Незаконченный роман

Любимая

     Она была не как все. Её большие зеленоватые глаза скользили поверх меня, и только улыбка на личике выдавала слабые сигналы заинтересованности нашим диалогом, в котором находили место и работа, и юмор, и комплименты.
     У меня создавалось впечатление, что раньше ей не доводилось общаться с таким «существом», как я, хотя по долгу службы приходилось встречаться с множеством количеством людей. Может, поэтому она немного осторожничала и сдержанно реагировала на благожелательные высказывания в её адрес.
     Не могу сказать, что она предпочитала слышать больше всего, но с чувством юмора у неё было всё в порядке. Отзывчивая и приятная в общении, она выделялась своей искренностью, и ещё — от неё веяло неподдельной теплотой и нежностью. И хотя её рабочий кабинет находился на седьмом этаже, а мой несколько ниже, на каком-то периоде становления фирмы, наши встречи с ней были довольно частыми.
     Иногда мы оказывались в кабине лифта одни, и нам удавалось несколько секунд побыть в замкнутом пространстве наедине. Изысканный аромат её косметики парил в воздухе и ненавязчиво трогал моё воображение. Она молчала и лишь изредка бросала на меня очаровательный взор, ибо рассматривать только потолок или пол — было просто нелепо.
     Я пытался рассмотреть её ответными взглядами и заглянуть в глубину её глаз, но она, красиво смущаясь, отводила взгляд. Теперь уже я пытался определить, что же в ней такого, что приводит меня в состояние волнения. Я открыто смотрел на неё и не находил слов, чтобы назвать её как-то иначе чем — Любимая.
     Почему Любимая? Почему вот так просто она стала превращаться в любимого мной человека. Я не сопротивлялся этому приятному чувству и однажды при встрече на моё «Привет!» она протянула мне прелестную ручку с аккуратненькими ноготками и обручальным колечком на безымянном пальце.
     Жест подачи руки был настолько женственен, что не поцеловать её пальчики — было бы преступлением. Вот так я ощутил губами колдовство и нежность её завораживающих рук.
«Но ведь она замужем. У неё дети. Что мне от неё надо… и надо ли? Что тут такого особенного, что мужчина поцеловал ручку красивой женщине, проявив галантность», — задавал я себе вопросы и не находил на них ответа.
     Однажды утром мы встретились в холле офисного здания. Было ли это случайно… или я ускорил свой шаг, пытаясь с ней поравняться, я уже не могу точно сказать — скорее то и другое.
     Холл был пуст. Услышав мои шаги, она приостановилась. И, повернувшись в пол-оборота, поприветствовала меня. Её обычное «Доброе утро!» прозвучало завораживающе мягко. Я в ответ нежно поцеловал её в щёчку. Это было так неожиданно, но так обыкновенно, что мы просто улыбнулись и одновременно прикоснулись к сенсору вызова лифта. Эта случайная гармония добавила нам настроения.
     Вот так просто в нашу дверь постучало удивительно тёплое чувство с неопределённым названием. Симпатия там уже поселилась, а что-то новое только-только начинало подавать признаки жизни.
     И тут в отношения вмешались злые языки: «Нельзя на работе заводить романов!» — кричали они наперебой.
«Почему нельзя, если хочется!» — вслед за мной раскачивались её качели, пытаясь найти оптимальную высоту положения. Но её внутренний голос не допускал таких отклонений и говорил: «Нет!»
     Она приняла это как знак к действию… и после недолгих раздумий прекратила со мной общение по телефону, а потом и вовсе стала уклоняться от незапланированных встреч. Окончательно идиллия разрушилась тогда, когда я в приватном разговоре, спросил её:
    — А помнишь, первый раз когда, я вдруг тебя поцеловал?
    — Нет! — ответила она и виновато улыбнулась.
    Я понял, что порядочность и верность семейному долгу не позволяют ей выйти за рамки отчерченного круга, как бы того не хотелось.
    В моей же голове путались мысли, рождались стихотворные строчки и посылы, адресованные ей, но, видимо, и мне пришлось столкнуться с этой несчастной формулой круга:
 
Я хотел заглянуть тебе в душу,
Хоть одним лишь глазочком взглянуть.
Говорили: «Спустись ты на сушу…
Навсегда этот образ забудь».
 
Я хотел заглянуть тебе в глазки,
Но шептал тоже голос толпы:
«Не садись ты в чужие салазки,
Выбрось дурь из своей головы».
 
Я хотел протянуть тебе руку,
Прикоснуться к ладони твоей:
«Этим ты лишь ускоришь разлуку
С головой непутёвой своей».
 
Так к тебе подойти не давали…
Злые мыслей моих — языки.
От любви до глубокой печали,
Были рядом они… — и так далеки.
 
Я пытался понять своё состояние, но всё сводилось к одному, что я не могу надышаться этим милым божеством под именем «Любимая»!
— Быть Любимой — это даже лучше чем любить! Ты только не исчезай, я ничего не попрошу у тебя взамен! — больно рвалось в груди, но её телефон отвечал: «Номер занят! Пожалуйста, перезвоните позже…»
 
* * *
 
     — С себя, что ли писал? — спросил редактор «Вечорки», зыркнув на меня поверх очков.
     — Ну, вы же сказали, чтоб правдоподобно было, — выжидающе посмотрел я на него и нервно вытянул шею. — Что-то не так? — скрипнул я о паркет, переминаясь с ноги на ногу.
     — Сюжет, конечно, для романа, а ты зарисовку какую-то набросал без начала и конца. Будущего не видно, начало скомкано. Что значит, была? — бросил он рукопись на стол. — Читателю… ему на блюдечке начало и концовку надо преподнести, не говоря уж о середине… — самое вкусное в ней должно быть.
     — Так я первый раз про такие вещи пишу, — робко начал я оправдываться. — По правде говоря, сначала стих был написан, ну а уж потом остальное.
     — Вот вы трёкаете языками, а как до дела доходит, то, как страус голову в песок засовываете… тоже мне писатели! — прошёлся «главный» по мне во множественном числе. — Скандальчик закати, приукрась ваши встречи, добавь интима, ну разогрей читателя подробностями. Словом… поработай над своими каракулями, и чтобы при следующей встрече я тебе этого не повторял. Всё понятно?! — высказался он и, хлопнув по прочитанным страницам увесистой ладонью, отодвинул рукопись на край стола. — Да! Меньше якай в текстах, может тогда и сути больше будет, — добавил он, нахмурив брови.
     — Ну, я ж от первого лица писал! Как без «я-то»?! — последняя редактора фраза вынудила меня вспылить.
     — Никита, мы с тобой не первый год знакомы… Я сказал то, что хотел сказать! Иди, пиши и не мямлей! Ей богу материал сырой, — не видишь что ли?! — поставил мэтр точку и вышел из-за стола.
     — Да не смогу я по-другому! И вообще… стоит ли это в набор отдавать? Может забрать свои каракули совсем! Считайте, что не было ничего — ни встреч, ни языков…
     — Что это ты, друг, на попятную пошёл? За свои убеждения надо бороться, не говоря уж о другом. Про себя всё-таки писал? — мягче спросил он.
     — Я не про себя писал. Я про чувства писал. Может такие порывы у людей раз в жизни бывают! — потупил я взгляд.
     — Так-так! Не обижайся! На обиженных воду возят! — потрепал редактор меня за плечо, проходя к окну. — Значит, тебе всё-таки есть что рассказать?! — прикрыл он форточку. — Ты вот что, молодой человек, давай-ка соберись с мыслями и выскажись по полной. Напиши, что о любви знаешь. Может, и получиться раскрыть это таинство. Вижу, не даёт покоя она тебе…
     — Кто?
     — Она, она…, — многозначительно протянул редактор и, пожимая мне на прощание руку, промычал: «Не везёт нам в смерти, повезёт в любви…»
     — Ничего не понимает, а туда же… — воду возят! Тоже мне пуп земли нашёлся! — уже на улице, пробурчал я в его сторону и зябко поёживаясь, направился к автомобилю.
     Осенняя изморось витала в воздухе и вместе с порывами ветра набрасывалась на прохожих, заставляя их поднимать воротники. Место встречи влюблённых — аллею парка, заметали опавшие листья, печально поскрипывали сломанные качели, на душе было тягуче грустно… Вспомнилась дворовая песня, добавив щемящей истомы:
 
Что же я поделаю с собой
Если ты такая недотрога…
 
     Держа ключ зажигания в руке, я ещё долго прокручивал в памяти слова этой песни и не решался запустить двигатель. Не давала покоя и фраза: «Напиши, что о любви знаешь…»
Наконец, преодолев спазм сентиментальности, повернул ключ. Мотор немного поворчал на повышенных оборотах, и машина плавно тронулась по сумрачному городу. На улицах было немноголюдно. Ветер, разметав по обочинам дорог и тротуаров пожухлые листья, забавлялся чистым листком бумаги, то поднимая, то опуская его, не давая упасть на землю.
     — Что-то случилось? — встретила меня на пороге дома жена. — Сам не свой какой-то… Прямо не узнаю тебя!
     — Да всё нормально! Только не понимает меня никто! — чмокнул я её в носик.
     — Кто не понимает?
     — Все не понимают… Да и редактор этот! Ври, говорит, больше! А как врать-то… если бы умел?
     — Ну, я в ваши дела не влезаю… Мой руки и садись есть. Всё на столе, — распорядилась она и прошла в гостиную смотреть телевизор.
    А я уже нервно теребил клавиатуру загружающегося компьютера, чтобы окунутся в воспоминания, и переложить их на чистый лист бумаги.
    — Ну, наконец-то… пентюх проснулся! — обозвал я «комп» и долго сидел над алфавитом клавиатуры, раздумывая с какой буквы начать, чтобы «…раскрыть это таинство».
После долгих колебаний решил ничего не раскрывать, а написать всё как есть и нажал на клавишу с буквой «Л»…


Лиза

     — Никита! Ты уже взрослый парень! Слушай воспитателей и зря не безобразничай, — напутствовала меня мать, провожая в загородный лагерь.
     — Ладно! Я что, совсем без ума! Мне вон пацан рассказывал, как в этом лагере ребята живут, так же что и в других — ничего особенного. Я ведь с первого класса в них езжу, мне не привыкать. Правда предупредил, что детдомовских в этой смене будет полно, и если рядом с ними окажешься, — то надо смотреть в оба. Они такие дерзкие и неуступчивые, просто жуть какая-то!
     — Ты уж, сынок, с ними не связывайся! У них и так судьба не простая. Ни отца, ни матери за спиной. Вот они и выживают, как могут. Мамки-то с папкой нет, чтобы доглядеть за ними, а воспитатели — это всё казёнщина.
     — Мам! а что такое казёнщина? — спросил я, услышав не очень понятное мне слово.
     — Ну, как тебе сказать… Казённый дом — это вроде, как чужой. А стало быть, кто в нём живёт и работает, считается казёнными работниками. Отсюда — всё остальное вытекает. Ладно, пора нам уже! Отец с дочуркой у бабушки в деревне гостят, так, что самим придётся к месту сбора добираться. А я уж потом  на рейсовом к ним приеду.
     — Мам! Пойдём пешком. Мне что-то, так хочется с тобой прогуляться, — обнял я её. В ответ она ласково потрепала меня по волосам и хотела поцеловать, но я как бы невзначай уклонился от её намерений.
     — Справку от врача не потеряй и береги себя сыночек, — напутствовала она меня, вытирая слезу.
     — Да я уже взрослый, что ты меня за ляльку-то держишь, — вытянулся я, стараясь казаться выше.
     — Рано повзрослел, мальчик мой…, но для меня сыночком ненаглядным на всю жизнь останешься, — расчувствовалась мать. В последний раз отцу путёвку дали, не подведи его!
     — Ладно тебе, мамулечка… всё будет, как учили! — отшутился я.
     Не успели мы подойти и зарегистрироваться, как по мегафону прозвучало объявление директора лагеря:
«Товарищи взрослые! Просим вас освободить территорию парка! Дальнейшее сопровождение детей переходит в руки воспитателей и вожатых!»
Провожающие с неохотой стали выполнять приказ, оставляя разнокалиберную детвору, на попечение персонала лагеря.
     Началось формирование отрядов. Меня записали в первый. Я, гордо подняв голову, начал рассматривать тех, кто стал вставать под табличку с надписью «Первый отряд». Неожиданно взгляд выхватил глаза искромётной симпатичной девушки, которая тут же исчезла, как и появилась. «Реактивная какая-то!» — подумал я.
     — Быстро построились! — раздался окрик нашего вожатого Валеры. — Слушать мою команду и не вертеть головами по сторонам! — прервал он моё беспечное занятие.
Высокий парень, с крупными не закрывающими верхней губой зубами, получивший от нас кличку Скалозуб, дал нам понять, что строгость и дисциплина у него стоят на первом месте и шутить с нами он не собирается.
     — На третью смену, я являюсь вашим непосредственным командиром, отвечаю за вас поголовно и прошу выполнять мои команды беспрекословно! — так по-военному представил он нам свои полномочия.
    К большой радости я увидел, что в строй встаёт Славка — рыжий паренёк с соседнего квартала. Мы с ним учились в параллельных классах и иногда вечерами тренькали во дворе на гитарах, осваивая новые песни и аккорды.
     — Рыженький, ты, где потерялся! — бесцеремонно обрушился вожатый на него.
     — Я не рыжий… я золотой! — нисколько не смутившись, отпарировал тот в ответ и улыбнулся щербатой улыбкой. По лицу вожатого тоже прошлась улыбка. Было заметно, что находчивость и ответ ему понравились.
     А дальше команда по автобусам, марш духового оркестра и пыльная дорога за город, где в сосновом лесу наш ждали летние одноэтажные дачки, с туалетом и умывальниками на улице.

