Глава тридцать четвёртая. Театр-легион

Танзупар
Колдун и дама Креузфарта не раз обсуждали, насколько часто можно встретить людей, если встреча с ними кажется маловероятной. Почти невозможной. Фаталисты часто сводили это к воле одного из неземных владык и играм непостижимого человеку разума. Колдун, как человек прагматичный и сведущий в прикладной магии, утверждал, что всё можно объяснить с помощью вероятностей и событийных линий. Впрочем, он не уставал повторять, что Белая звезда освещает его путь, и чем меньше он верует в слепую удачу, тем больше преследуем этой удачей. Эти его слова превратились в своего рода заклинание, которое он часто повторял на людях.

Вот встреча во время одного из визитов к Трубадуру с двумя юными дамами, с которыми и Колдун, и Креузфарта уже виделись — встреча эта была не столь маловероятной, чтобы удивляться. Трубадур говорил, что увидел своих старых знакомых совершенно случайно; правда, не узнал их сразу и долго слушал их сбивчивые рассказы, прежде чем вспомнил. А потом пригласил в свои апартаменты и сидел с кифарой, исполняя песни, пока их рисовальщик, один на двоих, делал новые зарисовки в журнале. Юные дамы утверждали, что этот журнал хоть немного скрасит их скуку в дальней поездке на юг, а потом, наконец, ушли.

Колдун с утра путешествовал в обществе мистички на старом и верном Ногьере. Беловолосая держала при себе широкий чёрный зонт, хотя дождя не было, и небо оставалось безоблачным. Случайно встреченные люди смотрели с удивлением.

Зонт, между тем, нужен был ему для участия в новом Театре свободы. Сюжетом на этот раз стал древний легион. Актёрам предлагалось изобразить центурию, идущую «черепахой», то есть с плотно сомкнутыми щитами. Как раз в качестве основы для щитов должны были служить зонты. Колдун даже искал среди прогуливающихся по городу господ и дам людей с зонтами — в такую ясную погоду это, скорее всего, выдало бы участников Театра свободы, не будь их слишком мало.

Накануне споры в замке Гарн продолжались допоздна. Астральные проекции будущих актёров чуть не поссорились, выбирая человека на роль командира легионеров, которому предстояло сыграть ключевую роль в представлении, но к единому мнению так и не пришли и один за другим покинули астрал.

Услышав об этом, Трубадур, недолго думая, заявил, что сможет сыграть эту роль. Колдун в очередной раз убедился, что случайные, казалось бы, разговоры порой меняют ход событий. Креузфарта, одолеваемая своим проклятием, сказала, что у неё нет настроения участвовать в самом представлении, но она дождётся его вблизи места действия, на площади Альгемайн, и с живым интересом посмотрит. Колдун без сожаления пожал плечами. Он не собирался настаивать.

Трубадур завершал свой облик, стоя перед зеркалом. Его плечи облегал потяжелевший алый плащ, на поясе блистала рубиновая рукоять кацбальхера. С белизной парадного одеяния контрастировала чёрная магическая полумаска, позаимствованная у Колдуна, и тёмное шитьё. Князь горных дорог примерил золотисто-огненного оттенка шляпу и повернулся перед зеркалом, придирчиво оглядывая себя с ног до головы.

Когда они покинули апартаменты и вышли на улицу, поднимался ветер. Участники театра свободы уже собирались на площади Альгемайн, от них летели один за другим почтовые духи, а перстень Колдуна всё больше разгорался синим — будущих актёров одолевало беспокойство.

Трубадуру свита помогла сесть на спину Айтелькайта, Колдун и мистичка расположились на спине степенного и крепкого Ногьера. Благородные господа пустили коней шагом. Ветер гнал по небу серые тучи, и чёрные зонты в их руках уже никому не показались бы странными.

До Колдуна добрался пущенный навстречу почтовый дух от Шамана. Тот спрашивал, ждать их всё же или нет. Шаман также сообщал, что человека на роль командира не выбрали.

— Сообщи, что мы уже почти на месте, — сказал Князь, — и добавь, что командовать центурией буду я.

Дух растворился в прохладном воздухе, и Трубадур дал коню шпор. Колдун последовал его примеру. Ногьер и Айтелькайт ускорились, тяжёлый алый плащ Князя и лёгкий лазурно-белый плащ Колдуна захлопали по ветру. Колдун оглянулся: его беловолосая натура уверенно и крепко держалась в широком седле, будто верховая езда была её ремеслом, а вовсе не изучение мистики в тишине и уединении.

Они буквально ворвались на площадь Альгемайн, сразу различив и стекающихся на неё людей  с зонтами, и тени дождевых туч, которые медленно ползли по небу к центру Краузштадта. Цейт на колокольне вскрикнул, протяжно и пронзительно, выгибаясь и натягивая свою тяжелую цепь.

Колдун спешился и быстрым шагом прошёл к центру площади. Он успел увидеть несколько знакомых лиц, и среди них — Шамана и даму Арцт. Увидев её, он даже успел удивиться.

— И вы здесь, любезная Клюген, — слегка поклонился Колдун. — А друг Шаман говорил, что вы уже отбыли в Андернштадт.

— Я уже побывала там, добрейший. И уже вернулась. Вы ещё успеете попрощаться со мной…

Трубадур тем временем приблизился, шагая широко и уже, кажется, входя в образ командира. Он вытащил из ножен и поднял кацбальхер, который тут же оброс сгустившимся алым сиянием, превращаясь в длинный имперский меч, который никто, наверное, и не смог бы поднять одной рукой, кроме старинных командиров. Раскрывшийся чёрный зонт обратился в блистающий щит, и вокруг самой фигуры Трубадура вырос эфемерный второй силуэт, в лёгких латах и в высоком шлеме.

