографировался 1931 года. Ак.В.С. рожденный 1903 г. погиб 1943 г. 14-го марта"

Из окошка почерневшего снимка на меня смотрит 28-ми летний Ак.В.С.,  погибший в свои 40 лет. В тот самый день, когда Красная Армия без больших боев оставила Харьков. Цифры и фотография, достойные надгробия ... вместо надгробия, торжественного своей безмерной печалью неизвестной мне Веры К.