* * *

     — Водитель скорой помощи Олег, Олег! Подойдите к даче начальника лагеря! — чеканили слова громкоговорители, установленные на столбах по всей территории. Мы, сбивающимся шагом, направились к своей дачке — одноэтажному корпусу похожему на барак.
     — Счас места будем забивать! — услышал я шепот за спиной и оглянулся. Три паренька постриженные наголо, одетые в одинаковые футболки — сгруппировались и приготовились к атаке. Славка в ответ нашёл меня глазами и обозначил, что надо действовать, а не то все хорошие места расхватают, и будем всю смену у прохода «кукарекать».
     — Так, справа по одному проходим в спальное помещение и занимаем места. Не толпиться и не толкаться…, — не успел прозвучать голос воспитателя, как лысые головы парней в одинаковых футболках замелькали среди скромно стоявших впереди мальчишек. Мы тоже с другом подсуетились и практически одновременно с ними ворвались в спальное отделение:
     — Чур, моё! Чур, моё! — захлопали мы по кроватям у окна, застеленные синим одеялом с проложенной наискось белой полосой из простыни.
     — Ну, ты, малявка! Это моё место! — услышал я грубый голос, и обернулся. Славка был отброшен от занятой кровати и обиженно хлопал ресницами, лицо его покраснело сродни помидору — вот-вот и прольются слёзы.
     Я бросил взгляд на Славкиного обидчика… На меня исподлобья смотрели прищуренные глаза волчонка, воплощённые в лысую голову парня,  чуть выше меня ростом. Сжатые в ссадинах кулаки были готовы в любую секунду найти себе применение.
     — Не тронь пацана! Кто не успел, тот опоздал! — не раздумывая о последствиях, ответил я ему и ощетинился, дав понять, что могу за себя постоять.
     — Да мы тебе «тёмную» в первую же ночь устроим! Откуда ты шустряк такой нашёлся! — получил он поддержку от дружков, и они втроём стали наступать на меня.
     — Мальчики перестаньте ссориться! Вы что хотите, чтобы вас по домам в первый же день отправили! — неожиданно раздался девичий голос. — Сейчас же разойдитесь! Как вам не стыдно!
     Это была та самая «реактивная» девушка в лёгоньком платьице, с короткой стрижкой. Она бесстрашно встала между нами и зачем-то ударила меня своими остренькими кулачками в грудь. От неожиданности я потерял равновесие, и, прихватив её за плечи, опрокинулся вместе с нею на кровать. Раздался невообразимый хохот, всем почему-то стало весело.
     — Ты кто? — спросил я её, продолжая барахтаться под девичьим телом, новоиспечённой знакомой.
     — Я Лиза, из спортивного отряда, — продолжала удерживать она меня.
     — Да пусти ты меня! Борьбу на кровати, что ли устроила?! — задыхаясь от волнения и стыда, еле вырвался я из-под неё.
     — Подожди! Как тебя зовут?
     — Никита! Что из этого?
     — Ты-то мне и нужен! — удовлетворённо сказала она. — Придётся над тобой взять шефство — иначе нельзя. Я их знаю — это детдомовцы! Тебе не поздоровилось бы. Они один за одного знаешь, как стоят! — добавила она шёпотом.
     — Да много мы таких видали! Я за друга тоже постоять могу, чего бы мне это не стоило! — разгорячено выдохнул я, начиная приходить в себя. Руки нервно подёргивались от выброса адреналина, а отхлынувшая от лица кровь стала медленно возвращаться в своё русло.
     — Ты давай, Славян, ложись на мою кровать, а я на твою… и не бойся! Здесь не колония какая-нибудь! Вожатому не жалуйся! Не было здесь ничего и всё! — успел я только сказать своему другу.
     — Так кто тут драку затеял? — прибежал на шум вожатый Валера. — Ты Никита, что ли?
     — Да не было здесь ничего! — потупился я.
     — Откуда здесь посторонние? — окинул он взглядом девушку. — Лиза! Быстро в свой в свой отряд и чтобы в первый и последний раз…, — пригрозил он пальцем обоим.
     — Я сейчас уйду! Мне кое-что надо бы спросить у молодого человека! — нисколько не стушевалась она, услышав замечание вожатого.
     — Тебя точно Никитой зовут? — оглядывая меня с ног до головы, с некоторым сомнением в глазах, спросила она меня.
     — Уж точно не Федей! — недовольно ответил я.
     — А ещё в отряде Никиты есть? — осторожно допытывала она меня, заглядывая в глаза.
     — Есть ещё пацан, но его в санчасть воспитательница повела. Он в толчее по носу получил, кровь носом пошла — хлюпенький какой-то! — обрисовал я тёзку, не понимая зачем это ей нужно.
     — Ну, вы блин, даёте! — засмеялась она и, зардевшись румянцем, помчалась в сторону санчасти.
     «Строиться на обед!» — прозвучала команда, и мы послушно стали занимать места по ранжиру в строю первого отряда. Небольшая вступительная речь начальника лагеря перед столовой закончилась словами: «Приятного аппетита!» — с чем мы единогласно согласились.
Постепенно мы втягивались во внутренний распорядок лагеря, ребята из детского дома, оказались вполне нормальными ребятами, и я с ними играл в одной футбольной команде.
     — Никита, можно тебя на минутку, — кто-то потянул меня за рукав после выхода с полдника, — это была Лиза. — Мне надо с тобой поговорить. Приходи на стадион, я постоянно там.
     — Ладно! — равнодушно дал я согласие, и тут же пристально посмотрел ей вслед. От неё повеяло такой милой энергетикой, что я невольно стал задумываться… — что бы это значило.             Я решил сегодня же встретиться с ней на дискотеке.

* * *

     Славке родители привезли из дома гитару и в свободные вечера, он пел нам песни о любви. Вожатый Валера, тоже поигрывал на гитаре и Славян получил от него в подарок, кучу новых текстов, которые мы потом исполняли на свой манер.
     Особым уважением и почётом среди ребят пользовался ди-джей. Он был намного старше нас, но мы были с ним на «ты». А так как Славка был лично с ним знаком, то уже с первых вечеров, начал сновать челноком среди всевозможной аппаратуры, помогая тому вести дискотеки.
     Иногда Славян вставал за синтезатор и исполнял песни собственного сочинения. Пацанва оглушительно свистела, и это было наивысшим награждением для начинающего артиста.
Вообще Славка был одарённым парнем. Он с отличием окончил музыкальную школу по классу баян и ему пророчили дорогу баяниста, но он увлёкся игрой на клавишных инструментах и гитаре. Первые аккорды на «шестиструнке», я научился брать у него и, по его мнению, — получалось неплохо.
     В нашем дворе стояла беседка, где мы вечерами играли незамысловатые вещички о любви. Одна из них «Недотрога» была на слуху и пользовалась успехом.
Я до сих пор с волнением слушаю заигранную запись этой песни, на катушечном магнитофоне:

Мне тебя не надо обходить
Самою далекою дорогой.
Сердцу запретить тебя любить
Если ты такая недотрога…

     Я уговорил Славку, чтобы он спел эту вещицу на дискотеке вживую, и мне бы представилась возможность пригласить на медленный танец Лизу. Танцевать «медляк» осмеливались не все, но я решил для себя — или пан или пропал и с первыми аккордами направился к ней.
     — Привет! — протянул я ей руку.
     — Приветик! — игриво откликнулась она на приглашение. — Я его, видите ли, на стадионе жду, а он на дискотеке нарисовался. А ты, видать, не из робкого десятка парень, — выговорила она мне, увлекая в центр круга.
     В коротенькой юбочке, модной кофточке и кроссовках, она была похожа на изящную теннисистку. Глаза её блестели, а на щёчках появляясь и пропадая, играли в прятки чуть заметные, умилённые ямочки.
     — А мужчина должен обнять девушку за талию, а не за плечи… и девушка при встрече сама выбирает, — подавать ли ей руку  преподала она мне первый урок, вогнав меня в краску.
     — Да?! А я и не знал! — засмущался я, не зная, что делать с руками. Она деловито сняла мои застывшие от напряжения руки с плеч и приложила их к талии. Слова припева точно попали в тему:

А ребята все наперебой
Говорят, что это некрасиво…

     Я от такого совпадения был готов провалиться сквозь землю, но так близки были её глаза… Я тонул в них и, опуская взгляд, пьянел от красоты линий силуэта.
     — Барахтаться под девушкой, наверное, ты умеешь лучше, чем танцевать! — прикололась она надо мной, и нам от этого стало так смешно, что мы прыснули, прислонившись, друг к другу.
     — А теперь кавалер должен отвести даму на то же самое место и поблагодарить её, — по-хозяйски распорядилась она, когда песня закончилась.
     — Как это?
     — Как, как! Ну, скажем, пожать руку или ещё как-нибудь.
     — А! Понял! — проявил я понятливость и на прощание приложил её ручку к своей щеке.
     — Ну, вот уже лучше! — одобрила она мои действия и кому-то помахала рукой.
     — Ну ладно, иди! — освободила она меня от обязанностей кавалера и направилась к группе вновь прибывших девочек.
     — Завтра у нас игра! Приходи! — крикнула она мне вдогонку. Я молча кивнул головой.
Среди пацанов я выглядел героем. Ещё бы…ведь я у всех на виду танцевал с одной из хорошеньких девушек лагеря. А мне было ужасно стыдно за свои нелепые проколы. Ночью я шепнул Славке:
     — Как она тебе?
     — Кто? — не понял он вопроса.
     — Лиза!
     — Нормально! — сказал тот и, отвернувшись, засопел своим облупленным носом. А я ещё долго трогал щеку, которая хранила аромат чужого мне человечка, но уже так близкого по духу.

* * *

     — Никита! Ты идёшь…, — поторопили меня пацаны из отряда.
     — Иду! Не ждите меня! Я догоню вас! — а сам усердно перешнуровывал кроссовки на новый манер. Мода была на всё: шнуровки, заколки, причёски, бейсболки и прочие вещи молодёжного прикида.
     Девочки из старших отрядов взяли за «фишку» повязку из бинта наложенную ниже колена и нарочито «подтаскивая» перебинтованную ногу, передвигались по территории лагеря. Вскоре бинт в аптечках исчез, и начальник лагеря устроила разгон вожатым и воспитателям за такие причуды модниц.
     После этой накачки повязки исчезли даже у тех, кто в них нуждался. Ободранные коленки и расчёсы от комаров, помазанные зелёнкой, опять же становились неким украшением, и методы борьбы с этим явлением пока не придумали.
     На стадионе я появился, когда матч по волейболу между вожатыми и спортсменами заканчивался. Лиза нервничала, покусывала губки и кричала на своих партнёров, — её команда проигрывала. Когда матч закончился и соперники поблагодарили друг дружку за честную игру, она подошла ко мне и тяжело дыша, высказалась:
     — Ты куда пропал? Обещал поддержку и где она…
     — Никому я ничего не обещал! Сказал, что приду и всё! — сходу отмёл я претензии.
     — Мог бы догадаться про поддержку — не маленький…
     — Извини Лиза, — это так важно?
     — Что важно?
     — Ну то, что меня здесь не было с начала матча.
     — Да, важно! — надула она губки. — У них видишь, какие Фаны, показала она на разгоряченных болельщиков, которые продолжали свистеть и улюлюкать.
     — Я всё равно бы болел не за вашу команду… за тебя — да, а остальные мне по боку! — отпарировал я.
     — А я-то думала…, — повернулась она ко мне спиной, на которой, отпечатались следы падений из песка.
     — Не сердись, пожалуйста, — пролепетал я и по инерции похлопал её по мягкому месту, пытаясь стряхнуть песочек с формы.
     — Ну, это уж слишком! — вырвалось у неё, и она быстрым шагом направилась в раздевалку.
     «Что-то здесь не так! — задумался я, усаживаясь на верхнем ярусе трибуны. ; Нелепое знакомство, дискотека, приглашение, обида и всё связанно  Лизой. Может мать, проявила инициативу и няньку ко мне приставила, или ещё что…, — пожимал я плечами, но ничего не мог взять в толк.
     — Лиза, подожди! — чуть было не проморгал я свою недотрогу. Она с сумкой через плечо вышла из раздевалки и направилась к дачке.
     — Давай я помогу тебе! — протянул я руки к сумке с формой.
     — Обойдусь без носильщика! — дёрнула она плечом.
     — Лиза, извини! Я хотел просто отряхнуть тебе форму и всё…, — начал я оправдываться.
     — Ну, ты мог это сделать не на виду! Видишь, сколько глаз вокруг и все ищут повод для сплетен, — недовольно высказалась она. Что такое сплетни я плохо понимал, но утвердительно кивнул головой.
     — Прости! Я больше не буду…, — чистосердечно раскаялся я.
     — Ну ладно… принимается! — Вижу с воспитанием у тебя всё в порядке. Подожди меня здесь, я скоро, только вещи положу…, и артистично держа спинку, поднялась по ступенькам крыльца.
     — Как гимнастка перед выходом на помост! — не мог не заметить я её грации. Как-никак я себя тоже причислял к когорте спортсменов, так как ходил в спортивную секцию, где мы, кроме занятий баскетболом, занимались ещё и боксом.

