Великан сидел на центральной площади, прикованный цепями к столбу, уже более пяти лет (король Великой Пустыни преподнес его в дар местному императору): ноги поджаты, шея втянута, плечи сгорблены. Огромного детину люди сторонились, только солдаты позволяли себе хлестать беднягу плетьми. Видимо, воистину доблестные воины испытывали необъяснимое удовольствие от издевательства над тем, кто больше них в десятки раз. Великан молчал, иногда из его громадных добрых глаз начинали литься слезы обиды, которые мигом становились предметом насмешек импровизированного войска.
Единственной защитницей великана была старая босячка. Она грозила солдатам кулаком, выкрикивала ругательства им в лица, они смеялись, но старуху трогать не решались (среди местных жителей бывало мнение, что босячка продала душу дьяволу и стала ведьмой еще несколько веков назад). Доблестные воины бросали свое веселое занятие, уходили, некоторые (видимо, особенно доблестные) даже опасливо оглядывались, боялись, что ведьма нашлет на них проклятье. Старуха, между тем, усаживалась на землю, чуть поодаль великана, начинала молиться. Когда солнце садилось за горизонт, она поднималась и уходила. Великан что-то грустно мычал ей в спину.
По вечерам старая ведьма пугала местных жителей страшными проклятьями.
- Нужно немедленно отпустить великана на свободу, иначе быть беде –хрипло шептала старуха на ухо очередному прохожему.
Суеверные люди брезгливо отталкивали от себя босячку и начинали с еще большей осторожностью обходить добряка-великана. Он улыбался всем подряд, пытался выговорить слова приветствия от чего прохожие пугались еще больше, а солдаты начинали стегать беднягу сильнее (Нечего уроду честной люд пугать!).
Правда, однажды солдаты не пришли издеваться над огромным детиной. В тот день должна была состояться казнь тысячи рабов, пригнанных из другого государства в качестве военного трофея.
- Пусть все знают, что Великий Император не знает пощады над врагами – над центральной площадью пронесся одобрительный гул толпы.
Великан удивленно выпучил глазища, повертел головой в разные стороны. Наскоро сколоченный эшафот находился в метрах пятидесяти от его столба, так сказать, прямо под великанским носом. Он растянул губы в веселой улыбке, начал наблюдать за возбужденно шумящей толпой (зрение у него было отменным, поэтому люди вовсе не казались ему маленькими движущимися точками). Великан ждал какого-то потрясающего зрелища, был готов хлопать в ладоши от радости. На эшафот вывели приговоренных к отрубанию головы (тех, что мало сопротивлялись ждала и подобная гуманная смерть. На десерт предполагалось вывести героев, над которыми следовало как следует поиздеваться, прежде чем лишить жизни). Великан поднялся на ноги в тот самый момент, когда голова первого раба слетела с плеч. Завыл, совсем по-звериному, вытянул шею. Люди начали разбегаться в разные стороны, началась давка, многотысячное войско кинулось на громилу. На мгновение он замолчал, посмотрел вниз, старая ведьма уже стояла возле него. Губы ее едва шевелились, глаза были закрыты. В «каменное» тело великана продолжали лететь копья. Он втянул в себя новую струю воздуха и снова завыл. Он не понимал за, что ему хотят сделать больно, не понимал людского страха. Его поразила смерть человека. Нельзя так делать, нельзя, люди живут, чтобы любить друг друга, а не убивать! Он выл от собственной великанской беспомощности. Неужели люди не могут без убийств? Мамаша учила его совсем другому: она говорила, что нужно относиться ко всем с добром.
Дернулся, разорвал цепи, расправил плечи, начал раздирать пальцами свою грудь, из глаз полились слезы. Вой прекратился. Из разорванной груди великаном фонтаном бил раскаленный свинец, который прожигал человеческую кожу насквозь.
Люди открывали рты , делали попытки кричать, глотали горячие капли. Проклятая, проклятая земля! На нее невозможно было ступить. Обезумившие от страха и боли люди не нашли ничего лучше, как броситься друг на друга. Солдаты убивали женщин, женщины молились, дети жались к грудям матерей, плакали, не в силах осознать, что происходит, слепые (кому-то раскаленный свинец попал в глаза) пытались выцарапать глаза всем подряд. Кто-то бежал, не обращая внимания на обгоревшие пятки.
Великан свалился замертво. Люди окончательно сошли с ума, они захлебывались в раскаленном море, но не переставали крушить все вокруг себя. Старуха (капли свинца ее не коснулись) плотно стиснула зубы, открыла глаза, оглянулась. Человеческое безумие не знает пределов. Старая босячка затянула какую-то песню на непонятном языке. Смотреть на истерзанные родные края было невыносимо! Она уверяла себя, что не могла вмешаться в кровавую бойню, что все шло так, как должно было идти! Голос ее дрожал.
Пошел дождь. Земля жадно впитывала жидкий свинец, перемешанный с кровью и водой, трупы.
Старуха замолчала, упала на колени перед великаном, заплакала. Вот, оно священное орудие убийства, которое так хотело добра, питалось им. Гигантский ребенок. Но под силу ли ей или кому-нибудь еще противостоять ему? Как много он смог бы еще разрушить? Или сможет?
- Спи, - прошептала босячка на ухо мертвому великану, погладила его по лысому затылку, выдохнула, - Тебе еще придется встать. Придется.
Земля подавилась только трупами детей, они стали призраками. Дождь прекратился.
Солнце над здешними краями появляться перестало, вместо красивых пышных деревьев – жженные коряги, развалины – вместо прежних замков и кирпичных домиков, иногда небесные посланники приносят сюда письма тех, кому удалось сбежать и выжить. Они скучают, они надеются вернуться. И никто так и не понял, что же все-таки произошло. Почему громадный детина – добряк разорвал себе грудь? Устал? Разозлился? Пытался себя защитить? Может быть раскаленный свинец был его болью, которую он больше не мог хранить в себе, ведь в течение пяти с половиной лет его боялись и били? Что же творилось в голове у великана? Неужели его так могла расстроить отрубленная голова одного единственного раба? Никто не знает. Никто.
Земля стала пустынной, только призраки детей вслух читают письма да старуха сидит, склонившись над телом великана. И имя той старухи – Мир, и имя тому великану – Война, и земля та называлась раем!