— Центурия, сомкнуть щиты! — громко выкрикнул он. Это и стало сигналом. Театр свободы засиял всеми представимыми оттенками. Колдун занял тыловую позицию в образовавшейся центурии. Раскрывшиеся зонты на глазах обрастали эфемерной сталью, превращаясь в широкие осадные щиты. Спустя всего несколько мгновений построившаяся на площади Альгемайн колонна оказалась со всех сторон закрыта щитами, как «черепаший» строй. Конечно, людей было меньше, чем в имперской когорте, но эффект и без того оказался потрясающим.

Ветер становился всё крепче и порывистее. Под его шум Князь шагал вперёд, делая широкие властные взмахи и командуя. Плотная, пусть и не идеальная, закрытая со всех сторон алыми щитами колонна прошествовала по площади под удивлёнными и озадаченными взглядами людей. Рубиновые феечки целыми стаями взмывали вверх при каждом шаге Театра-легиона, как его уже называли в астрале.

Тучи сгустились. Как только строй покрыл расстояние, под очередным, особенно сильным порывом ветра щиты стали развеиваться алой пылью. Трубадур убрал меч-кацбальхер, и спустя секунду всё, что осталось от облика центуриона — это его плащ за спиной. Начался дождь.

Это был ливень, очень похожий на тот памятный, под которым Трубадур и Колдун сопровождали даму Арцт. Иногда казалось, что с тех пор минуло очень много времени.

К белой даме, как только с неба сорвались первые крупные капли, приблизился её молчаливый и привычно угрюмый телохранитель, образовав колдовской зонт из воздуха. Колдун посмотрел в небо. Тучи, похоже, наконец-то решили, что пришло время. Хотя тучи ничего не решают, это всего лишь фигура речи.

Участники представления оказались готовы к дождю, зонты в их руках, минуту назад бывшие щитами, раскрывались в своём обычном виде над головами. Неподалёку, под широкой крышей портика у Храма знаний, уже собралась изрядная толпа. По мере того, как усиливались дождь и ветер, туда пришлось перебраться всем, кто надеялся не промокнуть до нитки.

Колдун приветствовал Веррукту, которая прибыла, когда представление Театра свободы уже закончилось. Её многочисленная свита, окружив свою госпожу и покрыв её колдовским пологом, помогала Веррукте сменить часть эксцентричного наряда и обувь на более подходящие для дождя. Высокий, с вдохновенным взором молодой дворянин, представившийся Художником, скоро и талантливо, лучше любого натура-рисовальщика, набрасывал портреты в свой альбом, который он берёг от дождя куда больше, чем себя самого.

Дождь не прекращался. Стена воды окружила портик, по площади растекались в разные стороны потоки воды, потемневшая разноцветная плитка оказалась почти неразличимой. Под удивлённые и шумные возгласы Трубадур и Веррукта вышли из-под спасительного портика, мгновенно окунувшись в ливень, спустились со ступеней и вышли на середину площади. Художник, подойдя настолько близко, насколько позволяла крыша, рисовал один набросок за другим, тут же заполняя их то серой штриховкой, то колдовской краской, на глазах воссоздавая и запечатлевая то, что происходило здесь и сейчас.

— Какие странности они совершают! — услышал Колдун знакомый голос. Рядом с ним стояла Креузфарта. За спиной у неё, опустив глаза, переминался с ноги на ногу измождённый мистик, а над головой по-прежнему кружила крылатая тень.

Множество знакомых Колдуну лиц и ещё больше незнакомых было вокруг. Господа скрывались от дождя вместе со своими натурами. Художник набросал один, особенно яркий и выразительный вид двух людей под проливным дождём. Князь горных дорог в шляпе и в алом плаще, с по-прежнему раскрытым зонтом, который он даже не пытался держать над собой; и дама Веррукта, которая шла по площади, которая из площади превратилась в озеро Альгемайн, и смотрела себе под ноги, на залившую их воду. Не только Художник был вдохновлён увиденным.

Ливень стих, стал обычным дождём. Вскоре уже стали расходиться участники Театра свободы, успев попозировать Художнику и нескольким натурам-рисовальщикам. Колдун вместе с Креузфартой и Верруктой шёл по залитой дождём площади Альгемайн. Князь вёл их в апартаменты. Чуть дальше, остановившись, они дождались даму Глаубен. А Веррукта покинула их возле самого парадного подъезда. Вызванные из апартаментов натуры везли под уздцы Ногьера и Айтелькайта, господа шли пешком, медленно и неторопливо. Князь некоторое время убеждал Веррукту остаться, но она не могла себе этого позволить. Гостями в апартаментах остались Колдун, Креузфарта и Глаубен.

Вечер завершался, как казалось Колдуну, не так выразительно, как мог бы. Глаубен разговорилась с Креузфартой, и на миг крылатая тень даже отступила, будто ослеплённая вдохновением и добротой дамы в голубом плаще.

Возвращаясь домой на уставшем и намокшем от дождя Ногьере, Колдун вспоминал всех, кого снова успел встретить, с кем успел познакомиться. Белая дама уходила вместе с Шаманом, с его братом и многими другими участниками Театра свободы. Креузфарта пока никак не могла освободиться от своего проклятия. На время события будто заморозились, стали скупее и невыразительнее. Но Колдун прекрасно знал, что это лишь видимость. Ближайшие дни сулили ему оживление. Утренняя звезда не оставляла своих даже под проливными дождями, когда небо закрыто тучами, даже хмурыми тёмными ночами.