* * *

     — Пошли, погуляем! — игриво слетело с её губ, и она неслышно сбежала по ступенькам крыльца, уткнувшись в меня.
     — Лиза, я честно не могу понять, что ты во мне ищешь? — встал я в позу.
     — Ладно, пошли с глаз долой! Спустимся к реке, там я тебе всё расскажу,
Тропинка, по которой мы вышли за территорию лагеря, спускалась к реке. Заросли крапивы, и репейника, по которым мы пробирались, были пронизаны извилистыми тропами. Разобраться, в этих хитросплетённых лабиринтах без Лизы, было бы непросто.
     Краснощёкое солнце августа щедро отдавало дань уходящему лету. Было тепло. Эта теплота передавалась и нашему настроению. Лиза порхала, как бабочка на цветочной поляне, перелетая от цветка к цветку, а я всё время пытался поймать её в объятия, но пока, сделать этого не удавалось.
     — Ты только не проболтайся, что мы за ограду выходили, — могут быть неприятности, — предупредила она меня, когда мы вышли на берег речки и уселись на бережке.
     — Да я нормальный пацан, что ты меня всё время учишь? Достала ты меня своей предупредительностью! — не сдержался я от частых нравоучений.
     — Поняла уже, что тебе нянька не нужна! Просто меня попросила мамина приятельница, чтобы я присмотрела за её сыном Никитой, — он вроде маменькиного сыночка, и сделала это в последнюю минуту. Сказала, что Никитой зовут, и номер отряда назвала. Ну, я и втюхалась в тебя. Мне продолжать? — взглянула она мне в глаза.
     — Не надо… можешь не продолжать, — ответил я ей как можно развязнее. Мне хотелось выглядеть старше своих неполных пятнадцати лет, поэтому я допустил такой тон.
Лиза была уже сформировавшейся девушкой. Красивая фигура и небольшая девичья грудь, в сочетании с приятной внешностью, ставили её в разряд первых девушек лагеря. По её уверенным действиям чувствовалось, что она знает себе цену и хорошо разбирается в совсем не детских ситуациях. Сколько конкретно ей было лет, я не спрашивал, наверное, столько же, сколько и мне.
     — А у тебя неплохой торс! — оценивающе окинула она меня взглядом, когда я снял футболку.
     — Ну, мы ведь тоже причисляем себя к «спортосменам», — нашёл я вычурное слово, чтобы не показать виду, что мне это льстит.
     — Никита! А эту песню о недотроге Славка сочинил или кто… Мне кажется, что эта песня обо мне, — задумчиво произнесла она и бросила в речку камушек.
На ровной глади образовались круги и стали расходиться, исчезая в прибрежных камышах, а мы заворожено смотрели на них и молчали. Когда круги исчезли с водной глади, она тронула меня за плечо и, прильнув ко мне, тихо прошептала: «Поцелуй меня…»
     Вдруг очнувшись, и стряхнув с себя минуту расслабленности, — проговорила: « Какая же я дура! Не обращай на меня внимания…  это я так», — грустными глазами посмотрела она на меня. — Хочешь я расскажу тебе одну историю… Впрочем нам пора возвращаться... — в другой раз! — заметалась она в прострации не зная на чём остановиться.
     Находясь рядом с Ней, я взрослел каждую минуту и начинал всматриваться в неё, как в зеркало. На память стало приходить её спортивное тело с упругой грудью, которое я почувствовал в той комичной ситуации, на первых минутах знакомства. А сейчас она была расслаблена до не узнаваемости, и мне захотелось взять её на руки, что я и сделал, как только она поднялась с земли. Ватными руками она обняла меня за шею и вдруг страстно прижалась к моему лицу.
     — Лиза, ты же меня задушишь! — еле выдохнул я, не зная, что предпринять.
     — Ну и телок ты, Никита! — ослабила она обволакивающие объятия и  лёгкой вуалью сошла с рук. Её слова меня нисколько не обидели, но я начинал осознавать, что рядом с ней, я начинал чувствовать себя мужчиной.
     Мне так захотелось её погладить, но только лёгким касанием я обозначил своё присутствие. Это подняло меня на небывалую высоту, и я невольно прочитал вслух, родившееся четверостишье:

Ты кусочек лета,
Знойный ветерок.
Не найду ответа
Что ты за цветок…

     — А ты ещё и стихи сочиняешь?! — восторженно оценила она мои слова.
     — Да как-то само собой вышло. Я сам от себя не ожидал. Раньше, такого никогда со мной не было, — смущённо ответил я ей.
     — Значит, у тебя появилась муза! — кокетливо наклонила она головку и посмотрела мне в глаза.
     Только сейчас я полно оценил глубину её завораживающих глаз, красоту махровых ресниц, чувственность губ, к которым меня потянуло с неистовой силой. Её губки ждали этого действия, и она приоткрыла их, усилив ожидания момента…
Что со мной случилось в этот момент, — не могу объяснить. Я так оробел, что даже полшага не смог сделать навстречу своим желаниям.
     — Так тебе целоваться ещё рано, а я губки раскатала…, — игриво рассмеялась она и вспыхнула румянцем.
     — Пойдём быстрее в лагерь! Нас, наверное, потеряли! — засуетилась она, заминая высказывание с поцелуем.
Лагерь не заметил нашего отсутствия. Громкоговорители по-прежнему доносили объявления и команды дежурных по лагерю. Изнывая от жары и жажды, по стадиону маршировали команды, готовясь к отрядному смотру.

* * *

     Лиза проводила в лагере третью смену подряд и знала все углы и закоулки окрестностей. Мы старались не нарушать распорядок дня, но иногда нам нестерпимо хотелось уединиться, и мы убегали на тот самый берег реки — с камышами и кругами на речной глади. Туда, где мы смотрели друг на друга широко открытыми глазами, и только от этого нам было хорошо.
     — Никита! Давай убежим в сон-час на «Коровий пляж», — шепнула мне Лиза в столовой.
     — Куда? — не понял я.
     — Горе ты моё луковое, — снисходительно улыбнулась она и показала три пальца руки, приложив их к бедру. Это означало, что нам надо встретиться в три часа в условном месте. Вот так жестикулируя и подмигивая, мы быстро находили общий язык — и это нас неподдельно забавляло.
     — Привет! — поздоровался я с ней, протискиваясь сквозь частокол изгороди.
     — Быстрей! Пока дежурные дремлют! — поторопила она.
Я добавил прыти, и нырнул следом в зелёный коридор лабиринта.
     — Что за «Бычий пляж»? — задал на бегу я вопрос.
     — Не бычий, а коровий…. Все так называют… Я тут не причём! — поправила она меня и, не сдержавшись от накатившего смеха, прыснула до слёз в глазах.
     — Давай спустимся к воде и пройдёмся вон до того дерева, — показала она рукой на одинокую иву.
     Ива, распустив роскошные волосы, стояла над гладью воды, не шелохнувшись, и была чем-то опечалена.
     — Всё… здесь нас никто не увидит — можно раздеться, — сказала Лиза, снимая сарафанчик, продолжая хихикать.
Мы очутились в излучине реки с чистым водоёмом и береговой полосой из мелкого песка-ракушечника, которую ограждали крутые берега.
    — Какая ты красивая! — восторженно пролепетал я и остановился.
    — Ну, ты чего?! — повернулась она ко мне лицом, поправляя купальник и делая вид, что не расслышала моего восторга.
Милое личико, красивые лини плеч, умилённая девичья грудь, волнующий изгиб талии — всё это было недосягаемым миражом, и я непроизвольно зажмурил глаза, одновременно ощущая безудержные роднички пульса в самых интимных местах моего тела, и от смущения присел на корточки.
     — Что-то случилось? — настороженно спросила она и подошла ко мне.
Даже с закрытыми глазами я ощутил её близость, и мне нестерпимо захотелось прижаться к девичьим коленям. Мог ли тогда я себе такое позволить…, но отказаться от задуманного было выше моих сил. Неожиданный возглас, вывел меня из забвения:
     — Оба-на! Какая эффектная цыпочка… и щенок у её ног!
Я поднялся с колен и увидел перед собой лицо подвыпившего долговязого парня с отвислым подбородком и прутиком в руках. Он спустился с крутого обрыва и направлялся к нам явно не с дружескими намерениями. На это указывали и его голос, и вызывающе-отвязанное поведение.
     Двое дружков оставшись наверху, уселись на краю обрыва, предвкушая увидеть спектакль с их корешем в главной роли.
     — Серый! Ты сначала отправь этого лоха кефир пить, а уж после подругой займись, — давали они дружку советы, цыкая сквозь зубы слюной.
     — Ну, ты чё… всё ещё здесь… Я не понял?! Глухарём, что ли прикинулся…, — ткнул он меня прутиком под ребро.
     — Мальчики! Идите своей дорогой! Вам что, места на реке мало?! — закричала Лиза, прикрываясь сарафаном.
     — А ты, ваще не вякай, красотка! — замахнулся на неё долговязый растопыренной пятернёй.
     Тип был на голову выше меня, с худым телом и грязными не подстриженными ногтями. Его действия были сравнимы с мерзкой пощёчиной, которую я получил в присутствии девушки. Это меня так взорвало и обидело изнутри, что я, не раздумывая, ответил хлёстким ударом в его отвислую слюнявую челюсть. Опорная нога на песке пошла, поэтому удар получился не очень сильным. Однако резкости хватило, чтобы опрокинуть обидчика на песок.
     — Никита не связывайся с ними! Пошли отсюда! — захныкала Лиза.
Но я был готов драться за честь пацана, чего бы мне это не стоило.
     — Ну, счас ты у меня завоешь, гадёныш! — сквозь зубы процедил верзила и опустил руку в карман.
     «Припугнуть не иначе хочет… нет там у него ничего!», — мелькнуло в голове, но щелчок выскочившего лезвия заставил меня вздрогнуть и попятится назад.
     — Пошли Никита, он же бешенный! — не унималась Лиза.
     По телу побежал холодок, а во рту почувствовался вкус крови: видимо, я от волнения прикусил губу. Глаза неотрывно смотрели на холодную отточенную сталь и леденели от ужаса. «Почему орудия убийства имеют такую правильную и красивую форму?» — пронзило меня насквозь странной мыслью, и я почувствовал, что вот-вот от этой «красоты» потеряю сознание.
     Я уже не слышал ни угрожающих криков со стороны нападавшего и его дружков, всхлипов Лизы за спиной, а стоял, опустив руки, и молчал. Мне было невыносимо страшно.
     — Ну, ты чё, крови захотел, сука! — хрипел тот, держа нож впереди себя.
Когда он приблизился совсем близко, я, глядя ему в глаза, равнодушно сказал:
     — Бей! Если сможешь…
Даже сейчас до меня, прошедшего воинскую службу в ВДВ, не доходит, как я тогда — безусый пацан, только что начинающий жить, мог спокойно сказать: «Бей!» — и подставиться под удар.
     — На колени, падла! Попишу! — орал долговязый, махая ножом перед моим лицом.
Я не предпринимал никаких действий, лишь пытался взглянуть в его безумные глаза. За спиной слышались всхлипывания Лизы.
     — Брось, парень, нож! Пожалуйста! — сказал я дрожащими губами.
     — Да я тебя…, да ты у меня! — забормотал тот.
     И тут наши взгляды встретились. Не знаю, что он мог увидеть в моих подростковых глазах, но смятение и растерянность в его лице появились.
     — Пожалуйста! — тихо повторил я и заревел.
     Я стоял и плакал, не вытирая слёз. Они катились по щекам крупными градинами, но я ничего не мог с этим поделать. В этих слезах была: и обида, и страх, и любовь к жизни, которую я ощущал всеми частями тела.
     — Ты, п-па-цаа-н! Нормальный пацан! — неожиданно заголосил тот, и, выбросив в речку нож, пошёл прочь, обхватив голову руками.
     Дружки в недоумении снялись с насиженных мест и побежали вслед за ним, растерянно жестикулируя друг перед другом.
     — Пойдём, Никита, — тихо сказала Лиза, закрывая зарёванное лицо сарафаном. — Не говори мне ничего…
     Мы медленно пошли вдоль берега, оставляя на песке следы — следы  расставания с детством…
     В тот момент я не давал себе отчёта за свои действия. Гораздо позже  понял и осознал, что бывают моменты, когда молниеносно приходится выбирать — «или-или…». Этот выбор всегда сопряжён с риском и непредсказуемостью. Вот тут на смену взлёта, может придти падение, а с ним боль и разочарование, если не считать самого худшего.
     Спустя много лет, окунувшись в воспоминания, я написал:

А теперь я пою, с кем придётся…
Забывая у песен мотив.
Та же ива над заводью гнётся,
Боль печали со мной, разделив…

