(иллюстрация Шаньги)
У одной опасной женшшины подрастали две дочери. Одна была ленивица, а друга - рукосуйница... Хотя - нет, вот как:
Тырились надысь в тресте на бармы за рекою Тухтырь и Гапанюра...
Пошто тырились? А бывала, ишь, у них одна заветна мечта на двоих: выесь незаметно у засаленного стусла вкусной осерёдок. Но до чужого стусла дотянуться они никак не могли из-за махонького росточку, а своё досели не родилось от пагубной их привычки гонять в стерне шшуров когтём да шоркать цапками по петинью от нетерпенья. Попав по случаю на пожни, они чересчур уж духарились порхаясь в сумётах, дружно входили в раж, аки скаженны раздербанивая зароды, громко сопели, глохли при этом и могли стать лёгкою добычей для лыжунов. А посему и тырились вдвоём до времени в потёмках...
Штоб поскоре подрасти да выести заветной осерёдок, Тухтырь самозабвенно торила щаблей* норы долгие в уторах, вострым клювом щепала дрань из плах и ставила в тресте ловушки на ошкуев. А Гапанюра в то время маялась бездельем, шастая по лесу с баклажкой налегке. Упёхтавшись, она забивалась в чащу, жамкала там храпнёй обабки, совала жало в муравейники и, заблудившись, выла истошно в кустах от безнадёги.
Тухтырь же шипела гневно на бестолкову Гапанюру, заставляя её в наказанье обряжаться в праздник по хозяйству: таскать порозны фляги на дровнях, сучить дратву кривым веретеном, топить ночами в полыньях лучину да пахать сажу помелом в продухах. А та огрызалась, пушше прежнего ерепенилась и всяко пакостила Тухтыри в отместку: то загонит цябарей гужом в силки, то вывернет ей куцевейку незаметно наизнанку... Но ежли попадался Тухтыри ошкуй в ловушку так она враз зазывала Гапанюру, и двоима они ловко отъедали пойманному ошкуЮ клешшей со спины да выгрызали сальные хряшши и шишки у его в мотне.
По воскресеньям они выколупывали сор в опорках, хлопали пыль из латников, вычёсывали тлей в колтухах. Под вечер затевали баню и сидели опосля до ночи в приямке: фуркали чагу с сушоныма груздями да голосили протяжно под покосившейся луной. Тухтырь икала, напившись вдоволь, жмурилась блаженно и вожделённо топоршшила жуглыш в предвкушении сочного стусла, а Гапанюра коцкала когтём труху на чураке да складывала из недоеденных груздей домики для сушёных мух…
Онаднесь по осень в норах Тухтырь степенно нагуливала жир, а Гапанюра всё давила шшуров каблуком, прыгала стремглав на чянках в проём с отвалу да выпускала с носу пузыри в отнорках. Тухтырь, как обычно, раздувала ноздри и порато злобилась за то, что Гапанюра так безудержно дичала нарушая Свяшшенну Тишину, но поделать ничего не умела, поскольку всякой раз теперь ей непомерно пучило от злобы и жутко распирало, и она застревала нАдолго в проходе.
Так бы они и дале шоркались до одури в полоях, но одиновы (кажись на Благошшелье**) распёрло Тухтырь вне норы. То ли Гапанюра дико взвыла невпопад, то ли ей щаблю зашшемило в шшель у яшшика***, но разошлась бедная Тухтырь до таких размеров, што смогла б уж дотянуться и до любого стусла.
Обрадовалась Гапанюра... Но аккурат в это время шли мужики с покосу, сунулись во внутрь кустов, штоб гонобобели надербать в бураки да и увидали в кустах неприлично выраспухшу Тухтырь. Она на них и зашипи с испугу. "Ишь, как расшшеперилась, зараза!" - сказали мужики и ткнули в бок ей желёзным батогом. Воздух-то из неё весь и вышел...
А Гапанюру загнали вилами в дупло, выловили там петлёй, нащупали у ей в складках жуглыш, отщипнули на нём жигальце и увели её на рётези в деревню.
Тухтырь ту выпарили над котлом, растянули на лавке и высушили на обоконьи. Опосля нарезали ейну шкурку на ремни, сплели из рЕмней коробок и хранят в нём теперь горох. А Гапанюра живёт по прежнему в деревни, месит грязь в няшах шкворнями, таскат по утрам назём зобнями в засеки да пойло шуйкою из фляги отливат впопыхах. Дудит себе по праздникам на дудке, спит на жердях в козлятнике, аки приблуда, и ходит постоянно на сносях...
* Щабля - яйцеклад сзаду у Тухтыри.
** Благошшелье - религиозной праздник у половозрелых ежан*.
*** Яшшик - культовой предмет для поколачивания.
* Ежаны - малый народец. Дикие (бестолочь). Живут на подаяние, прячутся где-то по-за сараями, носят гомульки и епанчу, спят стоя в долблёнках. Питаются неопрятно (больше нароняют, чем съедят). Грамоте не обучены. Из-за физиологических особенностей в организме, не могут правильно выговаривать звуки "Ь" и "Ъ" и число "587" (пятьсот восемьдесят семь). Окромя Благошшелья, справляют всеми накануне языческий праздник Рукосуй (примерно в ноябре).