Пакет

Кто встал однажды на этот путь, тот не сойдет с него никогда - так говорил один мой друг, давно сгнивший в могиле. В лихие 90-е мы с ним наломали немало дров, а сейчас, оглядываясь с высоты лет, было непонятно, как нас вообще носила земля.

Угнать машину труда не составило - одно время таким промыслом я зарабатывал себе на хлеб. Не оставлять следов - тоже старая привычка. Я имел дар уносить ноги как раз между тем, как сперва пахнет жареным, а затем на тебе уже горят штаны. Те мои кореша, которые срывались, едва почуяв подвох, или которые, наоборот, упрямо шли к легавым в лапы, либо давно лежали в земле, либо отсидели несколько сроков, спились и опустились, побираясь милостыней у универсамов. А я ушел вовремя. И ушел чистым, с поличным меня не поймали ни разу, хотя принимали частенько.

Я выбрал "жульку"-шестерку серого цвета - такие в темноте и по грязи хуже всего идентифицируются. Пару дней за ней приглядывал, присматривался, все еще решался... Как раз пригодилась старая китайская куртка - из тех, что с одной стороны, скажем, красная, а если вывернуть наизнанку - то синяя. И пошив у нее был как у балахона, сложно запомнить фигуру.

Сердце билось в груди как ненормальное, когда я ехал по ночному городу. Десять лет, как я завязал, а тут сорвался сам по себе, и главное - ради чего?..



Я познакомился с Лерой еще в бытность свою студентом (отучился я, правда, всего месяц или два). Она тогда была вся такая воздушная, наивная, романтичная, да и время-то было - закат Советов: еще не свобода, но уже и не заточение. Мы смело делали широкие шаги в светлое будущее, с трудом представляя себе, что будет завтра. Знаю, она вышла замуж, потом развелась. Уезжала куда-то на несколько лет, а потом вернулась под крыло родителей. Имея высшее образование работала секретарем и уборщицей, перебивалась как могла, растила сына, но оставалась честной.
Я же в то время пил, гопничал, крышевал, потом занялся было рэкетом, но мы быстро спалились - пришлось хорониться. Потом опять по новой - честно жить и работать не хотелось, а вариантов разбогатеть за чужой счет было навалом. Впрочем, их и сейчас не меньше, но действовать открыто мы тогда не боялись.

А вот Олежек был не из таких. Особым умом никогда не отличался, но был цепок и хитер, ловко умел подставить других, а сам выходил сухим из воды. Он, в отличие от меня, вырос на квартале, боевая закалка была получше моей, но стоило нашим компаниям где-то пересечься, то бились не жизнь, а на смерть, нередко с использованием ножей или чего потяжелее да поэффективнее. Пару пацанов после таких встреч в неотложке так и не откачали...

Я знаю, что Олег остался по ту сторону закона. Была у него сначала своя фирма, но ума не хватило, и он сгорел. Пару лет покрышевал, опять что-то замутил, но снова прогорел. Как-то умудрился куда-то устроиться работать на неплохое место - в какую-то госконтору, точно не помню, но помню, что его оттуда попросили. Кореша ему помогли, и вот за несколько лет он стал генеральным директором крупной строительной компании. Гляжу - заимел крутую машину, дом отгрохал посреди города, пару магазинчиков построил и живет себе, гад, жизни радуется. Были у него и наверху связи, с кем - не буду болтать, точно не знаю, но суть не в этом.

Суть в том, что подкопаться под него было невозможно - он откупился бы от любого самого гуманного суда. Давить на него - у меня не хватило бы сил, а охрана его была из тех придурков, которых мы в свое время палками до полусмерти забивали, едва в своем районе встречали. Тупые, но упрямые. Да и связи-то мои стали если не сказать, что хилые, но хиленькие - это точно.

А подкопать под него мне вдруг понадобилось позарез.