* * *
     Смена перевалила экватор и шла своим чередом, приближаясь к заключительному лагерному аккорду — костру. Я, усевшись на качели, убивал время, не зная, куда себя деть. Лиза на два дня уехала отстаивать честь лагеря в соревнованиях по волейболу и я без неё не находил себе места.
     Я плохо спал, у меня пропал аппетит, и даже любимый футбол не доставлял прежней радости.
     Вот и сейчас, сидя на качели, я мысленно поднимался в небеса и с той же скоростью падал, вниз пытаясь понять, что же со мной происходит. Что-то прокралось в меня, а я так и не мог понять, что это такое.
     Мне хорошо было тогда, когда рядом была она — милая и несравненная девчонка по имени Лиза. Но как только она исчезала из моего поля зрения, мне становилось невыносимо тоскливо, а в душе наступала пустота.
     — Вот ты где! — раздался знакомый голос.
     — Лизуня! Ты так меня напугала…, я чуть не свалился, — обрадовано повернулся я к ней, остановив качели. Мне хотелось обнять её, а может даже поцеловать её, но я жутко стеснялся это сделать. А тот момент, когда я поднял её на руки, где она прижалась ко мне телом, был из области фантастики, но в нём я себя не помнил.
     — Привет! — посмотрел я ей в глаза. Глаза её были наполнены искорками счастья.
     — Мы первые! — подняла она к верху указательный палец.
     — Ур-ра! — закричал я от восторга. Мне так стало хорошо, что рядом появилась Лиза — первая девчонка, с которой у меня начали складываться такие доверительные отношения. С танцплощадки раздавался голос Славки, настраивающего микрофоны для вечерней дискотеки:

Мне тебя не надо вспоминать
Этими короткими ночами
Имя твоё звёздочкой шептать,
За рекою вечерами…

     — Что это там Славка так надрывается… опять «Недотрогу» выводит? — спросила она меня, вслушиваясь в текст. — Красивая, но грустная песня…
     — Ему разрешили прорепетировать, так вот он и дерёт глотку. А что ему ещё делать…, — ревностно принизил я Славкино пение.
     — Смотри-ка, деловой, какой нашёлся! — вступилась за Славку Лиза. — Покажи свой талант, а я посмотрю!
     — Ладно, Лиз! Я ведь не со зла — так, чтобы не зазнавался. А на счёт таланта или чего прочего, то я не собираюсь, есть торт, стоя на голове. Такие фокусы я делать не научился… может ты научишь? — обиженно вырвалось у меня.
     — Ишь, куда тебя высоко понесло! Не боишься упасть? — прищурила она глазки.
Качели отношений, как я понял, начинали раскачиваться. Показывать же свою упёртость мне не хотелось.
     — Да ладно тебе… видишь, на земле я — ниже некуда!
     — Видеть-то я вижу… я ещё и слышу! — не унималась она.
     — Вот ты, Лиза, всякую фигню придумываешь! Я даже не знаю, как себя в этих случаях вести. Мы с тобой только ругаемся и миримся. Я хочу тебе сказать, что у нас с тобой не так много времени осталось. Ты ведь говорила, что получила приглашение, в спорт школу. Вдруг тебя примут. Я, Лизонька, этого не переживу…
     — Ты что не рад, что ли будешь? — не дала она мне договорить.
     — С чего это ты взяла?
     — Ну, ты так сказал, что я подумала…
     — Что ты подумала?
     — Да мало ли что! Давай, выкладывай первый, что хотел сказать! — настояла она на своём.
     — Ты только не сердись на меня… Ладно?! — заглянул я ей в глаза. Лиза смотрела на меня с ожидающим любопытством.
     — Ну, говори, говори! —  подтвердила она готовность меня выслушать.
Счас… только ты не перебивай…,  давай на ушко скажу.
     — Давай короче… не дождёшься тебя! — не вытерпела она ожидания и наклонила головку. В её ушке сверкнула необычная серьга с малахитовым камушком, который так гармонировал с её глазками, что я потерял дар речи.
     — Давай лучше встретимся на дискотеке и слиняем оттуда на берег, — не отрывая взгляда от серьги, предложил: я ей.
     — Так темно же будет. Мало тебе того случая, — неуверенно возразила она.
     — Да ерунда это всё. Славка сказал, что сегодня дискотеку продлят, так как она последней будет, а там только ночной костёр впереди. Надо успевать.
     — Куда?
     — Да никуда! Просто больше быть рядом. Ты такая звёздочка…
     — Странно как-то, — пожала плечами Лиза, но возражать не стала, и побежала в свой отряд.
     Я напоследок качнул пустые качели и тоже пошёл в отряд. Перед крылечком дачи, оглянулся. Качели жили своей размеренной жизнью  — вверх… вниз.

* * *

     Дискотека началась, а Лизы всё не было. Я стоял с пацанами и косвенно участвовал в их комментариях, по поводу прикида той или иной девчонки. Лиза в этот список пока не входила, и я равнодушно слушал доходящие до пошлости комментарии острословов.
     — А вот и звезда нарисовалась! — зашушукались пацаны и закивали в сторону приближающей Лизы. Одетая, в облегающую фигуру водолазку, джинсы клёш и босоножках на каблучке — она выглядела очень эффектно.
     — Ну, вы, полегче тут! — спустился я на парней. В ответ они только рассмеялись и продолжили обсуждение прибывающих на дискотеку девчонок.
Лиза гордо прошла мимо, не удостоив парней вниманием, в том числе и меня. Меня это задело, и я изобразил её грациозную походку с пародийным гротеском. Пацаны захохотали, но Лиза даже не обернулась в нашу сторону. Потом когда я подошёл к ней и сделал знак внимания, она отвела меня в сторону и отчитала:
     — Ты чего это обезьянничал за моею спиной?! — голосом учителки насела она на меня.
     — Когда? — не мог я взять в толк, ведь Лиза даже не оглянулась.
     — Мне девочки всё рассказали…, — надула она губки. Даже в состоянии рассерженности она притягивала меня и умиляла своей сущностью.
     — Да я… я…, — потерял я дар речи и почувствовал, как кровь ударила мне в лицо. — Лиза! Но ведь это дружеский шарж… не более того. Что тут обидного?
     — Пойдём отсюда! — показала она глазками и, гордо, прошла мимо разинувших рот пацанов. Я вальяжной походкой направился вслед за ней, хотя меня заколотило нервной дрожью. Я еле сдерживал себя, чтобы не расписаться в своей слабости.
Славка, бывший в курсе наших отношений, дал несколько узнаваемых аккордов свадебного вальса, и помахал мне рукой. Я показал ему в ответ кулак и быстрыми шагами догнал Лизу.
     — Лизуня, подожди! — взял я её под локоток. Я ожидал, что Лиза дёрнется и не примет моё касание, но она приостановилась и подняла на меня глаза полные слёз.
Слезинки бисером расположились по контору её зеленоватых глаз, где им было уже тесно. В любую секунду они могли ринуться вниз, чтобы блеснуть на лету своим горьким очарованием, оставив на щеках следы от туши ресниц.
     — Что с тобой? — опешил я, привлекая её к себе. Лиза сделала движение навстречу и тут же отстранилась.
     — Ладно, Никита! Пошли подальше от глаз, — на удивление покорно сказала она, приложив платочек к влажным глазам.
     Солнце спряталось за сосны и, пробиваясь сквозь кроны колючих красавиц, посеребрило сети и нити паутин, развешенных по всему лагерю.
Эта умиротворённая картина опускающихся сумерек, и блеск паутинок на центральной аллее, благотворно сказалась на моём состоянии. Нервная дрожь потихоньку исчезла.
Когда мы подошли к лазейке, которую закрывал большой куст сирени, Лиза достала платочек и, вложив его мне в руки, тихо попросила:
     — Никит! Посмотри, ресничка, что ли в глаз попала. Убери её оттуда!
     — Лиза, ты не сердись… ладно! Я чувствую себя таким дураком, или идиотом, а мне так не хочется быть таковым, — раскаялся я перед ней и, не дыша, прикоснулся ладонями к личику.
     Полузакрытые глаза Лизы придали девушке небывалую сексуальность и неповторимость, что я просто обомлел. Я никогда не испытывал таких ощущений, такой притягательности девичьих губ, что тут же забыл про ресничку и платочек, выпавший из рук.
     — Ну, где она? — вглядывался я в неё, теряя самообладание.
     — Кажется, всё нормально… пойдём, пока нас никто не видит, — прервала она мой бестолковый полёт фантазий и первая пролезла сквозь решётку ограды. Мы вышли знакомой тропой к реке и окунулись в лоно вечернего заката.
    Я бережно взял её ладошку в руку, и мы замерли от теплоты этих прикосновений. Мы стояли и всматривались друг другу в глаза не осмеливаясь заговорить. Нам было так хорошо, что мы купались и нежились в лучах своих взглядов, а Лиза своей непосредственностью раскрепощала меня до неузнаваемости.
    — Никита, ты клёвый пацан…, — прервала она минуты молчания, легонько сдавив мои пальцы. — Ты мне нравишься, но мне кажется, я тебе не пара. Я знаю, что девчонки при первой возможности отдаются пацанам и этим очень гордятся. Так вот… я не такая, — подняла она глаза и виновато улыбнулась.
     — Да ты что, Лиза, я так не думал...
     —  Глупенький… разве я в это поверю. У вас у парней одно на уме как бы побыстрее…
     — Лиза, ты лучшая девушка на свете… — Я просто счастлив, что мы оказались рядом, — пробормотал я и прикоснулся своей щекой к её личику. Неровное дыхание и пылкость её тела, манили и возбуждали меня. Я робко поцеловал, уголки её прелестных губ.
     — Никита не надо…, — еле слышно прошептала она. — Я боюсь!
     — Ну, что ты, Лиза…кого ты боишься?
     — Себя…, — глубоко вздохнула она и неожиданно пропела:
«Что же я поделаю с собой, если я такая заморока…», — переиначив припев песни.
     — Лиз, а припев не так поётся…
     — Я знаю, — нисколько не смутилась она. — Помнишь, я тебе хотела рассказать одну историю, но не успела. Так вот сейчас мне кажется, я смогу это сделать, тем более…
     — Лиза, у тебя глаза были полные слёз. Это из-за моей выходки? —  перебил я её.
     — Да нет, Никита. Я, конечно же, обиделась, но у меня другое… Ты видел, что я пришла позже всех, так вот — это неспроста. Мне буквально перед выходом принесли конверт, где мама сообщала, что пришло приглашение в Москву, стажироваться в школе, о которой я говорила тебе. Пойдём, сядем на бережок. Вряд ли мне удастся в двух словах всё объяснить.
     — Ладно, — согласился я, и мы присели на своё «нагретое место». Я уже почти не выпускал её ручку из ладони, и мне так хотелось целовать её маленькие, остренькие ноготки. Почуяв, что я их трогаю пальчиками, она оправдывалась:
     — Знаешь, так хочется отрастить маникюр, но волейбол не даёт такой возможности. Я пока что сделала выбор в пользу волейбола.
     — А ты, давно им занимаешься…
     — Недавно! Раньше я занималась лыжами… На одном из соревнований, я показала очень хороший результат в спринте… — и началось.
После награждения, какой-то дядька, отозвал меня в сторонку предложив побеседовать, — о чём не сказал. Я пришла на встречу, и тут он меня ошарашил. Он порекомендовал бросить лыжи и перейти в волейбол, так как мои физические данные, соответствуют данным волейболистки.
     — Но они же все длинные!
     — Не длинные, а высокие… выбирай выражения.
     — Но ты, Лиза, не та и не другая…
     — Он сказал, что я взрывная и подойду на роль разыгрывающей, а переквалифицировать меня в волейболистку, — пара пустяков, было бы желание. Потом он консультировался с кем-то в Москве, что-то обговаривал и, в конце концов, принёс приглашение в школу олимпийского резерва.
     — Лиз! А если не получиться с волейболом…то куда?
     — Не знаю…, может в педагогический. Пока у меня есть предложение — надо попробовать, а там видно будет! — совсем по-взрослому ответила она.
«…реактивная, какая-то» — вспомнилась первая моя оценка и привела меня в состояние гордости, ведь я тоже увидел в ней взрывные качества лидера.
     А сейчас, вглядываясь в неё, я сгорал, от какого-то возвышенного чувства и не догадывался о том, что я просто влюблялся. Ведь для меня слово «любовь» было таким далёким и недоступным, а оказалось — она рядом, плетёт шелковистую паутину, нежно обволакивает тебя с ног до головы, превращает тебя в куколку и делает с тобой, что захочет.
     — Никита, я не знаю, тот ли ты человек, которому я исповедуюсь, но ты мой мальчик-одуванчик. Можно я тебя так назову.
     — Можно, — пожал я плечами.
— Так вот… когда он меня рекомендовал сменить амплуа мы с мамой решили попробовать.
     — Почему с мамой?
     — А отца у меня нет, вернее где-то есть, но я с ним не виделась. Вот видишь, какие у меня серьги — белое золото. Отец маме подарил их в день моего рождения. Ну а потом куда-то всё покатилось, а серьги остались. Я их всегда в дорогу одеваю — на счастье что ли.
     Так вот, мы поехали на «смотрины» в Москву. Нам номер в гостинице забронировали, и целый месяц мы там жили. Я брала уроки по технике волейбола, много тренировалась, а мама отдыхала. Вообще сказали, что я им подхожу, только есть одно но…
Лиза заприкусывала губки и я увидел, как её глазки стали наполняться слезами.
     — Да что у нас сегодня — день открытых слёз что ли, — пошутил я и подтолкнул свою «недотрогу».
     — Ладно, больше не буду, — согласилась она со мной. — Я не знаю… — ехать ли мне туда или нет. Просто …. Лиза мялась, и я чувствовал, что она что-то не договаривает…
Набрав духу или воздуху, она начала говорить без остановки: «Когда я только приехала на базу, нас повели на медосмотр и там присутствовал один из тренеров — такой лысый, противный, но говорили, что очень хороший специалист. Потом, когда мы прошли врачей я, ненароком, увидела напротив своей фамилии галочку. Я только потом поняла, что она означала.
     Да, я была недотрогой, такой остаюсь, и по сей день, но он стал, меня домогаться… Он предлагал мне пожить в апартаментах, но я держалась на своём и не соглашалась. Маме я об этом не рассказывала, только ревела по ночам в подушку. Напоследок он сказал, что если я получу приглашение, то приём в команду будет вести лично он и надо быть сговорчивей в некоторых вопросах. А тут ещё эта песня. Славка, как знал, — про меня…
     — Лиза, это я ему её заказал. Откуда мне про это было знать?
     — Поцелуй меня, — тихо попросила она.
    — Лиза я не могу….
     — Никита, пожалуйста…, мне так с тобой хорошо.
     — Лизонька! Какая ты невозможная… и я впервые ощутил вкус и прелесть её девичьих губ. И пусть мои поцелуи были неумелыми, нас охватывала сумасшедшая страсть. Лиза так пылко начала отдавать себя, что казалось… — вот-вот и не останется для меня, запретных мест на её теле. Но как только я расстегнул молнию на её джинсах, она резко оттолкнула меня от себя.
     — Н-н-ет! Ты далеко зашёл…, — освободилась она от объятий, и стала приводить себя в порядок. Грудь её вздымалась готовая вырваться из облегающей тело водолазки, губы жадно глотали воздух спустившихся сумерек, а я, стыдливо прятал глаза, не зная как вести себя дальше…
     — Ну, вот видишь, куда тебя понесло…, — укоризненно произнесла она.
     — Прости я нечаянно…
     — За нечаянно — бьют отчаянно! — усмехнулась она. — Пошли в лагерь, потанцуем… нас, наверное, потеряли!
     — Я не могу идти… Мне надо искупнуться!
     — Что это с тобой… разжарило что ли?
     — Знаешь, не могу прийти в себя, — всё пылает во мне. У меня так откровенно ещё ни с одной девчонкой не было. Я быстренько освежусь…, побудь на берегу минут десять, — попросил я Лизу, повернувшись к ней спиной.
     — Ага! А потом в мокрых джинсах ты появишься перед всеми. Ты что совсем уже…
     — Так нагишом что ли купаться?
     — Я не знаю… Уж больно ты шустрый, как я погляжу… — издевалась она надо мной, не догадываясь, зачем мне надо лезть в воду.
     Мне даже сейчас не хочется про это вспоминать, но я отвернулся от неё, чтобы скрыть следы «результата» на моих трусиках. Долго не раздумывая, я нырнул прямо с берега. Немного отдышавшись, попытался достать дна.
     — Глубоко! Не достать …, — быстро отказался я от этой затеи, почувствовав холод родников идущих со дна.
     — Ну, скоро ты остудишься, — поторопила она мня. — Может, концовочку дискотеки захватим. Выбрал тоже время?! — стала она, кидать в меня мелкие камушки.
     — Счас! Не убей только меня…, — погружался я в воду, при каждом летящем в меня снаряде.
     Прохладная вода быстро привела в чувство и я, выйдя на берег, прошёлся колесом по поляне, чем привёл в восторг мою спутницу.
Попросив Лизу не подсматривать, я спустился под бережок и там, отжав почти досуха трусики, появился передней ней.
     — Никит! А интересно… если бы не тот случай с твоим тёзкой мы бы нашли друг друга? — сменила она тему.
     — Откуда я знаю. Ты такая реактивная…. Пролетела бы мимо меня, как комета, и даже не оглянулась бы, только хвост после себя оставила.
     — А вот и нет! Представь…, я даже имя твоё угадала, когда тебя первый раз увидела. Я ещё девочкам сказала, что вот этого пацана, наверняка зовут Никитой.
     — Скажешь тоже…ты, что ясновидящая какая?
     — Не без этого. Я на картах гадать умею.
     — И что ты там нагадала.
     — Разлука нам предстоит долгая, — потупила она взор.
     — Да тут и без гадания понятно. Смена заканчивается. Послезавтра подадут автобусы и адью.
     — Куда, куда?
     — Адью, говорю. Не знаю по-каковски, но что-то вроде нашего «пока»!
     — А мы с тобой даже адресами не обменялись, — задумчиво произнесла Лиза. — Так хоть бы письма писали…
     — Успеется ещё! А ты разве не в городе живёшь?
     — В посёлке. Мы тут сборная области. Отобрали из спортивных секций подающих надежды и сюда на откорм! — улыбнулась она.
     — Ах, вон оно как… Лиз, я тебя не обидел своим вопросом? — посмотрел я на неё, испытывая неловкость.
     — Нет… что тут особенного.
     — Ну, если ты живёшь не в городе, значит в деревне. А к деревне, знаешь, как пацаны относятся, — за лохушек считают.
     — Твои пацаны… пусть шнурки под носом завяжут, и языки, запихнут в одно место.
     — Лиза давай не будем про это… ты такая…, — попытался я исправить негативный всплеск эмоций.
     — Какая?
     — Соблазнительная! — вырвалось у меня.
     — Да что вы говорите… Уже я, его начинаю соблазнять! Ну, ты артист… Может статью, какую мне пришьют, за совращения малолетнего… ты этого хочешь! — не на шутку завелась она.
     — Лизонька! Я не так выразился. Ну, давай не будем ссориться, — мне так тебя не хватает. Ты такая классная хотел я сказать!
     — Ты ещё не знаешь мой характер!
     — А зачем мне его знать? Ты мне и такая нравишься! — тихо вымолвил я.
Возникала небольшая пауза...
     — Знаешь, Никита, как я ревела ночью после того случая, — захлопала она ресницами. Мне показалось, что ей нестерпимо захотелось сказать несколько хороших слов в мой адрес, тем самым скрасить нелицеприятные распри, промелькнувшие между нами.
     — Какого случая? — не понял я, куда она клонит.
     — Это когда тот придурок с ножом нарисовался. Ты что на самом деле такой бесстрашный или как…
     — Лизонька, я не знаю. Давай не будем никому рассказывать. Ладно, — привлёк я её к себе и уткнулся в шапочку её ароматных волос.
     — Ладно! Нас хоть никто не видел, как мы тут… Разборок потом не оберёшься,  пробежалась она взглядом по сторонам.
     — Да мне пофигу…, Будь, что будет!
     — Я бы так же сказала, да тут физрук ко мне клинья подбивает. Не хотелось бы ему на глаза попасться. Он запросто может меня сдать директору — в отместку за мою настырность. Сказала ему нет, — значит, нет! Так ведь нет…, — скребётся и всё тут!
     — О! как..., — удивился я такой откровенности.
     И всё-таки нас кто-то сдал. Когда мы появились друг за дружкой из разных концов лагеря, нас поджидали воспитатели и отправили по дачам с устрашающими словами: «Завтра на ковёр к директору!»

