Лидка уныло брела по двору. Там почти никого не было. Разумеется, она имела в виду мальчишек примерно её возраста, которые охотно принимали её в компанию. Лидка никогда не ныла, могла дать затрещину любому, а ещё она вечно выдумывала что-нибудь интересненькое. Когда затевалась «войнушка», обычно «фашистов играли» по жребию, все хотели играть «наших», и тогда она спросила:
- Думаете, все «фашисты» - дураки? А вот и нет, мне папа говорил, что они умные тоже, только злые и хотели нас про… прораба…забыла, ну, чтобы мы на них работали.
И с тех пор «умных фашистов» играли все, причём с превеликим удовольствием – можно быть злым… А в каком мальчишке нет злости и стремления к каверзам?
И ещё Лидка не боялась темноты. Ночи на юге набегают, внезапно, сразу, будто тебе глаза завязали, а она всё равно видела, как кошка, поэтому мальчишки и водились с ней. Вообще-то они принимали в компанию девчонок очень неохотно, давали обидные клички и прозвища и просто посылали. Любой пацанёнок или девчонка от трёх лет уже употребляли «мат», хотя вряд ли знали значение этих слов. С пацанами было интересно играть в прятки, выдумывать шпионские страсти. Они сводились к тому, что назначался «шпион» - любой взрослый человек из их двора. Он брался под «тайное» наблюдение, иногда на два-три часа. Ребята сменяли друг друга, обмениваясь паролями, слали в условленные места донесения, словом, было так здорово, что дух захватывало.
А когда на экраны вышел трофейный «Тарзан», все вообще посходили с ума. Причём, не только дети. Сейчас трудно донести до читателей, что это было. Страна в руинах, люди сплошь и рядом пухнут от голода, ни телевизоров, ни игрушек, и вдруг головокружительный мир фантастических, невиданных приключений настоящего Супермена, наверное, одного из первых «сверхчеловеков киношной плеяды». Самые нищие находили денежку на то, чтобы купить билет. Всего фильмов было шесть. Каждый раз Лидка вымаливала у матери, сначала разрешение, а потом деньги. Бывало так, что ребята ждали её до последнего, а мать отвечала:
- Успеется! - и денег не давала.
Они уходили без неё, бросая сочувственные взгляды, а Лидка даже не плакала, просто всё больше накапливалось вещей, которых, она твёрдо решила, в её жизни никогда не будет. Позже, уже Лидией Константиновной, она пыталась вспомнить, все ли фильмы с Тарзаном ей довелось увидеть, и не смогла. Но чувство жестокости матери осталось. Скажи сразу, отпустишь в кино или нет, не трави душу, не заставляй мучиться в ожидании «приговора».
Всего фильмов было шесть. Ей больше других понравились «Тарзан. Человек-обезьяна», Тарзан и его подруга» и «Тарзан в западне». Естественно, первое знакомство было самым сильным. Да что там сильным? О-ШЕ-ЛОМ-ЛЯ-Ю-ЩИМ!!! Уже на следующий день после первого просмотра, частой стала такая картина: мать какого-нибудь Вовки или Кольки кричала:
- Куда верёвку поволок, паразит, на чём я буду бельё вешать?
И её можно было понять – после войны всё было на вес золота. Но и мальчишек можно было понять тоже. После потрясающе точных перепрыгиваний Тарзана с ветки на ветку, которые он делал с феноменальной лёгкостью, какой мальчишка не мечтал тоже попробовать. Это проще некуда! Что значит опасно? Вот ещё! А шелковица на что, богатырь-дерево? Прямо сейчас и начнём! И начинали, и ломали в лучшем случае руки-ноги, в каких-то – спины, и, иногда разбивались, если, очень раскачавшись, взлетали максимально высоко, а верёвка оказывалась слишком ветхой. Что уж говорить про крик Тарзана! Пацаны тренировались день и ночь, чтобы было похоже. Не имея денег, подслушивали под дверями кинозалов – лишь бы ещё разочек услышать это несравненное а-аааа!
Взрослая Лида никогда не пересматривала трофейного «Тарзана». Зачем? Этот Великий и непревзойдённый ничем и никем Праздник Детства ей хотелось сохранить в бережном прекрасном детском вчера, не поставив ни пятнышка. А то повела уже своих детей на советский «шпиёнский» «боевик», и все еле досидели. А в памяти-то, в памяти был совершенно «другой» фильм – интересный, умный, остросюжетный. Вот и не стала Лидия Константиновна» Тарзана» «испытывать». Она и так много чего помнила.