Я вырулил на проспект, бодро подоткнул движку четвертую передачу и покатился себе по ночному городу. И как назло - патруль стоит у обочины, таксистов тормозит. Сворачивать некуда, развернуться - спалят. Шапку на глаза надвинул - если что, дворами уйду. Инспектор глянул на меня еще, рукой даже повел, будто взмахнуть хотел своей полосатой палочкой, но передумал. Это хорошо, ориентировка, значит, еще не прошла.

Я закурил, заметив, как трясутся руки. Помотал головой, подкатился к перекрестку и рассмеялся - что делают десять лет нормальной, обычной человеческой жизни с людьми, которые привыкли жить совсем по-иному. Угонял машины десятками, а тут вдруг - испугался? Переволновался?

Я резко перестал смеяться. Загорелся зеленый, я поехал. Докурил, выбросил сигарету.

Я никогда раньше не делал того, что собирался сделать. Я никогда целенаправленно не убивал человека.



Тогда, когда я встретил Леру, я был попросту гопником. Молодым, осиротевшим, обозленным на систему, не признающим власть и общепринятые нормы поведения. Ночами по подворотням я в компании сначала более старших ребят, а потом и своих пацанов искал интеллигентов или попросту пьяных. Мы никогда не нападали на женщин, стариков и детей, мы не носили с собой ни финок, ни заточек, мы не любили кровь. Однако, рукоприкладство для нас было привычным делом. Мы не боялись никого - разве что студентов физмата, те на удивление были поголовно комсомольцами, спортсменами и бегали очень быстро. Просто догоняли и толпой били по морде. Не сильно, правда, но ощутимо. Ментов тоже не боялись, те почему-то бегали довольно медленно, и уйти дворами или даже дать силовой отпор, если на нашей стороне было преимущество в числе, не было для нас сложной задачей. Так и жили.

Лера была божественна. Никто из наших не стал мне перечить, когда я сказал, что она будет моей. Моей она так и не стала; потом, со временем, я понял, что в этом исключительно моя вина. Но расстаться с тем стилем жизни, который вел, я тогда не мог.

И тут появился Олежек. Молодой борзый "фраерок", как его все звали. Его никто не любил, его или боялись, или попросту очень боялись. Он не брезговал пырнуть кого-нибудь под ребра заточкой в темноте подъездов, чтоб без шума и пыли обчистить карманы. Как не попался? Не знаю, смутное было время. Спелся с ворами и стал настоящим уголовником, по сравнению с которым мы были детишками, играющимися в своей песочнице. Все, что нам тогда удалось - отстоять самих себя и малый кусок своего района. Сразу в наших карманах поселились ножи, мощные рогатки, а у кого-то и стволы. Была речь Ельцина с танка, референдумы, как в тумане - обстрел Дома правительства, какие-то ваучеры, национализация. Леры несколько лет не было в городе. Я перерос из бомбилы в рэкетиры, купил себе джип, заключил несколько негласных сделок с более сильными группировками - нашел свое место под солнцем, короче. Жил как жил: пил, гулял, веселился, сам в налетах почти не участвовал, только управлял. Для вконец обессилевших ментов я был недосягаем.

Громыхнула война в Чечне, потом какие-то реформы, куда-то исчезли с экранов телевизоров отъевшиеся морды гайдаров и чубайсов, и вдруг все повернулось с ног на голову. Нас стали травить менты, пацаны один за другим пропадали, а наши "подопечные" без зазрения совести сдавали нас правосудию в руки. Я почуял неладное, бросил все и схоронился, да так, что повязали почти всех моих, а мне, хоть и я провел в изоляторе два месяца, так ничего пришить и не смогли. Остаток денег отдал тем из наших, кто меня не сдал, но кто сам отмазаться не смог. Начал жизнь с нуля. Было тяжело, иногда вечерами, напившись от отчаяния, я брал с любой помойки палку, заходил в подъезды с мыслью раскрошить череп первому, кто войдет, и стоял там часами. Люди заходили и выходили, а я стоял в углу, сжимая в руке оружие, и боролся с собой. Тяжелее времени у меня не было. Я сломал сам себя. Я смог завязать.



