«Стыдно мне и больно… Только стыд-то мой
Слишком скоро гаснет в тишине немой».
И Бунин.
«Стихи о Советском паспорте».
- Стихи о Советском паспорте! – торжественно грохнул Андрюха. – Владимир Маяковский!
Весь наш класс, героически сдерживая приступ неукротимого ржания, задыхаясь, медленно сползал под парты. Я, сидевший подле чтеца, обессилено упёрся лбом в прохладную столешницу…
Андрей заводил эту «пластинку» в четвёртый, а может уже и в пятый раз; мы начали сбиваться со счёта. Других стихов этот прощелыга просто не знал! Но, он, с таким напором и искренностью в бесстыжих глазах убеждал учительницу литературы, что в прошлый раз он читал другое стихотворение, а о «паспорте» ещё не рассказывал. Что учительница, под таким натиском отступала и давала добро… Вот и сейчас, после непродолжительного разбирательства и «археологических раскопок» в журнале, Зинаида Алексеевна, так звали несчастного педагога, сдалась…
Нужно отдать должное, - стих Андрюха вызубрил намертво, а вот читал преотвратно. К счастью, среди нас, «нормальных» школьников, не было вундеркиндов с абсолютным слухом и безукоризненным чувством ритма; но, и нас начинало мутить и укачивать на второй строчке. И всё же мы балдели! А что ещё нужно старшекласснику…
И только теперь, спустя годы, я больше склоняюсь к мысли, что Зинаида Алексеевна, всё прекрасно помнила и понимала: ей нужно было, чтобы хоть кто-нибудь, хоть что-нибудь рассказывал…
Получив заслуженную, очередную, тройку, Андрей в радостном изнеможении плюхнулся на стул. Пришло время жертвоприношения…
По теории вероятности и закону подлости жертвой должен быть я… Шкурой чувствовал! Странно, когда закон явно не в твою пользу он работает исключительно. Всегда! Моя фамилия, сорвавшаяся с уст учительницы, стала архимедовым рычагом, сдвинувшим с места…
На что только не идёт живое существо ради спасения; пропасть вариантов и неожиданных кульбитов. И то, что потом произошло, стало сюрпризом для всех, включая и меня самого.
Встав и одёрнув пиджак, я, поначалу слегка дрожащим, а затем наливающимся голосом заявил; что Маяковского не признаю, и, стихи его не учил, и учить не собираюсь. Принципиально!!!
Театр юного зрителя! А пауза как на большой сцене! Маяковский был любимейшим поэтом Зинаиды Алексеевны: учителя литературы и завуча школы! Так что, выслушав самого себя, я сразу затосковал…
Приговор оказался суровей всех мрачных ожиданий. Мне, к следующему уроку, следовало выучить любое стихотворение, любого поэта.… На мой выбор! И это всё!
И ни единого слова в мой адрес. Ничего… А до следующего урока почти неделя, - времени вагон и маленькая тележка…
Почему я не выучил это треклятое стихотворение?! Понятия не имею! Лень была.… Отрицать её существование глупо и бессмысленно; но, процент лени во всех невыученных уроках ничтожно мал, - тут нечто другое, своё, личное…
В моём случае, должно быть, сказалось влияние Бунина: буквально перед этим в «Окаянных днях» встретил место с хамским поведением Маяковского. Большего мне и не надо было…
В то время, я уже давно учил только то, что мне нравилось, - не скажу что это правильно, с высоты лет, но, тем не менее…. Никогда не читал то, что навязывалось; в любой форме. Поэтому, из школьной программы, да и не только, повезло тем «вещам», которые мне попались раньше положенного срока. К слову, покуда мои одноклассники чуть ли не за уши таскали беднягу Пьера по Бородинскому полю, я ждал, когда кончится дождь, чтобы продать на аукционе последнего мула… Захватывающая эпопея с поросячьим хвостиком…. И не будем спорить о значимости произведения – никто не выиграет!
И любимчиком я не был, - я теоретически не успел бы им стать! Мы пришли в эту школу добывать десятый и одиннадцатый класс, - сквозные коридоры. А вот старая, восьмилетка, то да, было где развернуться… Пятнадцать девчонок и семнадцать пацанов; - то был не класс, - взвод! Боевая единица, наводящая шорох… Даже перекочевавшая в «среднюю» отчаянная горстка, внушала уважение…
У нас с Зинаидой Алексеевной был негласный акт о ненападении; мне так казалось. Вначале всё как обычно, - кто на что способен. Как то она попросила назвать меня рассказы Чехова; прочитанные, разумеется, - она и по содержанию прогнать могла…. Меня остановили, когда я заканчивал называть третий десяток, и, в общем, то больше сильно не трогали… Такое ощущение, что Антон Палыч будет всегда где-то рядом.
Вечером я был в библиотеке. Не ставя себе задач, и не намечая цели; кажется, в тот момент я вообще ни о чём не думал. Сгрёб в охапку несколько книг, чтобы на следующий день придти за очередной порцией. Я читал вечером, ночью, утром, днём, - всегда! Из всей той «Маяковской» недели, я помню, что лишь однажды благодарно кивнул ему за манеру письма: количество слов на странице меньше обычного… А на следующем уроке литературы я как «Отче Наш» отбарабанил «Реквием» Анны Ахматовой…
В июне девяносто первого грянул долгожданный выпускной, а через полгода и Советский Союз закончил свои университеты. Жизнь пошла своим чередом: Зинаида Алексеевна давно на пенсии, да и Андрюхин след затерялся на просторах родины…
И открыт уже скорбный список навсегда ушедших одноклассников: когда-нибудь и я займу в нём своё место….
А впрочем, я не об этом! А о шутках памяти!
Маяковского я так и не полюбил,- должно быть, доза была лошадиная; но, узнаю его под любым соусом! Из «Реквиема», да простит меня Анна Андреевна, помню: «лишь шаги тяжёлые солдат…» А вот «Стихи о Советском паспорте» невольно выученные на слух из-за друга лоботряса могу рассказать хоть сейчас…
14 августа 2011г.