Инга

Рафаил Маргулис
Инга ушла от мужа с двумя детьми, уже почти подростками.
Разрыв был очень болезненным. Она оставила хорошую квартиру, престижную работу в Москве,
в одном из центральных издательств, и приехала в Ленинабад, откуда была родом.

Я тоже вырос в этом прекрасном среднеазиатском городе на берегу Сырдарьи. Но с Ингой раньше никогда не встречался.
А вот фамилия её мужа была мне хорошо известна. Потому что тот, кто трудится в журналистике, просто не смог бы пройти мимо великолепных интервью и репортажей Виталия Дятлова(фамилию мне пришлось по понятным причинам изменить).

Как-то, уже через много месяцев после нашего с Ингой знакомства, я спросил у неё о причинах разрыва с мужем.
Спросил, не надеясь на откровенный ответ. Но неожиданно получил его.
- Он подонок! – ответила Инга.
И в её голосе я услышал ничем неприкрытую ненависть.

Я тогда был ещё в плену многих житейских иллюзий. Поэтому отказался верить.
- Что ты говоришь! – воскликнул я, – Виталий Дятлов? Гордость нашей газетной журналистики? Этого не может быть!
- Он подонок! – холодно повторила Инга. – Пьяница и беспринципный, развратный тип.

Инга была по профессии корректором. Очень знающим, высочайшего класса. С её приходом наша газета обрела внешний лоск. Другие корректоры незримо потянулись за ней. Все уважали Ингу, обращались к ней только по имени-отчеству.
Но набиваться к ней в друзья не решался никто. Она была почти недоступна.

Высокая, гибкая, с пышной копной чёрных, вьющихся волос, с вечной полуулыбкой на устах, одновременно и привлекающей, и призывающей соблюдать дистанцию, Инга внушала два чувства – восхищение и робость.

Вечерами в редакции часто устраивались своеобразные творческие посиделки. Свободные от дежурств сотрудники собирались в фотолаборатории. Скрытно от начальства готовилось лёгкое угощение, появлялись как бы случайно две-три бутылки сухого вина, а иногда что-нибудь и покрепче. В творческом коллективе всегда найдутся интересные и даровитые люди. Был у нас, например, Лёша Мудрый, певец и гитарист. Любые посиделки заканчивались его концертом.
Голос у Лёши был приятный, бархатный, а песни его непроизвольно находили свой заветный уголок в любой душе.

В один из вечеров, когда Лёша пел, неожиданно в фотолабораторию вошла Инга. Она ещё ни разу не появлялась на наших посиделках. Все невольно напряглись, не зная, что она скажет. Инга молча слушала Лёшино пение.
Лицо её смягчилось, стало нежным и задумчивым.
Потом она тихо сказала:
- А можно мне?

Лёша протянул ей гитару. Все  ждали , что будет.
Инга долго перебирала струны. И вдруг запела низким, чуть хрипловатым голосом.
С первых же звуков, с первых же аккордов меня бросило в дрожь.
До сих пор не могу передать словами это ощущение – нечто волшебное, удалённое от земли, от мирской суеты
полилось в прокуренную, дымную тишину. Продолжалось это всего несколько минут.
Внезапно оборвав песню, Инга вышла.

Вскоре  мы с ней встретились по дороге на работу.
- Как чудесно вы поёте! – восхищённо начал я.
Инга  прервала меня:
- Послушай, давай на «ты».
- Хорошо, – удивлённо согласился я.
- Почитай мне свои стихи, – попросила Инга.
Я не стал отнекиваться. Она выслушала внимательно. Но ничего не сказала.
Потом мы шли, ни о чём не разговаривая, будто каждый нёс свою ношу.

Мы стали встречаться по утрам по пути в редакцию.
Очень быстро наши совместные прогулки превратились в ритуал.
Сначала безмолвные, они неожиданно переросли в бурные диалоги и, даже, споры.
Не прошло и месяца, как я был без памяти влюблён в Ингу.

Сразу же за зданием редакции раскинулся обширный, тенистый парк.
В свободное от работы время мы прогуливались там. Инга рассказывала о своей жизни, я – о своей.
Часто темой наших бесед было доверие к человеку. Инга была непримирима
- Люди в основном – мерзавцы и сволочи, – утверждала она, – так и норовят обмануть и воспользоваться твоей слабостью.
Я возражал, что это не так, приводил различные примеры из личного опыта.
Инга молчала, но я чувствовал её внутреннее сопротивление.

Потом у неё случилась беда.
Дочка попала в дурную компанию. Могли быть тяжёлые последствия.
Пришлось принимать срочные меры, чтобы спасти девочку.
Совместная беготня по различным инстанциям ещё больше сблизила нас.

Я чувствовал, что обаяние Инги, её необычность, праздничность, женская прелесть
всё больше затягивают меня в любовный омут.
Она же относилась ко мне по-дружески – приветливо и сдержанно.
«Всё правильно! – думал я, – она очень красивая женщина. Что ей во мне?»

Однажды мы вместе дежурили по номеру:
она – как корректор, я – как «свежая голова», то есть человек, читающий будущую газету после всех.
Была глубокая ночь, а сигнальный номер задерживался.
- Поспи, – предложил я Инге.

Она не стала отказываться и ушла в комнату, предназначенную для отдыха дежурных.
Я слонялся по коридору.
Меня терзала мысль, что Инга  лежит рядом, за стеной, такая родная и такая недоступная.
Терпеть эту пытку было выше моих сил.
Я приоткрыл дверь. Инга смотрела на меня широко раскрытыми блестящими глазами.
Я подошёл, наклонился к ней, и наши губы встретились. Мы начали исступлённо, бешено целоваться.
Это продолжалось долго.

Наконец, Инга улыбнулась и сказала:
- Вон она и пришла – наша первая и последняя ночь
- Какая ночь? – воскликнул я – Ведь ничего и не было.
- Это тебе так кажется, – возразила она.

Тут в дверь постучали.
Пришёл работник типографии с сигнальным номером газеты.
Пришлось погрузиться в работу, особенно неинтересную и трудную после того, что между нами произошло.
Прочитав газетные полосы и сделав сверку, Инга вызвала дежурную машину и уехала, не сказав даже «До свидания!»

Она стала избегать меня.
А через несколько месяцев упорных и целенаправленных невстреч сама неожиданно подошла и сказала:
- Поздравь меня. Я выхожу замуж.
- Как! – оторопел я – Почему?
- Потому что полюбила. И ты мне в этом помог.
- В чём помог? –  спросил я.
- Помог снова поверить в жизнь, в её красоту. Спасибо тебе!
- Инга, – жалобно воскликнул я, – а что же будет со мной?

Она посмотрела внимательно, без насмешки.
- Ну, во-первых, у тебя есть семья. Ты ей нужен.
- А во-вторых?
- Во-вторых, – улыбнулась Инга, – ты в этой жизни играешь особую роль.
Кто-то же должен быть плечиком, на котором женщина выплакивает свои горести и обиды.
Ты и есть это плечико. Пожелай мне добра.
- Ты любишь его? – спросил я
- Надеюсь.
- Тогда будь счастлива.

Я отвернулся. Инга ушла. Вскоре она уехала из нашего города.
Больше мы не встречались.

                Р.Маргулис