* * *

     — Дорогой! Скоро утро, а ты глаз не сомкнул! Ты что, совсем спать не собираешься?! — возглас жены вывел меня из ретроспективного состояния. И я, скрывая некую досаду, ответил:
     — Хорошо, я перезвоню позже!
     — С кем это ты? — не понимая моего ответа, спросила супруга.
     — Да я вот тут… что-то задумался, — растерялся я, не зная, что ответить.
     — Может, познакомишь с Ней, — издевательски спросила она.
     — Давай не сегодня, дорогая. Вдруг тебя обидят мои художества.
     — Мне твоих художеств в жизни хватает. Я тебя насквозь вижу. Какой уж день ворочаешься по всей ночи…
     — Так вот от этого и не сплю.
     — Давай всё выключай, и ложись! — настоятельно прозвучал её голос.
     — Как скажешь! — потянулся я и отправился в ванную комнату. Стоя под душем, никак не мог понять свой ответ жене — «позвоню позже…».
     Будильник настойчиво сообщал, что пора на работу. «Да понял я, понял! — с закрытыми глазами пытался я выключить его. Наконец, мне удалось это сделать, и я откинулся на подушку. Перед глазами поплыла картина, связанная с Ней:

Обрушилась ты водопадом, рекою!
Искрящий поток, ни с чем не сравнить.
Глаза, как две чаши с живою водою,
Могли напоить —  лишь смогли опьянить…

     Мне потом долго не удавалось найти время, чтобы ввергнуть себя во времена «далёкого и прекрасного». Спустя некоторое время я всё-таки добрался до многоточий, оставленных в предыдущей главе…

* * *

     Мы с Лизой побрели по центральной аллее к своим дачкам. Разговаривать не хотелось. Вслушиваясь друг в друга, по ритмам дыхания, мы старались понять, что твориться у каждого на душе. Может, кое-что я сейчас выдаю за желаемое, но ощущение такое было.
     — Ну, пока! — сказала Лиза, когда мы подошли к её даче. — Это я во всём виновата…
     — Ну, в чём это ты виновата? — осторожно спросил я её.
     — Во всём… ты не переживай… тебя это не касается, — задумчиво произнесла она.
     — Лизонька, нам пора… Извини! Опять на скандал нарвёмся…Отбой скоро, — дотронулся я до её носика.
     — Ладно…пока, Никита! — отрешенно попрощалась она и бесшумно вспорхнула по ступенькам крылечка.
     — Пока! — послал я вдогонку.

     Я долго не мог заснуть. Вожатые и воспитатели, устроили междусобойчик и своими бесконечными хождениями и хихиканьем, прогоняли и без того потерявшийся сон в моей голове.
     Утром я даже забыл, что меня ожидает встреча с директором лагеря. Вместо его голоса, я услышал голос воспитательницы:
     — Никита, зайди в комнату вожатых!
     — Зачем? — откликнулся я вопросом.
     — Не знаю! С тобой хотят поговорить вожатые. Давай быстрее! Не до тебя сегодня… — смотр скоро! — поторопила она.
     — Можно? — приоткрыл я дверь.
     — Заходи, орёл… садись! — одопнул мне стул физрук, появившийся в нашем отряде. Валера отошёл к окну и сделал вид, что не вмешивается в наши дела.
     — Ну, рассказывай, где это ты был вчера вечером! За территорией лагеря… шлялся?
     — Нет! С чего это вы взяли? — пошёл я в отказ.
     — А с того салага… Лиза с тобой была?
     — Ну и что с этого…, — нагло посмотрел я на него.
     — Да ничё! Ты знаешь о том, что директор ей в характеристике напишет?
     — Откуда мне знать, что он напишет, — погнал я дуру, вспоминая слова Лизы: — «сказала нет, значит нет». И вдруг меня просветило: никакого директора тут и в помине нет, просто захотели напугать и отвадить от Лизы.
     Дальнейшие угрозы уже не беспокоили. Я равнодушно смотрел на взбесившегося физрука, а когда это всё надоело, с издёвкой произнёс: «Пойду я, что-то скучно стало…»
     — Ладно, иди, но мотай на ус. Из-за тебя, Лизу сегодня отправили домой.
     — Как отправили? — опустилось всё во мне. Дверь под моим ударом распахнулась на полную, чуть не прибив воспитательницу, стоявшую за ней.
     — Никита, стой! Куда ты…, — но я даже не посмотрел в её сторону, а нарезал в сторону спорт отряда. Навстречу мне попался Славка.
     — Привет! — схватил я его за руку. — Лизу не видел?
     — Видел!
     — Где она?
     — Её только что, на скорой увезли. Олег, водитель, всё около неё кружился, ему лучше знать.
     — Что с ней?
     — Не знаю… ревела сильно!
     — Что-нибудь сказала?
     — Сказала, что классно пою!
     — И всё?
     — Что-то хотела сказать, но ещё больше разревелась…, да и торопили её, вроде как на самолёт боялись опоздать.
     — Вот на коленке подписала для тебя, — протянул он фотографию Лизы,.
     — Сволочь… Это он мне не дал с ней попрощаться, — кинул я взгляд в сторону дачки. — Ты тоже хорош, Славян… не мог раньше сказать!
     — Никита, да меня воспиталка к вам не пускала. Чё я мог сделать. Я к окну, а там Скалозуб кулак показал… вот и считай!
     — Ну, гадство… сволочи кругом! — кипело всё во мне. — Ладно… и на этом спасибо! — отпустил я Славкину руку.
     — Блин… чуть пальцы не отпали! — стал разминать он сдавленные хваткой пальцы. Перед самым отъездом он отозвал меня в сторонку и, запинаясь, промямлил:
     — Послушай, Никита! Думай обо мне что хочешь, но это я вас с Лизой сдал.
     — Не понял, Славян, о чём ты…
     — Я про дискотеку, с которой вы свалили на берег. Про берег я им говорить не стал, а просто сказал, что ушли куда-то…
     — Кому ты сказал?
     — Ну, этому… как его… физруку и воспиталке.
     — Им то, какое до нас дело?!
     — Я не знаю… Никита, ты прости меня! Они отключили аппаратуру и хотели объявить всеобщую поверку. Я сдался…
     — Я не знаю, Славян, важно ли это сейчас, но на первых парах я бы тебе врезал. А теперь забудь…
     Вот такой получился у нас со Славкой разговор и в дальнейшем мы к этой теме не возвращались.
     После расставания с Лизой, я долго не мог прийти в себя. Мы так и не увиделись с ней больше. Лишь фотография, переданная Славкой, ещё долго лежала под стеклом письменного стола и напоминала о Ней — самой лучшей на свете девчонке.

