ДОМ НА ПЕСКЕ (роман-хроника). Часть вторая.
18. Братья совет держат
Как-то в морозы (на дворе уже стоял декабрь) Иван Орлов, возвращаясь из дальней волости в стан, по пути заехал к матери.
Было воскресенье. Все домашние обрадовались Ивану. За последний год он редко навещал их.
Когда Иван разделся, все увидели, что он раздобрел и стал представительным. Причесав перед зеркалом волосы, Иван подошел к русской печке и приложил к кирпичам озябшие ладони.
Андрей тут же послал за братьями — Варлаамом и Егором.
— Я слышал, у вас большое несчастье, — сказал Иван. — Град все побил. Нисколько не собрали?
— Пудов тридцать намолотили. А сеяли больше шестидесяти. Вот и считай, в каком барыше мы остались.
— Плохие дела.
— Хуже некуда.
— Пострадали вы одни или еще кто?
— Дворов двадцать таких, как мы. Он, паразит, узкими полосами шел. У одних побил, у других — нет. У Семеновых, например, выбил, а правее, у Пряхиных и Рябовых, — целехонькие посевы. Ни былинки не затронуло.
— Это господь бог наказывает нас. За грехи, — вставила Авдотья Андреевна.
Она принесла на большой сковороде яичницу-глазунью, поджаренную на свином сале. Христинка собирала на стол.
— Господь бог тут ни при чем, мамка, — возразил Андрей.— Просто случай вышел — и все. Вон Денис Григорич Голощапов день и ночь богу молится, кажется, заслужил божью милость, а у него тоже все повыхлестало.
— Значит, не заслужил.
Явился Егор, а старший брат был занят на мельнице. Хозяин попросил его поработать воскресенье.
Увидев Ивана, Егор, широко раскинув руки, пошел ему навстречу. Когда поздоровались, он поставил на стол бутылку:
— Не лишняя будет.
И захохотал.
Забыв помолиться, братья сели за стол. Мать заметила это и вернулась от порога.
— С тобой, мамка, трудно говорить, — наливая в рюмки вина, не удержался Андрей.
— А мне с вами еще труднее. За стол вот садитесь, а лбов своих не перекрестили. Как это называется?
Сыновья молчали. А Егор вступился за братьев:
— Мамка, они еще не успели руку поднять, а ты уже их укоряешь: «Лоб не крестите!» Да мы все понимаем. Чай, не басурмане какие.
Братья поспешно перекрестились.
Продолжая начатый разговор, Иван обратился к Андрею:
— Ну, и как вы теперь?
— Выкручиваемся. Уже корову одну со двора согнали.
— А вот мне и продавать нечего, — засмеялся Егор.
Андрей и Иван переглянулись. Смех брата им не нравился.
В нем чувствовалось какое-то легкое, беззаботное отношение к жизни. Егор уже смирился со своей нуждой: «Мне теперя все равно: хоть сегодня, хоть завтра помирать». Его отругали за такое упадничество. Но он только махнул рукой.
— Я хотел этим летом избу ставить. Уже саману налепил. А как град побил посевы — и руки опустились.
Иван с осуждением взглянул на него.
— Напрасно духом падаешь. Родился — живи. Цепляйся за жизнь, как клещ. Рви зубами, где возможно.
— Он у нас трус, — заметил Андрей.— Как трудности, сразу на спину и лапки кверху.
Последние слова, словно бичом, хлестнули Егора.
— Хорошо вам рассуждать. Ты в полиции служишь, ты — на готовенькое хозяйство сел. А у меня — ни кола ни двора. Одну лошадь имею. Телку уже проел. Одна надежда — на урожай будущего года. А чтобы уродило — надо посеять. Но чтобы посеять — надо иметь семена. Где их взять? На чем пахать?
— Он прав, — поддержал его Иван. — Ему надобно помочь, иначе он окочурится.
— А ты возьми да помоги.
— Каким это образом?
— Весна будет, лошадку дай ему свою. На паре он играючи запашет свои десятины.
— А как же я?
— Ты можешь один месяц не поездить. Объясни своему начальству: лошадку, мол, брательнику отдал.
Иван только глазами моргал.
— Интересно ты рассуждаешь.
— А как же ты думал? Перейти брод и не замочить ноги?
— Ежели вы друг другу не будете помогать, кто же вам поможет? — напомнила мать.
— Вот именно.