Никто, конечно, не знал, что роль Тарзана исполнил актёр, (причём не профессиональный), Джонни Вайсмюллер, чемпион мира по плаванию, но если бы и знали, то всё равно бы «простили» ему «фашистскую» фамилию – актёр был немцем. Неосознанно, ещё тогда, Лида рисовала себе уже не образ эльфа, а такого дикаря, почти под два метра ростом, мускулистого, умного и доброго, умеющего всё: сражаться с крокодилами, кататься на черепахах, усмирять браконьеров, защищать свой дом, словом, почти Бога. И никаких худосочных «прынцев» на кобылах! Впрочем, Лида не очень интересовалась всякими там «нежностями» - среди пацанов это было стыдным. Уединяться с девчонкой или мальчишкой, значило нарваться на дразнилки, типа: «посмотрите, парочка, баран , да ярочка» или «тили-тили тесто, жених и невеста». Толстых дразнили по любому. Однажды, баб Глаша услышала, как мальчишки дразнят толстого Санька, глуповатого пацана, оставленного на второй год во втором классе.
-А ну, иди сюда, - громко позвала она Лиду, хотя девочка никогда не дразнилась, понимая, человек не виноват, какой есть, такой и есть. Марш домой!
- Я только вышла, - затянула Лида, но, взглянув на сердитую няньку, потащилась нога за ногу, всем видом показывая, что её ни за что обижают.
- Вы чего на парня набрасываетесь? – накинулась баб Глаша. – Ты думаешь, почему он толстый? Он Не толстый он! Он пухнет с голода, понимаешь? Когда нечего есть, люди распухают, понятно?
Лида обомлела. Конечно, у них в семье никто не шиковал, но чтобы вообще не было еды! Она вспомнила, как, получив хлеб по карточкам, она порой не могла дотерпеть до дома, где всем его давали только во время еды, и съедала крошечные «довесочки», которых всегда было несколько. «Довесочки» возникали потому, что идеально отрезать от южных пышных караваев было невозможно, а бдительная очередь дотошно следила, чтобы до граммулечки вес был точным. Вот и возникали «довесочки», ещё тёплые, как тут удержишься? Потом Лиду «угрызала» совесть, и она старалась не съедать отмеренную порцию за обедом. И тут же слышала окрик матери:
- Ешь с хлебом!
- Вот и сейчас, до обеда было ещё далеко, и она решила подластиться к доброй баб Глаше, чтобы она дала ей с собой хлеба. Та дала, и Лида опять вышла во двор. Первым, кого она встретила, был толстый Санёк. Ей самой хотелось укусить, и она уже поднесла руку ко рту. Санёк отвернулся.
- Эх, принесла его нелёгкая, - подражая баб Глаше, - подумала Лидка. - Ладно! Скоро обед, её-то покормят, потерпит, а вот он… И она позвала:
- Санёк! - Пацан нехотя обернулся. – Чего тебе? – с ненавистью спросил он.
- Возьми, - Лида протянула ему хлеб.
Не веря своему счастью, мальчишка почти вырвал ломоть из Лидиных рук и закричал удивлённо и с неприязнью:
-Дура! Вот дура! – и тут же смылся.
- Почему? Почему он меня ТАК? Я же ему свой хлеб отдала… Могла бы и сама съесть, действительно, дура. Больше не дам, выйду с хлебом и стану есть сама, а он пусть смотрит, раз он ТАК.
Она рассказала баб Глаше. Неожиданно та приняла сторону Санька.
-А ты как думала, он тебе руки целовать будет, - рассердилась нянька. – И чтоб больше никаких кусков на улицу! – прикрикнула она на Лиду.
Лида потом ещё долго мучилась, пытаясь отыскать ответ на своё «почему».
Постепенно жизнь налаживалась, но война ещё долго аукалась всем, и детям в первую очередь. Потому, что Тарзан заворожил всех уже в 1951-52 годах, а до этого игры тоже были не очень наивными. Где и как добывалось оружие всех мастей и размеров, неизвестно, но во дворе всегда было что-то. Про дома киснувший бесхозный «ТТ», да ещё и с несчитанными патронами, они с братом Лекой даже не заикались. Ясно дело, началось бы… Сначала: - «покажи», потом – «дай пульнуть», а там и вообще сгинул бы с концами, вот и молчали. Да, и без их»ТТ» находилось этого добра довольно, целых пуль и патронов и, почему-то, гранат.
Если пацаны шли к развалинам за домом «жечь костёр», значит, опять возьмутся за своё – будут бросать пули и патроны в уже очень разгоревшийся огонь, да ещё и перебросят, если был «недолёт».
Часто взрывающиеся «боеприпасы» попадали неосторожным ребятам в лицо, руки, оставляя пороховые отметины на всю жизнь, а то и выдирали, вместе с одежонкой клок мяса.
С гранатами дело было хуже. Однажды Лидке пришлось наблюдать жуткую картину. Она искала «свою компанию», когда ей кто-то сказал, что мальчишки пошли «жечь костёр». Баб Глаша строго-настрого наказала не соваться «в такие дела». Да, Лидка и не совалась, но играть-то хотелось, вот и пошла – а вдруг они без неё в «войнушку» затеялись? Подходя к разбитому дому, но ещё довольно далеко от костра, она сначала увидела, как ей казалось, а потом и услышала взрыв. Девочка присела от ужаса, и было от чего: недавно прибившийся в «их» компанию Генка корчился на земле, весь в кровище, а его нога… валялась отдельно. Вся «компания» жалась поодаль, не зная, что делать.