Никита! Найди меня. Я по тебе буду скучать.
Недотрога.

Эллис

     Прошло десять лет. Автобус держал путь в аэропорт, делая остановки в населённых пунктах маршрута. Туристическая группа, заполнившая автобус, осуществляла вояж к границам цивилизованного мира.
Приглушённый свет салона и темнота за окном экспресса, оставляла один выбор пассажирам — дремать.
     На одной из остановок пригорода стояла молодая пара, ожидающая этот рейс. Холодный ветер апреля пронизывал насквозь дворы и улицы, а на автобусной остановке устроил такую круговерть, что молодой человек распахнутым пальто укрывал девушку.
    «В Европе жара, не замёрзнет!» — заметил кто-то из пассажиров, глядя на девичью фигурку в лёгком одеянии и я, молча, с ним согласился, так как был тоже одет по-весеннему.
     «Береги себя…», — донеслись слова провожатого. Девушка заняла место впереди салона и помахала ему ручкой. Он тоже помахал ей в ответ и не уходил до тех пор, пока автобус не тронулся.
     Я достал блокнот и попытался сделать несколько подсчётов, но водитель совсем выключил свет в салоне и включил музыку. «Придётся отключиться часика на два», — без особого сожаления, отказался я от своей затеи и закрыл глаза.
    Дома остались жена и дочка. Я улыбнулся, представив себя вернувшегося назад, увешанного коробками с подарками. «Ну, здравствуй — это я!» — заготовленная фраза ждала своего часа.
    По договорённости с польскими перекупщиками, мы должны были осуществить с ними бартер. Шесть спортивных сумок, набитые утварью, находились в багажном отделении автобуса.
«Пять дней тура, если всё пройдёт успешно, вполне хватит и на покупки, и на отдых, — гульнуло в сознании. Два моих компаньона откинувшись в креслах, дружно посапывали, натянув спортивные шапочки на глаза.

* * *

     Сотрудник таможни, в звании сержанта, снисходительно смотрел на монитор и практически не реагировал на мелкие партии товара, помещённого в сумки. Глаза его округлились, а лицо вытянулось от изумления, когда пошла по транспортиру первая сумка, доверху набитая жаропрочной посудой и сковородками различной модификации.
     — Стоп! Сумку в сторону, — строго прозвучал его голос. — Кто владелец? — глянул он оценивающе на нас и приосанился. — Ещё одна… ещё…. Так все сумки в сторону! — и нажал кнопку вызова дежурного. Наша группа, направляющаяся в накопитель аэропорта, остановилась и с любопытством стала ожидать разрешения вопроса.
     — Что случилось? — спросил дежурный, прибывший по сигналу таможенника-контролёра.
     — Товарищ капитан, шесть сумок полные сковородок! — отрапортовал тот и самодовольно ухмыльнулся.
    — Ну и что? Не запрещено… пусть везут! — невозмутимо скомандовал капитан.
    — Но шесть сумок?! — настырничал тот.
    — Пропустить! Сколько можно самодеятельность устраивать, сержант?! — поднялся в наших глазах капитан и удалился. Вдох облегчения донёсся из группы, а по нашим лицам прошлась нервная улыбка.
    И хотя вся группа, ожидавшая нас, выглядела скоплением людей, взгляд выхватил из толпы девушку с модным саквояжем в руке. Она исчезла так же быстро, как и появилась. Мне показалось, что подобное я где-то видел и попытался отыскать девушку в толпе, но по каким-то причинам этого сделать, не удалось. Аэробус напрягся, прошивая плотные облака и поднявшись на заданную высоту, взял курс на запад.

* * *

     Город встретил нас чистотой улиц и потоком машин, состоящих сплошь из иномарок. Красивые и обтекаемые «совершенства» радовали глаз и были вежливы на пешеходных переходах. Вместо нашего пронизывающего апреля, с холодом, метелями, здесь присутствовали чистота и тепло.
    Первые дни нам пришлось изрядно потрудиться над поисками рынка сбыта. В наш бизнес вмешалась католическая пасха и польские партнёры, соблюдающие религиозные каноны, спутали нам планы. Пришлось ждать окончание празднований этого Светлого дня. Мы занимались мелочёвкой, реализуя небольшие партии товара в скупках и комиссионках.
    — Никит! Мы с оптом определились, дело за поляками. Ты свяжись с ними, а мы прошвырнёмся по городу.
    — Погодите рысачить… три дня уж прошло как мы здесь! Надо и за общим столом с коллективом посидеть! — тормознул я их.
    Руководитель группы Александр, собрав группу в холе, напомнил о времени регистрации на рейс отлёта и пригласил всех за общий стол, накрытый в ресторане гостиницы.
Для поднятия «боевого духа», мы от своего имени заказали коньяк и шампанское. Настроение после первого бокала заметно поднялось. Женский пол, составляющий основную часть группы, на глазах похорошел и начал кокетничать, постреливая глазами. Мы, как могли, отвечали им взаимностью, но численное преимущество было на их стороне.
     Вдруг боковым зрением я выхватил молодого человека, стоявшего у барной стойки. Тот, сложив денежные купюры веером, помахивал ими перед собой. «Мутный какой-то… толи снять кого хочет, толи сам не прочь», — не понял я его действий и шутливым рассказом привлек внимание стола. Всем было весело…
    — Позволь прикурить…, — услышал я голос за спиной и обернулся. С сигаретой во рту стоял тот самый…, с веером из купюр. Мой рассказ и тлевшая сигарета приближались к развязке, и я грубо отмахнулся от него:
    — Прикуривай у своих… я тебе не прикуриватель!
Только я хотел озвучить концовочку, как на меня обрушился поток нареканий от ребят.
     — Никита, поаккуратней. Ты что так… ты же не дома!
     — Да что случилось-то? — не понял я их реакции.
     — Нафига ты так грубо! — раздавалось со всех сторон. Я оглянулся. За моей спиной, распустив нюни стоял чувак, жалостливо причитая что он «афганец» получивший контузию, что-то там ещё…, а я с ним обошёлся не по человечески.
     — Слушай, парень, извини! Я не хотел тебя обидеть, но так пацаны не поступают. Ты что подставиться захотел? — ополчился я на него.
     — Ладно, Никита! Не грузи! Может на самом деле подстава какая? — встряли в разговор пацаны.
    Чутьё их не обмануло — это была подстава.

    — Так, парни, я кажется, влетел! Короче, вечером разборки предстоят, — показал я записку, переданную официантом. — Вы идите куда знаете, а я в ресторан «Интуриста» наведаюсь. Чему быть, того не миновать, а мне край надо с музыкантами пообщаться. Может с аппаратурой, что получится! — отпустил я парней, а сам, войдя в номер, завалился на кровать, уставившись в потолок.
    — Поляки есть?! — просунулась в дверь голова крашеной девицы под блондинку.
    — Узбек тебе надо?! — хлёстко предложил я ей.
    — Да ты такой же узбек, как и поляк! — не растерялась шмара и закрыла дверь.
    — Чёрт! И тут достали, — поставил я замок на защёлку.
    «Так просто они нас не отпустят… Недаром заходил «малыш» под два метра ростом и, базаря с этим «порхатым», делал кивки в нашу сторону. Придётся забашлять — только кому? — искал я пути выхода из сложившейся ситуации.

* * *

     Повалявшись на кровати, перебрав массу вариантов, так ничего и не придумав, решил дождаться вечера. «Надо бы пробить по заказу…, — вспомнил я данное обещание и направился в «Интурист».
    Зал ресторана ослепил меня, белоснежным убранством и блеском сервированных столов. Негромко звучала инструментальная музыка.
     «Куда-то хостес подевался и бармена не наблюдаю…, — глянул я озабоченно на стойку бара и прошёлся взглядом по залу.
     За крайним столиком; в чёрном платье с грудью навылет, изящно положив ногу на ногу, сидела дама. Лакированные туфельки на шпильке, подчёркивали красоту и привлекательность её ног, а уж дополнения из брюликов в ушах и перстнях на обеих ручках, вовсе вдавили меня в пол сродни взлёту аэробуса.
     «Какая стильная леди!», — поставил я ей высокую оценку, и, набравшись наглости, подошёл к столику. Хотя я понимал, что к hostess она не имеет никакого отношения, меня кто-то подталкивал к ней, как кролика к удаву.
    «Добрый день! — просто поздоровался я. Не успел я сделать ещё движение, как меня за плечи, словно клешнями, схватили чьи-то руки и развернули к выходу лицом.
     — Оставь его Макс… у меня ещё есть время, — прозвучал повелительный голос, и я опять предстал перед этой особой.
     — Присаживайтесь, молодой человек. Только учтите, у вас не боле десяти минут.     — Курите! — пододвинула она пачку Мальборо.
     — Благодарю, — отказался я от сигареты, присаживаясь на краешек кресла.
     — Какие проблемы мальчик? — напрямую спросила она.
     — Откуда вы знаете, что у меня проблемы?!
     — Да у тебя же на лице написано — проб-ле-мы, — растянула она и выпустила тоненькую струйку дыма.
     — А у кого их нет?! То есть…, — хотел я поправить свою бестактность, но она опередила меня.
     — Мне нравиться твоя смелость, но говорить с незнакомыми людьми, да ещё в чужом городе, надо взвешенно! Беспардонность здесь неуместна, молодой человек! — нравоучительно поправила она меня.
     — Хорошо! Постараюсь. Вы только извините меня. Я сам от себя не ожидал! — поднял я глаза и тут же опустил их.
     — Не скромничай, — тебе есть что сказать! — элегантно стряхнула она пепел с сигареты и откинулась в кресле.
     Я честно рассказал ей, зачем нахожусь в этом городе, про случай в ресторане отеля, про заказ на аппаратуру, подарки для жены и дочки.
     — И это всё… Никакого криминала?! Приехали за шмотками, да по пути с девочками отдохнуть? — улыбка тронула её взор.
     — Ну, это как у кого получится. Я для себя такой цели не ставил!
     — Да кто ж тебе поверит?! — рассмеялась она. — Ты знаешь, я пожалуй помогу тебе, прикинула она что-то и, достав из ридикюля визитку и ручку «Parker», написала пару фраз на непонятном мне языке.
     — Зачем?! — раскрыл я рот от изумления.
     — Не знаю почему, но ты мне понравился. У тебя непростая простота и ты, я вижу, не наивный дурачок. Хотя наивность — не самая плохая черта. А вот с дурачком… надо бы аккуратнее! — улыбнулась она наигранной улыбкой.
     — Вот моя визитка…покажешь «малышу» и порвёшь её. Учти, действует она один раз… дальше — твои проблемы. Подойди к бармену он свяжет тебя с музыкантами. «Bye!» — подала она мне руку.
     — Я вам что-то должен?» — растерянно спросил я, аккуратненько прикоснувшись губами к её повелительной ручке.
     — Отдыхайте, мальчик. У вас всё ещё впереди! — великодушно напутствовала она меня, и я, проводив «королеву» взглядом, направился к стойке бара.
     — Кто это? — спросил я у бармена, кивнув вслед ушедшей дамы.
     — А тебе это зачем?
     — Да просто так. Мы мило побеседовали. Велела к тебе обратиться.
     — По какому вопросу? — недовольно слетело с его губ.
     — Насчёт аппаратуры с кем можно перетолковать? — не обращая внимания на его недовольство, спросил я.
     — По аппаратуре можно со мной, а на счёт первого вопроса, — не ко мне. Меньше знаешь  — лучше спишь! — небрежно высказался он избитой фразой.
     — Да ладно шугаться! Стильная леди, — всего-то!
     — Вот список на продажу! — подал он мне лист, написанный от руки, оставив без внимания мою оценку загадочной леди.
    «Так кое-что уже сделано!» — удовлетворённо поставил я галочки в своём списке задач и, оставив усилители и «примочки» в номере, пошёл бродить по скупкам и комиссионкам округи.
     Меня поразила доброта и простота обитателей этого городка. На самый простой вопрос: как пройти… они вывертывались на изнанку, чтобы тебе показать, где это находится. «Да понял я, понял!» — бурчал я про себя каждый раз, не привыкший к такой обходительности, перерастающей в назойливость.
     Налазившись по подвальчикам и крылечкам магазинов, — я направился в свой отель, рассматривая при дневном освещении приобретенный в скупке гарнитур, состоящий из крупных бус и браслета.
     На крыльце стоял «малыш» и беседовал с девицей, похожей на ту блондинку заглянувшую мне в номер. Я остановился и, переждав их разговор, встретился с ним взглядом. Тот еле заметным кивком предложил мне пойти вслед за ним.
     Откуда не возьмись, рядом со мной выросли две фигуры парней с накачанными бицепсами и крепкими подбородками. Мы вошли в лифт. А вот стали подниматься или опускаться, я так и не понял. Табло лифта, было закрыто широкой спиной одним из этих бойцов, а в замкнутом пространстве легко можно спутать направление движения.
     — Шмонать, не надо! — приказал «малыш» и, предложил мне войти в приоткрытую дверь. Номер поразил меня большим дубовым столом, стоявшим посредине комнаты. Рядом стояла сервировочная тележка официанта с различными напитками и фруктами.
     — Садись! Рассказывай! — усевшись напротив, перешёл тот сразу к делу. Я, молча, протянул визитку.
     — Вот сучка, что творит! — гневно вырвалось у него, и он смял визитку в огромном кулачище.
     — Что-то не так?! — съёжился я.
     — Ты кто такой, чтобы меня этой туфтой пичкать! Закопать тебя, что ли в подвале или в асфальт закатать. Ты где её нашёл! — вскипел он не на шутку.
     — Порву! — выругался «малыш», наливая минералки. — Пей! Толкнул он мне стакан.
     — Послушайте…, как вас называть? У меня кроме этой визитки и сотни баксов с собой ничего нет, — выложил я бумажник на стол, сделав глоток из предложенного стакана.
     — Убери! И давай на ты! — махнул он рукой. — Ты хоть знаешь, чё эта кобыла написала. Короче… слушай сюда! Мои орлы по вам навели справки… вы чижики-пыжики и с вас, кроме пойла, нечего взять. Тебе, парень, понятен мой базар? — посмотрел он на меня.
     — Понятен! Всё организуем по высшему классу,— уважительно ответил я ему. Показывать зубы не имело никакого смысла так как, с их стороны всё было обставлено как надо.
     — Ты так и не понял?! По-ня-тен! — передразнил он меня. — Вам повезло, что один из ваших — Жека, в одной роте со мной служил. Я там старшиной у них заправлял. Его аристократичную внешность я хорошо запомнил. У него ещё с женой одного из командиров роман завязался. Настрадался тогда парень по полной… Только из-за него я вас и простил. А то бы без штанов отсюда уехали, да ещё должны были бы.
     — Это что так круто?! — не сдержался я.
     — За базаром надо следить! А то понаехало вас и давай пальцы веером гнуть. Слушай сюда! Этот отель подо мной! Понял! И всё, что тут делается, за всё платится. Мы вам счётик по минималке нарисовали, — будьте добры оплатить. Пацаны твои понятливыми оказались, — отстегнули зелени без базара! Сегодня ты не должен никому… разве только, что своим! — надменно усмехнулся он.
     — Понятно! — выразительно склонил я голову. — А спросить могу?
     — Говори!
     — Я про эту «сытую» из Интуриста» хочу спросить. Что она написала в визитке?
     — Тебе дословно или как?
     — У меня нет выбора… как скажешь!
     — Слушай, сюда! Эта курва пасёт и доит Интурист. Мы, когда-то вместе с ней начинали. Тебе лучше не знать! — передумал он просвещать меня. — Конкретно она написала так: «Разведи кролика по полной, — зелень пополам!»
     — Вот это не фига себе! — удивлённо выпалил я.
     — А ты чё думал?! Тут благотворительностью занимаются и любовью к ближнему… Откуда у неё брюлики в ушах и ноздрях?! Да с вас пыжиков! Время счас такое, парень, никому доверять нельзя. Подписываются якобы помочь, а потом приходят к тебе и говорят, что, мол, попали мы с тобой на две тыщи баксов —  не пляшет наша. Надо откупаться иначе кранты! Глядишь… и у каждого по штуке баксов в кармане — самое малое.
     — Даже не вериться… такая величавая! — ударил я от досады кулаком в ладонь.
     — Ты врубайся… не вериться ему! — усмехнулся «малыш». — Иди, давай! До отлёта даю вам крышу!
     «А нам и остаётся-то тут пожить всего ничего!» — беззвучно отлегло от сердца.