Я повернул за угол. Время выверено по секундам - по средам он возвращается откуда-то между одиннадцатью и одиннадцатью пятнадцать каждый вечер. Сам за рулем своего джипа. Открывает ворота, заезжает, и все, в другие дни логики во времени не было. Я следил два месяца, собрал немало информации. Ворота открываются брелоком, частота 370 МГц; над воротами камера, но на мое счастье довольно дешевая.

Жена моя начинала о чем-то догадываться. Не мог я больше ждать, а так, конечно, можно было сделать вообще все тихо и аккуратно, и сошло бы даже за несчастный случай, но настолько рисковать я не мог. Пришлось импровизировать.

Одного хорошего знакомого, которого я в свое время пристроил после зоны, я попросил сделать глушитель радиосигнала. Он не стал долго думать и сделал широкополосной глушитель, который гасил и сигнал мобильника, и брелоки автосигнализаций, и вообще почти всю радиоаппаратуру в радиусе от двух до пятнадцати метров - в зависимости от заряда батареи.

У другого знакомого забрал старую двустволку. Пил с ним три дня, напоил его до такой степени, что тот вообще забыл, что у него было, а чего не было. Очень сложно было самому удержаться на краю запоя, года-то свое все равно берут. От пьянки потом отходил две недели, но это так, детали.

Из ружья сделал обрез. Затер на наждаке номера, выбрал четыре патрона с мелкой дробью и зарядил их обрезками мелких гвоздей. Решил, что больше мне и не понадобится, а дробь выкинул, так как хотелось мне, чтоб помучился этот гад перед смертью. С собой взял также длинный самодельный нож, такие раньше мы изготавливали от нечего делать из полотен для ножовок, затачивая их каждый по-своему. Купил на рынке самые дешевые кроссовки на три размера меньше, научился в них бегать некоторое время до того, как лодыжки начинало сводить судорогами. Купил самый мощный налобный фонарь, какой только смог найти. Пневматический пятизарядный самострел с примитивной оптикой сделал сам, навострился из него сбивать уличные фонари.

На работе сказал, что поехал домой; дома - что поехал на работу. Я даже завел любовницу, по плану я все должен был спихнуть на нее. Разыграл спектакль с десятью героями в одну харю. Было очень много "если", но я надеялся, что проскочу, все-таки фортило мне по жизни всегда. А нет, так нет - живым не возьмут, это была по сути единственная вещь, в которой я был уверен.

Его джип, на мгновение ослепив ксеноновыми фарами, повернул передо мной; я пропустил его вперед и пристроился сзади. Есть у Олежека чутье, или он все потерял за эти года? Я перестал дышать, как мне показалось, на эти несколько десятков секунд, хотя на самом деле прошло минуты три или пять.

Я плотнее затянул ремень безопасности и остановил машину, выжав сцепление. Олежек подкатил к воротам, я щелкнул выключателем глушителя. Мой дружок не подкачал - ворота не среагировали. Олежек открыл дверь, собираясь выйти из машины. Через приоткрытое окно я метким выстрелом из воздушки заставил потухнуть единственный уличный фонарь, и тьма незамедлительно опустилась на кусок улицы. Затем я надвинул на лицо прозрачную пластиковую строительную маску и резко бросил сцепление, выжав акселератор. "Жулька" буксанула, но, слава богу, не заглохла - за десять метров я разогнался довольно серьезно. Мелькнуло в лучах фар перекошенное лицо Олежека. А взял бы он себе праворукую машину, и моя задача значительно бы усложнилась...



Я встретился с Лерой пару лет назад. Одинокая, преуспевающая женщина с сыном лет пятнадцати. А я уже с сединой на висках, прихрамывающий на одну ногу, с дурацким шрамом на шее и нелюбимой и нелюбящей семьей...

