Не один дома. Гл. 7

Мало того, что Виктор и Жанна лежали, как две сельди спецпосола в жестяной банке. Мало того, что разбудил их окрик: «Всем оставаться на своих местах!» А куда они могли сорваться? При всём желании. Хотя, если честно сказать, от таких криков бежать никуда и не хотелось. Появилось обоюдное желание. Но не того, ради чего они тут теснились, а желание стать маленькими, незаметными, лучше всего – растворимыми, чтобы стечь со струёй воды через сливное отверстие.

Мало того, так ещё и прямо на них смотрели три глаза. Два – в прорезях тёмной маски, закрывающей всю голову, а третий являлся чёрной дырочкой, из которой иногда в непослушных злодеев вылетают пульки пистолета.

Виктор и Жанна оказались злодеями послушными. Они быстро, хоть и не без проблем, оделись. Руки-то дрожали, от неожиданности, недосыпу и с перепою. А про чай с кофе даже и не заикнулись. Ни в гостях, ни в дребезжащем «козелке», ни потом, в отделении милиции.

И наручники вполне симпатичными показались. Блестящими такими, совсем не тесными.

Вполне так приемлемо вели себя музыканты. Может, опыт какой был или знания теоретические. Этот вопрос остался невыясненным.

А вот Дубовик плакал. Тихо, безнадёжно, будто с чем-то или кем-то прощаясь.

Полина Моисеевна, чтобы не выдать себя криком: «Игорь, так надо! Потерпи немного!», открыв дверь милиционерам, спряталась в своей комнате и не высовывалась, пока их командир перед уходом не постучал к ней и не сообщил о завершении самой тихой в их практике операции.

*** 

У музыкантов даже не возник вопрос, чего это их привезли через весь город в отделение милиции совершенно другого района.

Да и какие могут быть вопросы, когда тебе орут, стуча по столу: «Вопросы здесь задаю я!». То есть кричит майор милиции Анатолий Анатольевич.

Захваченных распихали по разным камерам, а допрос начали с Игорька.

– Что, Игорь Сергеевич? – возмущённо крикнул майор. – Притон в центре колыбели трёх революций устроили? Мало того, что сами тунеядничаете, так ещё группу антисоциальных элементов пригрели? Поите их, кров предоставляете! А поёте что? Вот, у меня записано: «Семен, засунь ей под ребро!» Или: «В нашей синагоге лучший отходняк!» А это вообще переходит любые границы дозволенного: «Гоп, стоп, мы подошли из-за угла». К кому это вы подошли из-за угла? А? Это же явное признание в содеянном. Да мы на вас, Дубовик, три нераскрытых ограбления повесим с применением холодного оружия! Плюс к тунеядству и организации преступной группы. Уведите задержанного, сержант.

Уводить, то есть уносить, Игорька пришлось вдвоём. Его тащили под руки, потому что с перепуга ноги перестали слушаться владельца и волочились по полу.

*** 

Второй была вызвана Жанна.

Анатолий Анатольевич пообедал и был гораздо добродушней.

– Жанна Юрьевна Миролюбова, по кличке Золотистая? – уточнил майор. – Такая приличная фамилия, и такое! И чего вам в квартире с мужем не сидится, золотая вы моя?

– У нас такая разница в годах, – вздохнула певица, – что между нами три поколения помещается. Мой Ананий Ионыч от своих книг отрывается только, когда ему утку подносят. И не в яблоках, а в белой эмали.

– Чего ж замуж выходили? – ухмыльнулся Анатолий Анатольевич.

– Ответить или сами знаете? – хмыкнула Жанна. – Он и не помнит уже, на ком женат. Я ему няньку наняла. Так профессор последний год, по-моему, думает, что эта добрая женщина шестидесяти лет и есть его супруга. А чего? Она кормит, поит, моет, переодевает. Что ещё нужно? А я прихожу и ухожу, когда хочу. И ночую, где хочу. Кому и какое дело?