Эллис

     Я сознательно опускаю детали, ушедшие из моей памяти или потерявшие актуальность в наши дни. Мне всё время кажется, что я пишу галиматью, и навряд ли затрону интерес читателя. Тем не мене спираль воспоминаний раскручивалась…

     Закончив общение с «малышом» на благоприятной ноте, я направился к себе в номер и, плюхнувшись в кресло, включил телевизор. Пощёлкав по каналам — остановился на «музыкалке». Навалившаяся нервная усталость опустилась мне на веки, и они медленно стали закрываться.
     Вдруг меня осенило, заставив аж подпрыгнуть: «Санька же, наверняка, знает состав группы…», — и я, забыв про сон, сорвался к его номеру на седьмом этаже.
     «Александр, открой!» — забарабанил я в дверь люкса. Слышно было, как в нём играла музыка, но никто не откликался. — Саня…
     — Ну, кто там, ломиться? Ты что ли, Никита? — приоткрылась дверь, из которой выглянула взъерошенная голова Саньки. Мы практически стали с ним друзьями. Неприятность с подставой сблизила нас.
     — Тс-с…, Никита, — прижал он палец к губам, кивнув головой вовнутрь. — Я не один… давай потом, — запах шампанского и духов говорил о том, что делать третьему здесь нечего.
     — Ладно… — потом, так потом, — разочарованно выдохнул я и не стал задавать лишних вопросов. Я даже не заметил, как вышел из гостиницы и направился к киоску, находившемуся в двух шагах от отеля.
Поворот головы девушки, то и дело выныривал из памяти, и я жутко нервничал. «Что это меня так взволновало: лица не рассмотрел, взглядом не встретились, кто такая не знаю, а бьюсь, как птица в клетке уже третий день, — с ума можно сойти!» — не на шутку раскачивало меня из края в край.
     «Серьга! Такую серёжку я раньше где-то видел… Боже мой! Неужели Лиза?» — всё перевернулось во мне. Я ощутил, как по телу стремительно побежала колющая дрожь...
Купив баночку охлаждённого напитка, я залпом выпил содержимое и присев на скамейку, шаг за шагом начал вспоминать ту первую девчонку, от которой кружилась голова, а в небе появлялась радуга. Я понимал, что нельзя в одну воду реки войти дважды, но мне безумно хотелось это сделать.
     «Тут ещё Саня обломил, как назло! Может это вовсе не она, а я бодягу развожу! Нет, я отчётливо помню её серьги! — не хотелось мне отступать от своих желаний, увидеть хозяйку этих серёжек. — Не стоять же мне у входа и провожать взглядом женские уши, чтобы подтвердить свои догадки — ещё примут за ненормального! — продолжал разговаривать я сам с собой, покручивая в руках порожнюю баночку.

* * *

     — О! Привет, Никитос! — услышал я знакомый голос. — Ты живой?!
     — А что мне сделается?! — обнялся я на радостях с подошедшими пацанами и тут же удивлённо воскликнул: «Обалдеть! Вы откуда такие варёные?!» Жека и Витёк были одеты в «варёнки» по последнему писку. Классные футболки выглядывали из-под джинсовок чёрного цвета, а на ногах белоснежили кроссовки известной фирмы.
     — Где это вы подняли?
     — Потом, Никита! На тебя тоже взяли! Ты вот где пропадал? Мы за тебя тут стояли! — не мене обрадованные встрече, заголосили они.
     — Да, я в курсах! Только что базар с «малышом» был… Хватило по самое! — провел я ладонью по горлу. — Спасибо ребята за оперативность! С меня причитается! Короче накрываю стол и некому ничего не должен! Годится?!
     — Годиться! На девочек тоже заказывай! — выставил мне счёт Жека.
     — Тебе опять неймётся… Не прохватило что-ли?! — хлопнул я друга по плечу, этим самым напомнив ему об одном курьёзном случае, виной которому была «девочка».
     — Тёлки изюм! — облизнулся тот.
     — Не-е… — я пас! Меня не пачкайте! У меня дом большой, жена красивая! — подмигнул я им.
     — Ты не спеши, подумай! До вечера есть время, да и тёмная ночь впереди.
     — Не, парни, я конкретно вам сказал. Дел ещё у меня много, а вы гуляйте, как знаете…
     — Опять ты, Никита, перестраховываешься! — загоготали они.
     — Жека, ты действительно знаешь этого «старшину»? — не обращая на гогот, поднял я руку верх, показывая рост «малыша».
     — Ну, да! Я просто офигел, когда его братки нас к нему привели, — встрепенулся Жека. Витёк отошёл к киоску и в разговор не вмешивался.
     — Вы что дети малые?! За ручку что-ли? — съязвил я.
     — За ножку… бейсбольной битой по кумполу сыграют … — сама, не только пойдёт — побежит! — не принял он моей шутки.
     — Ну, ладно не в обиду. Тут вот какое дело…, — задумался я с чего начать. — Мне тут надо одного человечка разыскать…
     — А я причём?
     — Да не причём! Я вам с Витьком номер оставляю. Можете приглашать кого угодно… Санька к примеру!
     — А ты куда?!
     — Да куда я денусь с подводной лодки! — занервничал я. — Ты потолкуй с этим старшим. Помнишь, на последней остановке по пути в аэропорт, девушку подсадили. Ну, с саквояжем таким моднячим. Потом ещё в аэропорту раза два промелькнула перед глазами. Нам же не до этого было… — таможня к сковородкам прискребалась.
     — Ну, я видел в накопителе одну деваху легонько одетую… стрижечка такая креативная.
     — Вот… — она и есть! — заблестели мои глаза. — Исчезла куда-то! Ни в ресторане, ни в гостинице её больше не видел. В автобус-то она садилась, саквояж её промелькнул среди клетчатых сумок. Мы ж нигде остановок больше не делали. Не могла же она сквозь землю провалиться, — развёл я руками. — Подойди к «малышу» — может он чего скажет, как-никак, его бригада тут работает.
     — Ну, ты Никита, выдал! Так у пацанов не делается! Зачём ему вязаться в эти дела?
     — Жека, ну кроме тебя некому! Прошу побазарь с ним! — расчувствовался я. — Он частенько кого-нибудь встречает и провожает у скупки. Ты потрись там тоже, может, и встретитесь, — умоляюще посмотрел я на него.
     — Ладно! Он вообще-то сказал: «Туго будет,  заходи!» — пошёл Жека мне навстречу.
     — Ну, так вот! Подходи и сразу: «Туго!» — не смог я удержаться, чтобы не приколоться.
     — Пошёл ты…, — сплюнул он в урну жвачку.
     — Жека, возможно её зовут Лиза. Спортом занималась. Красивая такая! — пропустил я мимо ушей его посыл.
     — Чужие… они все красивые!
     — Жека, вся надежда на тебя, — рассыпался я перед ним, умоляющей интонацией.
     — Ладно, попробую! Нам с Витьком со шмотками ещё надо разобраться. Ты что там за железо приволок в коробках… — аппаратура что ли?
     — Ну, да! Вы её отдельно определите. Дома подобьём бабки! Неплохо должно получиться. Мне тут ещё косметики предложили — надо бы посмотреть!
     — Ладно! Я тоже отчалю… поторчу у скупки. Хорошо бы, остаток товара туда сдать, а там и «малыш» может объявиться?! — по-деловому заговорил он.

* * *

     Наша сделка с польскими оптовиками состоялась. Проблемы с «мафией» были улажены, подарки куплены, свобода сладким пряником манила в нирвану, и я готов был в неё упасть, но не давала покоя эта неуловимая девушка.
     — С тебя причитается! — начал с порога Жека, протягивая глянцевый журнал с обнажёнными красотками, на передней странице.
     — И что? — взял я в руки журнал, остановив взгляд на «аппетитных» попках фотомоделей.
     — Да ты не туда смотришь! — перевернул он журнал на обратную сторону, где на странице, чёрным фломастером, было написано.

Эллис, телефон 755

     — И всё?! — смог я только вымолвить.
     — А что ещё надо? Никаких — Лиз, Лизавет, Елизавет в ближайшие дни в отеле не регистрировались. Вот только Эллис зарегистрировалась тем же числом, что и мы…
     — Постой! Эллис эта ведь та же Лиза?!
     — Может быть…, — по приметам она и есть, — удовлетворённо хмыкнул Жека и пошуршал пальцами.
     — Давай гуляй! С меня будя! В холодильнике шурши, всё, что там есть — ваше! — отбрил я его за попрошайничество и посмотрел на часы.
     «Пойду до Саньки схожу, приглашу его на вечерушку, и что он скажет», — вышел я из номера и отправился на седьмой этаж.
     Я заметил, что часто стал поглядывать на часы. Внутри меня сидела постоянно щемящая нота ожидания, перекликающая со словами — «а надо ли?» — и от этого не находил себе места.
     «Почему нас всегда, что-то сдерживает. То обстоятельства, то какие-то узы, то ушедшее время!» — перебирал я в памяти возникающие преграды и с этими размышленьями постучал в номер Сани.
     Сашка отдыхал, лёжа перед телевизором и искренне обрадовался моему приходу.
     — Заходи Никита, располагайся! Я как выжатый лимон! Никакого спасу нет, от этих баб. Ладно бы чужие… свои задолбали! Дома, как будто мужиков у них нет! — падая на кровать, пожаловался он
     — Да не измылится! Что тут такого…, — не стал я углубляться в детали. У тебя ещё такая профессия гидская, волей не волей, кочетом приходится подрабатывать!
     — Точно приходится! Ты, Никита, скажешь, так скажешь! — почесал Санька в интимном месте.
     — Ладно, Санёк, не будем трёп распускать. Дай-ка телефон… позвонить надо.
     — Звони, — подал он мне трубку. — А что из своего не позвонил?
     — Да Витёк трубку в кувшин  умудрился выронить,  хрюкает она теперь. Кстати, вечерком подгребай на огонёк. Витёк с Жекой именинниками ходят в предвкушении оргии.
     — Чего, чего? — переспросил Саня, приподнявшись на локте, с окрылённым взглядом, — не ослышался ли он.
     — Да не ослышался, не ослышался! — утвердительно кивнул я головой.