В кредит купила себе машину, "Эскудо", кажется, не суть важно. Я увидел ее на заправке, и аж в груди что-то защемило. Стоял в очереди за две машины и смотрел, как она заправляется. Сын, сбегавший в кассу, взял у нее пистолет, а она заглянула в бак, потом посмотрела на сына и поцеловала его в щеку. Тот, как все пятнадцатилетние отпрыски, скорчил какую-то гримасу, но видно было, что он лукавит. Новая, первая машина, сразу заметно, ее даже заправляют по-другому, не как если ты весь день крутишься в такси и заправка для тебя - лишь неприятная, но необходимая процедура. Лера была довольна жизнью, я сделал тогда почему-то именно такой вывод. Значит, замуж больше не вышла. И мужчины у нее, скорее всего, нет, она отдает всю себя сыну. Да, мы, мужики, на такое не способны...

Запомнив номер машины, я через знакомых пробил адрес и номер телефона. Позвонил как-то вечерком, отшутился насчет того, что работаю в ФСБ и знаю все номера телефонов. Мы поболтали с полчаса, попрощались, положили трубки, но ночь я так и пролежал без сна, все вспоминая ее на заправке. Такую повзрослевшую, такую изменившуюся. Такую, совсем другую, но, тем не менее, все еще любимую...

А чуть позже от кое-каких своих знакомых я узнал, что она частный предприниматель, что у нее какие-то проблемы с долгами, и что Олежек в этом всем замешан. Пришлось идти с Лерой на личный контакт... Согласилась она неохотно, но согласилась, а это было самое сложное. Далее, в личной беседе где-нибудь в серьезном кафе или ресторане выудить из нее всю нужную мне информацию не составит особого труда. Впрочем, она как-то и не скрывала. Вместо ссуды в банке взяла денег у Олежека, причем денег немало. Дело не заладилось, прибыли сразу не хватило, а Олежек дал отсрочку, но с одним условием: что она ему отдастся целиком и полностью, да еще к тому же сыну скажет, что это он, Олежек, его отец. Сроки поджимали. Денег взять было неоткуда.

А с Олежеком я ее в свое время сам и познакомил, когда мы с ним еще в хороших отношениях были...

Признаться честно, я был потрясен. Такого в реальной жизни не бывает, или Олежек совсем с ума сошел? Я отвез потом порядком пьяную Леру домой, вручил сыну в руки, а на пути к себе у меня в голове созрел план. Сначала, конечно, нужно было все досконально проверить. Косвенно все было так, в налоговой декларации откуда-то взялась сумма денег, которая, якобы, была занята у родственников, дело худо-бедно, но процветало. И не было официальных займов. Не подкопаешься...

Тогда я, не став долго думать, поехал к Олежеку и все выяснил с глазу, так сказать, на глаз, хотя стоило это мне немалых усилий. Сомнения в том, что в Олежеке не осталось еще хоть чуть-чуть здравого смысла, отпали. Да, странные и страшные все-таки вещи делают деньги и власть с людьми.



Он успел захлопнуть дверь и отпрыгнуть на пассажирское сиденье. При ударе капот "Жульки" пошел волнами, брызнул антифриз, двигатель сразу встал. Я выскочил и запрыгнул на машину, на бегу включая налобный фонарь и доставая обрез. Олежек как раз поднялся, прижимая руку к окровавленному лбу. Он заметил меня, отпрянул, я коротко нажал на один спусковой крючок, потом, прицелившись ниже, на другой. Выбросил прочь дымящийся обрез, обошел джип и открыл пассажирскую дверь. Олежек лежал на сиденьи, пуская кровавые пузыри пробитым горлом, и сучил руками, пытаясь ухватиться за руль. Я снял с головы фонарь, направил его себе на лицо и схватил Олежека за волосы. Он уставился на меня полными ужаса глазами.
- За все нам, друг мой, воздается по заслугам. - Сказал я, захлебываясь адреналином, и ножом наотмашь перерубил Олежеку сонные артерии.