Лидка рванула от этого невероятного ужаса на сделавшихся ватными ногах, добежала до лавочки, где, слава Богу, никого не было, и долго тряслась, пытаясь отогнать эту картину. Нога потом преследовала девочку ещё несколько дней, неотступно, днём и ночью. Не безумные Генкины глаза на искажённом лице, а именно нога, в таком стоптанном сандалике.
Но были и совсем простые, обычные игры. Например, прятки или «стук! стук! – палочки», как их иногда называли, Всё просто-понятно, говорят считалочку, на ком она кончится, тот и «вода». Найдёт кого-нибудь из спрятавшихся, будет водить тот, кого нашли. Вот только считалочка была сомнительная и непонятная. Откуда пришла, кто «автор»? Да только осталась «жить» в их дворе и всё тут. А звучала она так:
Машка, Манька и Манюня
Распускала часто «нюни»,
И спасал её не раз
Незнакомый педерас.
Много особого, зачастую наивно-неприличного звучало в их дворе. Именно из одного такого «произведения» Лидка в своё время, узнала, откуда берутся дети:
Наверное, все знают эту «таблицу умножения на один»? Или уже другие детишечки знакомятся с «такими» вещами иначе? Ну, кто постарше, помните:
Одиножды один – приехал гражданин,
Одиножды два – приехала жена.
Одиножды три – в комнату зашли
……………………………………..
Одиножды девять – ребёночек лезет…
А ещё были «загадки». Одну, совершенно дурацкую, Лидка так и не разгадала – мала была, к тому же, нетвёрдо знала, что такое «ЩИкатурка».
Вот и мучалась. «Загадку» она уже знала наизусть: В крепости раздался выстрел, «щикатурка» обагрилась кровью. Какой национальности был боец.
И ещё одна, более цивильная, дожившая до наших дней. Где был слон, когда пришёл Наполеон?
Тоже без ответа, про Наполеона девочка узнала много позже.
И только одна игра ей решительно не понравилась – «дочки-матери» в «исполнении» всё того же толстого Санька и его младшей сестры Тоськи, Лидиной ровесницы.
- Лидка! - завидев «недостающее звено» для игры, позвала она как-то Лиду, - давай играть в «дочки-матери»!
- А как?
- Ну, ты будешь будто бы дочка, я – мать, а Санёк – отец.
Лидка тоскливо оглянулась. Мальчишек не было.
- Куда все подевались? «Дочки-матери» какие-то, что за игра…
Тоська тем временем завела, повязывая на Лидкину голову заскорузлую тряпочку:
- У-тю-тюсеньки, моя кошечка, масенькая манюнечка моя… У кого это такие маленькие ручки, а? – причём таким кошмарным и фальшивым тоном, что Лидка содрогнулась.
-Давай, я буду взрослая дочка, вот, как сейчас, попросила она Тоську.
-Ладно, тогда мы обедаем, - и бросила взгляд на Санька.
Видно было, что этот вариант «актёрам» гораздо ближе. Санёк включился сразу на визгливо-косноязычной ноте своего отца Егора Ивановича и завёл.
- Опоньки! Пока трудящий человек, герой войны, из последних сил добывает потом и кровью политые рубли, семейство, значить, обедает. Обедаете, значить, паразиты? А то, что трудящий чела…эк, а? Я вам сичааас покажу, попомните меня . - И без дальнейших прелюдий Санёк изобразил, как ставит фингал своей благоверной.
Тоська немедленно приняла эстафету.
- И..иии.ии.аа.а, - натурально запричитала она, ирод на мою голову, пьянь деревенская, получай.
После чего «огрела» «мужа» «сковородкой». Муж-Санёк «разорвал» тельник на груди и заорал, как настоящий Егор Иванович делал на радость всему двору:
- Смотрите, люди добрые, как трудящего человека, героя войны…
Лидка поняла, что ей в этом «спектакле» ролей нет. Отчего-то муторно ей было, неспокойно и как-то не по себе. У неё дома тоже сплошь и рядом между матерью и отчимом возникали ссоры, правда, родители ссорились без них с Лекой. Наутро родители не разговаривали. И Лидка, и Лека знали: если один из родителей говорит – скажи отцу (матери) то-то то-то, значит в доме будет висеть гнетущая тишина разлада, от которой хочется выть.
- Чего они? – задумывалась девочка, - ведь взрослые люди. А не нравится, тогда зачем вместе живут? Поссорятся и спят в одной кровати…. Чудно! И она, уже по привычке, записала на главной страничке своей памяти, что, когда она вырастет и появится её Тарзан, они будут понимать друг друга всегда-всегда. Ей сразу стало легче, тоскливое настроение улетучилось, и Лидка отправилась искать мальчишек, навсегда позабыв противную игру в «дочки-матери».
09-11.08.2011, Карелия