Один мой знакомый по далёкой юности не без доли цинизма любил повторять:
- Люблю маленьких детей, у которых красивые мамы.
Если оставить в стороне пошлый тон высказывания, то, пожалуй, следует согласиться, что молодая женщина с маленьким ребёнком действительно обладает повышенной привлекательностью. Что-то, переживания во время беременности и во время родов или более высокое чувство появившейся ответственности, а может быть возросшая гордость, чувство самоуважения, делают родившую женщину действительно более привлекательной. Настолько привлекательной, что заставляют оборачиваться вслед мадонне не только молодёжь, но и людей в преклонном возрасте. Такие вот происходят метаморфозы. Ведь изменения, которые буквально заставляют обращать на себя внимание, и с этим каждый согласится, происходят не только с насекомыми вроде мотыльков, но и с людьми. Другое дело, что мы как то не привыкли обращать внимание на ближайшее человеческое окружение, занятые своим внутренним миром. Но на молодых мам внимание обращают неизменно. Разумеется, дети, которые держат мамину руку, невольно помогают этому.
Вот и эта парочка, молодая мама с дочкой, весьма выделялась из окружения, ожидавшего троллейбус. Девочки было годика три, четыре. Ну, как описать хорошенького ребёнка? Затруднительно. Разве что сказать одно единственное слово – прелесть. Большущий красный бант на макушке девочки делал её похожей на милашку куколку, не на уродину с непропорциональными частями Барби, а на классику старого, надёжного образца.
Мама с дочкой настолько выделялись из толпы, что я, едва только открылись двери троллейбуса, сразу же обратил на них внимание. Впрочем, не я один. Красота она ведь не только в музеях привлекает народ, но и в жизни тоже, даже если ты взираешь на эту красоту из переполненного пассажирами транспорта.
Понимая, что троллейбус сейчас поедет, я довольно бесцеремонно любовался молодой мамой, стоя у самого выхода. Залюбовавшись женщиной, я не сразу обратил внимание на спящую в глубине этой городской сцены бродяжку, бомжиху. Та мирно спала на скамейке, положив под голову грязную ладонь. Утро было по-летнему тёплым, благоприятствующим хорошему сну. Обилие народа, который даже и не обращал внимания на спящую бабу, не мешало той сладко почивать. И этот мирный сон делал загрубевшее лицо вконец опустившееся ханыжки не столь безобразным, хотя весь облик, продолжал оставаться весьма отталкивающим. Да и какой может быть облик у женщины, которая не то что женщиной, человеком то себя уже давно, наверняка, не чувствует и давно относиться к своей судьбе с таким же равнодушием, как и к любому из посторонних прохожих. Да и нельзя, не имея мощного иммунитета в виде равнодушия, обитать среди людей в таком положении и таком виде.
Но тут двери троллейбуса закрылись, транспорт тронулся, оставляя позади и миловидную маму и её куклёнка дочку и эту, в грязной одежде непонятно какого цвета, бомжиху. Да я и не хотел оглядываться назад. Я стоял, глядя на закрытые створки дверей и, старательно старался представить себе эту бродяжку в таком же возрасте, как и красивая девочка с ярко-красным бантом. Ведь была же и эта потерянная женщина когда-то ребёнком. А ведь дети, неважно чьи, людей или животных, они все милашки. Наверное, была милашкой и эта спящая на скамейке в центре города женщина. Должна была быть. И я старательно старался представить, как выглядела эта непонятного возраста баба в глубоком детстве. Стался, но не мог себе этого представить, словно это существо появилось ниоткуда. Но ведь этого не может быть, чтобы человек появился ниоткуда. Но раз так, то что же это за жизнь у нас такая, которая делает из нормальных людей непонятно что? А то, что бомжиха была некогда вполне нормальным человеком, в этом я не сомневался, только вот представить её другой не мог совершенно.