– Не боитесь, что мы просветим вашего старичка? – ухмыльнулся майор. – А главное, выпишем за тунеядство и асоциальное поведение из города. За сто первый километр петь свою похабщину поедете. А перед этим для начала пятнадцать суток отсидите. Вы ж ночуете, где хотите? Значит, муженёк даже испугаться не успеет.

– Да что я сделала? – воскликнула Жанна. – Мало ли замужних женщин любовников имеют!

– Неудачное место для своих свиданий вы выбрали, – помрачнел майор. – Очень неудачное. Хорошо, что вообще живы остались. Пообещайте мне больше никогда не посещать эту квартиру, и я забуду о вас навсегда.

– Почему же? – игриво промурлыкала певица. – Такой приятный спортивный мужчина – и навсегда. Как-то безнадёжно прозвучало.

– Мадам Миролюбова! – гаркнул майор. – Подумайте о том, что я вам сказал. Увести, сержант. И давай третьего, пока зуд не прошёл.

***

– А вот и паровоз наш! – обрадовано крикнул Анатолий Анатольевич, увидев заросшего щетиной, плохо соображающего Виктора. Тот немного прикемарил на скамейке и был грубо разбужен ударом приклада в ребро.

«Наш паровоз вперёд летит», – мелькнуло в голове у гитариста. Проклятая музыкальность. В экстремальной ситуации у него в голове почти каждое услышанное слово тут же превращалось в строку из песни. Как защитная реакция.

– Такие, как ты, Короедов, у нас сидят, не вылезают!

«Сидят девчонки, сидят в сторонке. Или стоят? Какая, на фиг, разница?»

– Прописан ты, Короедов, – продолжал майор, – в Гатчинском районе, в деревне Никольское. Что ж тебе там не живётся?

«Там, за поворотом. Там, там, тарам, там, там».

– Что ты бормочешь? – вспылил Анатолий Анатольевич. – Я к тебе обращаюсь или к кому? Слышишь меня? Повеселился и будя!

– Как теперь, – вдруг вслух запел Виктор, – не веселиться, не грустить от разных бед!

– Ты не дуркуй, Короедов! – майор ударил кулаком по столу. – Певец угнетённых народов! Будешь в тюремной художественной самодеятельности участвовать. Солистом. А если плохо себя поведёшь, то и солисткой.

– Дети разных народов, – вполне мелодично пробубнил музыкант. – Можно мне в камеру? Я спать хочу.

– И даже узнать не хочешь, за что задержан? – поразился Анатолий Анатольевич.

– Так если надо, и сами скажете, – зевнул Виктор. – Я за собой вины никакой серьёзной не знаю. А за эти мелочи больше пятнадцати суток не получу. Хоть на электричку тратиться не придётся. И на питание.

– Точно, паровозом у меня пойдёшь, – погрозил музыканту пальцем майор. – Умный слишком. Я тебе, Короедов, только несколько слов скажу. Статья твоя зависит сейчас не от твоих бывших проступков, а от моего нынешнего настроения. Это раз. Коль сюда попал, значит, уже виноват. И уж будь спокоен, уголовный кодекс большой, мы тебе что-нибудь подберём. Это два. И три. Забудь про Дубовика и его квартиру. Тогда про первое и второе и мне вспоминать не придётся.

– А что, товарищ майор, – сменил настроение гитарист, – там ваша явочная хата? Или секретный объект? Всё, молчу. Понял, не моё дело. Сами хотите там ночевать? Но у кого? Неужели у старушки неоднозначной национальности? Все остальные, вроде, заняты. Клянусь одноэтажным деревянным родовым гнездом в Никольском! Порог больше не переступлю этого проклятого дома! Даже в подъезд не войду. Да вообще и переулок ихний обходить буду десятой дорогой! Эх, дороги! Пыль да туман!

– Но пятнадцать суток, Короедов, ты у меня всё равно отсидишь! – ухмыльнулся майор. – Для закрепления результата. Посмотрим, что ты потом запоёшь.

– Вы слыхали, как поют дрозды…


(продолжение следует)