Пропитанную кровью одежду и все мои приспособления я сложил в пакет, спрятавшись под одним из домов *). Там же, из заранее подготовленного тайника, достал чистую одежду. Тщательно вытер влажными салфетками лицо и руки. Залил пакет бензином, бросил в ближайший мусорный бак и поджег, причем так, чтоб огонь вспыхнул через некоторое время - старая уловка с сигаретой и спичками была безотказна. А еще в пакете была полупустая жестяная банка из-под кофе с тем же бензином, плотно закрытая. Легкий ее хлопок я услышал уже отойдя за два или три дома. Ушел дворами. Купил в каком-то ларьке бутылку пива, залпом выпил. Прохладная осенняя ночь опьяняла черным небом, белыми звездами и недвижимым воздухом. В какой-то момент мне даже показалось, что я не в городе, а посреди леса, где тихо, спокойно и никого нет...

Купил вторую бутылку, тоже залпом осушил и стал голосовать. Мимо пролетел наряд ППС с мигалками, вслед за ними - "Скорая". Я ухмыльнулся. Колени дрожали так, что я, наверно, выплясывал твист. Сердце готово было выскочить из груди. Я вернулся к ларьку и купил третью бутылку. Только после нее мне немного полегчало.
- В центр. - Бросил я водителю остановившейся машины, заваливаясь на заднее сиденье.
- Куда в центр? - Буркнул таксист. Пришлось назвать адрес. В тепле салона меня немного развело, и опьянение стало куда приятнее и ощутимее. Захотелось спать. Дыхание все еще сбивалось.

Как она теперь будет жить?
Как я теперь буду жить?

Одно я знал наверняка - Олежек жить уже не будет. А правильно я поступил или нет - на то Бог мне судья. И тогда, полулежа на заднем сиденье, полупьяный, на половину успокоившийся, я вдруг подумал, что если меня повяжут, то пусть повяжут - ведь только Бог мне судья.

За окном проносились горящие искусственным электрическим светом яркие вывески, почти сбросившие листву тальники и березы, окна квартир, в которых живут люди. Какие-то машины, обгоняемые таксистом. Город шумел.

Перед тем, как зайти домой, купил еще бутылку пива, но выпил ее уже не спеша, сидя на подъезде. Таких людей, как Олежек, не должна земля носить. А я - что я, мессия? Я несу справедливость в этот мир? Я решаю, кому жить, а кому нет? Не с того начал, сам натворил таких делов, что поздно голову пеплом посыпать. Земля и меня не должна носить. "Дорожка в ад у нас с тобой выстлана красным ковром" - Как-то пошутил один мой друг, которого менты при взятии до смерти запинали. Дурак был, лежал бы себе смирно, уже отсидел бы, вышел, сына, возможно, воспитывал бы, а он выкрутиться пытался... Поделом ему, бандиту, рэкетиру, грабителю? Не мне решать. Замкнутый круг получается: я своих корешей оправдываю, а тут сам убил человека. И тут же вслед мысль - Олежек-то совсем другой сволочью был...

Я вздохнул. Задрал голову к небу. Сверху вниз, слегка покручиваясь, падали снежинки первого снега. Я подумал тогда еще, что слишком рано для снега, но продолжать мысль стало лень. Я просто сидел, запрокинув голову, и смотрел, смотрел, смотрел в темное небо. А потом вспомнил, что забыл в угнанной машине цветастый пакет, который мне дали в магазине вместе с налобным фонарем. А в нем чек. Я усмехнулся, затянулся сигаретой, выпустил дым в лениво застывший воздух.
Все-таки годы берут свое.


*) В районах вечной мерзлоты дома строятся на сваях, и цокольный этаж поднят над уровнем земли на метр-полтора. Под ним можно свободно перемещаться.