Петр Петрович Сторожевский вертел головой из стороны в сторону. Она у него болела. Он был похож на сумасшедшего. Петр Петрович перешел к плавным движениям: он выписывал подбородком правильные восьмерки. Со стороны это выглядело лучше, но голова болела по-прежнему. Хотелось ударить ею о стену. Петр Петрович склонил голову на плечо. Нахлынули приятные воспоминания и он заплакал от горя. Ужас вселился в его грудь. Где-то для кого-то он умер, безвозвратно умер, умер и перестал существовать. Лучше бы он умер для себя накануне этого.
В дверь постучали.
- Петр Петрович, что вы там делаете?
- Пытаюсь сплясать на костях покойника.
- И в чем проблема? Вам это всегда прекрасно удавалось!
- Теперь это мои кости.
- Мне нужно сделать многозначительную паузу, проникнутую сочувствием и сожалением?
- Да, пожалуйста.
Нет, он не просто умер. Умерло нечто большее, чем он. Умерло то, вестником чего он являлся. Весть оказалась ложной.
- Я полагаю, вы там что-то переживаете в психологическом плане, а от меня требуется остроумной сентенцией придать вашему внутрннему процессу комическое значение?
- Нет.
- А чего вы тогда хотите?
- Анальгина.
- В верхнем ящике стола.
Петр Петрович достал и выпил. Боль в голове унялась.
- Еще что-нибудь?
- Необходимо выявить закономерность, приведшую к столь плачевному результату.
- Вы называете это пляской на костях покойника?
- Я хочу залезть на кучу своих костей, сделать веселую морду, выкрикнуть глупость и неуклюже свалиться на пол.
- Хороший план.
Петр Петрович брезгливо поморщился. План был отвратительный.
- Ну и?
- Что?
- В чем именно мне нужно найти закономерность?
Петр Петрович кивнул.
- Это началось год назад, - начал он свой рассказ.
- Такие вот дела, - закончил он спустя полтора часа.
- М-да.
Петр Петрович старался быть предельно объективным, но у него, разумеется, не получилось. Себя он представил действующим по законам сердца и разума. Противоположная сторона отличалась импульсивностью, непредсказуемостью и безжалостностью. Его искренность вызывала раздражение, его чувства подвергались осмеянию, его аргументы не принимались в расчет, его маленькой лжи придавалось большое значение. Он был обречен.
- И вот я сижу здесь, а меня уже нет.
- Понимаю.
- А я ничего не понимаю.
- Неудивительно.
- И хочу сплясать на своих костях.
- Это у вас получится.
- Каким образом?
- Посмотрите на себя в зеркало.
В зеркале никого не было.