— Варлаам больше имеет возможностей, чем я... Мука под рукой... Сам хозяин...
— Ах, вон ты о чем — воровать?
— Зачем воровать — за деньги.
— Опять коровку за рога и на базар. Так, что ли?
— Ешьте, а то остынет, — недовольно заметила Авдотья Андреевна. — Ты, Иван, с дороги выпил бы лишнюю рюмочку. А этим и так ладно, в тепле сидят.
— Мне тоже хватит.
— Я советую Андрею, — сказала мать, — продать каурого. Он старый, скоро уж совсем ходить не будет.
— А кто его возьмет? — рассердился Андрей. — Татары на мыло?
— А вы не просили у обчества помощи? — вдруг спросил Иван, вспомнив, как в некоторых селах оказывают помощь нуждающимся.
— На сходе мне вырешали два мешка ржицы, Андрею — дулю показали, — промолвил Егор и опять засмеялся.
— Считают, что я сам могу выкрутиться из нужды. «У тебя много скота. И дом хороший. Можешь что-нибудь продать», — передразнил Андрей старика Иконникова, яростно выступавшего на сходе против того, чтобы оказать помощь Орлову.
— А вы на самом деле — продайте свой дом, — вырвалось у Ивана. — Семья у вас теперь маленькая, а дом как казарма, роту загоняй — разместится. Чем жить в такой хороме да зубами щелкать, лучше продать и купить поменьше.
— Нет, я не согласна с тобой,— дрожащим голосом проговорила мать. — Ты знаешь, сколько стал нам этот дом?
— Знаю. Недешево.
— Допреж поставить его, мы с отцом полжизни работали. Деньги по копейке копили... Да ни за что не продам! Голодом буду сидеть, а не продам!
Ивану неловко стало за свой опрометчивый совет. Он катал в пальцах мякиш хлеба, сопел и старался не смотреть ни на кого. Ждал, что скажет Андрей.
— Мать, конечно, права, — начал Андрей после некоторого молчания. — Прожить — легко, а вот наживать — ой, как трудно!
— Вы какой-то нудный разговор ведете, — выпалил Егор. — Все про богатство да про хозяйство. Как будто свет клином сошелся на этом... Почем сейчас семечки на базаре? А кума Анна еще не родила тебе второго сына?
Все засмеялись его шутке. А Иван не остался в долгу:
— Расскажи, как ты с молодой бабой живешь? Не колотит она тебя, случаем?
— Еще как! Надысь за волосы таскала по всему селу. Я кричал так, что, наверно, в вашем стане было слышно.
— Я был в отъезде.
— А я старался! Думал, что братишка услышит и прибежит выручать.
— Ты, Егор, все такой же скоморох...
— Пока жив — с голоду не подох.
— Остер на язык.
— Не бойся, язык не шило, дыру не сделает.
Дуня и Васька засмеялись.
— Ты, брат, говорят, отличился. Трех разбойников поймал.
— Не разбойников, а конокрадов. Шайку раскрыли.
— Не боишься, что тебя ухлопают?
— Чай, я при оружии.
— Они не посмотрят на это.
— Ох, Иван, бросил бы ты эту службу, — посоветовала мать, — Не ровен час, все может случиться.
— Ничего до самой смерти не будет, — горделиво ответил Иван и покрутил вокруг пальца свои живописные усы.
— Он скоро крест получит, а ты — бросай свою службу!
— Крест не крест, а наградные будут.
— Мамка, ты письмо показывала ему?
— Когда бы это я успела?
— Покажи. И карточку.
— От кого?
— От Максима.
Дуня полезла за иконы и достала письмо. Васька откуда-то принес карточку.
— Где он служит?
— В Бухаре. Жара там. Все время сорок градусов.
Максим был заснят в кругу солдат-товарищей, одетых в белые кители. И фуражки на них были белые. Каждый держал какой-нибудь музыкальный инструмент. По сытым лицам было видно, что солдатская служба им не в тягость.
— Он в духовом оркестре? Когда успел?
— Давно. Как взяли.
— На чем же он играет?
— На флейте, — сказал Андрей. — Видишь, у него трубочка с клапанами. Она, как рожок, играет.
Иван прочитал письмо с перечислением имен родни и низких поклонов. В том числе были поклоны ему с Анной и сыном.
«А новостей у меня пока никаких», — такими словами заканчивалось письмо.
— А вот в прошлом писал... — начала рассказывать Авдотья Андреевна. — Такое было длинное письмо, на двух листах. Мелко-мелко написано. Андрей вот баит, будто не сам он писал, а писарь ихний. Все так складно прописано. Будто они ездили к бухарскому амиру. Со своей, значит, музыкой. Енерал будто посылал ихний. Жили во дворце. Амир этот — богатый! Сады кругом. Цветы пышные. Ямы с водой. Птицы в клетках поют. По вечерам играли на духовой музыке. Гостей, значит, развлекали. И жен амира. У него их, почитай, штук двадцать. И все молоденькие, одна другой красивше. Кормил хозяин прямо на убой. Вина виноградного — залейся. Так целый месяц жили...
Егор прищелкнул языком, воскликнул:
— Вот куда бы я поехал. Там, чай, виноград такой же дешевый, как у нас картошка. Браток, катанем туда, — обратился он к Андрею.
— Везде хорошо, где нас нет.
— Не говори. Хуже наших мест, пожалуй, не найдешь.
— Ежели ехать, так в Сибирь. Самые хлебные места там, — сказал Андрей. — Намедни я видел Голощапова, Дениса Григорича. Ходока мужицкого. Этим летом они посылали его на Алтай. Места новые смотреть. Так он баит: народ там, в Сибири, особливо на Алтае, живет как в раю. Не знает никакого горя. Земли немеряные. Бери сколько хочешь. Паши, сей. Никто тебе слова супротив не скажет. А урожаи какие! Страсть! По двести пудов десятина родит. У каждого домохозяина хлебушка завались. От скота дворы ломятся. Овца рупь стоит. Корова — семь да восемь рублев. Денис Григорьич баит: зиму кое-как протянем, а весной обязательно поедем...
— Поедем и мы с ними, Андрей! — загорелся Егор. — Правда, поедем? Чего мы тут будем ждать? Чтобы с голоду подохнуть? В этом году град все побил. А на будущий год, может, саранча поест или от засухи все выгорит...
— Я бы с удовольствием, да непросто это сделать.
— А в чем дело?
— Есть заковыка махонькая...
Андрей посмотрел на мать. Она сидела молча, поджав губы, думала о чем-то. Щеки ее как будто немного побледнели.
Егор с недоумением громко спросил:
— Неужели мамка не согласится ехать? Да не может быть!
Медленно Авдотья Андреевна обвела всех холодным взглядом.
— Да вы что, с ума сошли? Это где одни разбойники да каторжники живут? Ни за что не поеду!
У Егора от удивления вытянулось лицо.
— Мамка, погоди, там ведь дядя Меркул, а он разве разбойник? Там живут не только сосланные, но и добровольно уехавшие. Их больше, чем ссыльных. Потом, ссылают больше на север, в Томскую губернию, а мы поедем на Алтай.
Авдотья Андреевна внимательно слушала его.
— А Меркул в каком месте?
— В Минусинском уезде.
— Что-то писем от него долго нет... Это дальше или ближе?
Никто не знал.
Егор снова стал горячо доказывать выгоду переселения: у них свои лошади, свои телеги, есть пока свой хлеб. Нужно ехать. Время терять не следует. Андрей поддержал его. Иван молчал. Ему все равно. Ему и здесь неплохо.
Выслушав внимательно сыновей, Авдотья Андреевна как отрезала:
— Как хотите, сыночки, но я не поеду. Родилась здесь и помру здесь. Чего я там не видела, в вашей Сибири? Нет уж, буду век доживать на родной стороне.— И ушла в кухню.
Егор и Андрей носы повесили.
— С нашей матерью разве сваришь кашу? — погрустнел Егор. — Повременим малость. Авось уговорим.
Иван остался ночевать. Все три брата пошли к Варлааму. Всю ночь они просидели за столом.
Варлаам одобрил намерение братьев. Иван обещал выхлопотать паспорта и проходные свидетельства.
— Я бы с вами поехал, но не хочется терять место, — сказал Варлаам.
— Ну и сиди, пока хозяин по шее не накостылял, — зло засмеялся Егор. — Я на твоем бы месте давно пропил его мельницу. Или второй раз поджег...
— Егор, глупости болтаешь.
— Ой, забыл, что с нами полиция. Она запросто может за шкирку да в ящик.
Вспомнили про мать.
— Все равно мы ее уговорим, — уверял Егор.
Продолжение: http://www.proza.ru/2011/08/15/1252
***