* * *

     Короткие гудки в телефонной трубке, говорили, что номер телефона занят и от этого бешено заколотилось сердце. Прошло несколько минут, но я стоял, как заворожённый не смея нажать на красную кнопку отмены.
     — Что с тобой Никита? — не вытерпел Саня и отключил телефон.
     — Не могу…вдруг это она, — еле пришёл я в себя.
     — Ладно, я приму душ, а ты тут соберись с мыслями…, — напутствовал Сашка меня, прежде чем за собой закрыть дверь.
     — Прошу пани…, — ответил голос на другой стороне линии, передавая  кому-то трубку.
     — Девушка! Не могли бы вы…, — заволновался я.
     — Я вас слушаю! — раздался знакомый голос, от которого оборвалось всё внутри…
     — Говорите…, я вас не слышу! Ну, что же вы молчите,… пожалуйста, перезвон…
     — Лиза! Это я, Никита!
     — Никита?! Мальчик-одуванчик…, — всплеском удивления отозвался её голос, и она замолчала.
     Молчание продолжалось долго. Я лишь угадывал, что мой звонок шокировал её и возможно спутал ей планы. До меня доносилось учащённое дыхание и попытки прервать паузу, но она чего-то медлила…
     — Лиза, прости…, — это всё что я мог ей сказать в эти минуты. Меня начинала душить поднявшаяся волна воспоминаний, и я опустил руку с телефонной трубкой.
     — Алло, алло! — голос в трубке привёл меня в чувство. Лиза справилась с волнением и чётко произнесла: «Нам не надо здесь встречаться! Ты меня слышишь… До зобаченья! — добавила она по-польски. Послышалась польско-русская речь и она, не дождавшись ответа, положила трубку.
     — Очнись, Никита! — вздрогнул я от толчка Сашки. Я медленно положил телефон и не слова не говоря, вышел в коридор.
     — Блин! Вдруг позвонит или какой знак подаст, — опомнившись, воротился я. — Санёк! Если вдруг на твой номер позвонят или принесут весточку, ты никому не свети. Постарайся найти меня. Я тут рядом буду — в баре или в холе… И ещё… — ты, если что, ключи мне от номера оставь. Вы всё равно до утра не угомонитесь.
     — Какой разговор… звякни, я вынесу, — добродушно пошёл он мне навстречу.
     — А кто такая?
     — Долго объяснять! Ты сделай, как я прошу…
     — Может всё-таки, вместе оторвёмся?
     — Нет, Сана… вы уж без меня. Я пацанам всё объяснил, — напрочь отказался я от предложений и направился в бар ресторана, где решил немного расслабиться.

* * *

     Ожидания лифта были недолгими. Кабина плавно распахнула двери и я, сбросив с лица печать озабоченности, бодро поздоровался с находящимися в нём пассажирами. Не успел я осмотреться, как в кабину ввалилась шумная компания молодых людей, заставив потесниться.
     «Ты ещё не знаешь мой…, — кому-то попыталась донести свою позицию импульсивная девушка, находящаяся в окружении парней. Я осторожно поискал её глазами и тут наши взгляды встретились. — Характер!» — медленно проговорила Она и… еле сдержалась, чтобы не помахать мне ручкой. Лишь потом, поправляя прическу, дала понять, что нельзя обозначать наше знакомство.
     — Цо пани поведзяла? — переспросил её молодой человек. — Не разумев…, — но лифт коснулся первого этажа оставив его вопрос без ответа. Они торопливо вышли и направились к выходу.
     Это была Лиза. Я не мог оторвать от неё взгляда, но она даже не оглянулась. У парадного подъезда их ждала машина, и они тотчас же отбыли, бесшумно закрыв в ней двери.
«Если сегодня не удастся с ней встретиться или хотя бы обозначиться то: «Адью!» — невыносимо больно прозвучало во мне это слово.

* * *

     Помещение бара встретило пестрившими разноцветными лампочками и огоньками, вмонтированными в длинную барную стойку. Усевшись на высокий стульчик причудливой формы, я достал сигарету и только хотел чиркнуть зажигалкой…
     — Что будете пить? — голос бармена спутал мои действия.
     — Что-нибудь крепенькое с шотландским мотивом, — не стал я рассматривать предложенное меню.
     — Могу предложить коктейль «Ночная мелодия» очень хорошие отзывы! — прорекламировал бармен коктейль. Я утвердительно кивнул.
     «Прямо как на цветущем лугу…, — отметил я аромат напитка, потянув его через трубочку. Приятно зажгло внутри…, теплота стала медленно расплываться по телу. Я завис, как на парашюте, и долго не хотел приземляться…
     «Видимо, не всё так просто у неё, иначе, зачем ей такая конспирация! — вернулся я на волну, связанную с Лизой. — Ну, встретились, что тут такого…. ничего ж между нами не было. Да, были юношеские симпатии, по крайней мере, у меня… назвать это любовью язык не поворачивается. Блин, всё из-за этих лагерных уставов — выше нельзя, ниже тоже. Вот так и проболтались, где-то между… ни виноватых, ни провожатых, одни воспоминания. И всё же она бесподобна! На польском языке слышу, воркует — прямо полячка, и внешне — милость природы!» — накатывало на меня восхищение Лизой. Так захотелось обнять её, прикоснуться губами и потом, глядя в глаза, сказать все, что о ней думаю.
     Меня бросало то в жар, то в холод. Вспомнилось настроение, когда я, сидя на качелях, поджидал Лизу с соревнований, как мечтательно закатывал глаза, лёжа на кровати после отбоя, как обнимал и ласкал её пружинистое тело, на берегу реки. Так всё нелепо оборвалось…, — выпустил из губ я трубочку. Напиток оказался не из простых, и я неожиданно для себя захмелел. Откуда не возьмись, всплыла фраза со школьной скамьи — «Всё смешалось в доме Облонских»
     Я даже растерялся от такого прихода, — ведь на память пришёл не кто-нибудь, а сам старик Толстой. Действительно, неразбериха и путаница в моих мозгах, отражала положение дел, именно этой фразой. В эти минуты я был сильно потерян… «В конце концов, плюнуть на всё, напиться и забыться!» — проскакивала поганая мыслишка. Но, в том-то и дело, что ничего этого мне было не надо.
     Включилась медленная музыка и на танцпол. в центре бара, вышла молодая пара. Я буквально залюбовался их танцем. Танцевали они красиво! Партнёр так нежно опекал партнёршу, что я представил…, как встаю со стула и иду через весь зал, чтобы пригласить на танец свою Любимую…

* * *

     — Молодой человек! — прервала мой полёт фантазии девушка.
Я вас слушаю, — повернулся я к ней.
     — Вас Одуванчиком зовут?
     — Может Надуванчиком! Кто вам такое сказал? — быстро отреагировал я на странное обращение незнакомки.
     — Эллис?! — вам это имя ни о чём не говорит?
     — Ну, предположим, что да! Только полное моё имя, если на то пошло — мальчик-одуванчик, а не то, которое вы наполовину обрезали! — плотненько ответил я ей, но её это не смутило.
     — Простите, про мальчика я забыла, да и для мальчика вы великоват и нагловат.
     — Вы действительно так считаете… Подошли к незнакомому человеку, обозвали его, и ещё выставляете ему счёт! — поправил я курьера в лице девушки.
     — Извините, я переволновалась. Просто Эллис просила передать, чтобы вы забронировали номер в частном отеле.
     — Лиза?!
     — Я знаю её, как Эллис, а там уж вы сами разбирайтесь! — с недовольным видом протянула она мне адрес.
     — Спасибо!
     — Может, выпьем шампанского? — предложил я ей, быстро убирая в карман послание.
     — Нет! На работе нельзя.
     — Так ведь только шампанского…
     — Приятно отдохнуть в нашем баре, — улыбнулась она и удалилась, заманчиво покачивая бедрами.

* * *

     «Лиза, Лиза…, как будто бы ничего не было у меня без тебя… — десять лет это ведь тоже срок…» — перебирая не прикуренную сигарету между пальцев, раскачивал я маятник времени. Поблагодарив бармена и, сломав напоследок истосковавшуюся по огоньку сигарету, вышел в город. В отличие от полумрака бара на улице было ещё светло.
     Коктейль «Ночная мелодия» сладко кружил голову. В воздухе пахло весной. Ещё немного и раскроются каштаны своими очаровательными цветами в виде волшебных свеч, а спустя некоторое время, улочки будут занесены розовыми соцветиями, словно слегка порозовевшим снегом...
     Представив эту необыкновенную картину с цветущими каштанами, вспомнились слова Лизы, — «…значит, у тебя появилась Муза!».
     Я тогда никак не отреагировал на это высказывание и считал, что эти придумки с Музой не более чем фарс. Но стоило сегодня увидеть Лизу, неожиданно для себя, меня потянуло к карандашу.
     Порывшись в карманах, в поисках брелка-карандашика, я вместе с ним вытащил записку с адресом.
     «Уж больно хозяйка твоя занятая, да нарядная — даже не оглянулась! — высказал я упрёк в адрес записки.
     Претензии, которые, я предъявил «хозяйке», были вызваны, наверное, ревностью и больше ничем другим. Меня просто рвало на части, что Лиза не посмотрела в мою сторону. Какое-то эгоистическое чувство взяло верх над рассудком. «Имею ли я на это право…», — задался я вопросом и долго не мог успокоиться, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепочку на право заявить о себе, но кроме фразы: «У неё своя жизнь…», — ничего из себя не выжал и бережно приблизил конвертик к лицу.
     Память отчётливо хранила аромат «…чужого мне человечка, но так близкого по духу!»

Я уходил, и снова возвращался…
Я уезжал, и снова прилетал.
В твои глаза я каждый раз влюблялся…
Я в них тонул, и в них я умирал.
 
Я пропадал с мечтою о прекрасном,
Хранил в душе твой откровенный взгляд.
Писал стихи — быть может, я напрасно,
Ведь о любви так вслух не говорят.
 
Я признавался искренне и честно,
Плясала рифма от избытка чувств.
Твоя реакция на это неизвестна,
Почтовый ящик — как и прежде пуст.
 
Любил ли я?! Кто мне об этом скажет?
Кто подсчитает ночи, что без сна
Лишь фотография твоя мне не откажет,
И отзовётся в сердце у меня.

     Несомненно, Лиза для меня была дверцей в мои поэтические чувства, в этом я не раз убедился, беря в руки карандаш и вспоминая её глаза.
     «Вот ты, Лиза, всякую фигню придумываешь! Я даже не знаю, как себя в этих случаях вести. Мы с тобой только ругаемся и миримся. Я хочу тебе сказать, что у нас с тобой не так много времени осталось…», — череда цитат связанные с ней просто массово всплывали друг за дружкой, и я ничего не мог с этим поделать. Я даже оглянулся в поисках мнимого суфлёра стоящего за спиной, но вокруг никого не было.
     Я быстро раскрыл скрепленную стиплером записку и прочитал:

Привет, Никита! Приятно удивлена! Гостиница «Юность» Закажи в ней номер. Буду вечером.
Эллис

* * *
     — Ну, наконец-то! Хоть что-то прояснилось… Где эта юность ещё бы знать? — пошутил я сам с собой и направился к стоянке такси. Не успел я нарисоваться, как посыпались предложения от таксистов кучкой стоявших около одной из машин:
     — Вокзал! Аэропорт! Межгород… — посыпались предложения.
     — Мне бы до «Юности»
     — Ты уже проехал её, молодой человек…
     — Да я не про то, мне бы в гостиницу.
     — Не опоздаешь, сейчас «мерина» запрягу и ты в точке, — предложил занять место в машине, располагающий к себе таксист.
     — Тогда поехали сначала до центральной гостиницы! — обозначил я маршрут, усаживаясь на переднее сиденье Мерседеса.
     — Я быстро! Мне необходимо привести себя в порядок, — доверительно сообщил я таксисту и попросил немножечко подождать у парадного подъезда, на что тот утвердительно кивнул головой. Не дожидаясь лифта, я по маршевой лестнице поднялся в номер.
На столе появились признаки приготовления к приёму гостей. Букет из белых роз украшал ещё не сервированный стол. Три фужера, коробка конфет и ваза с апельсинами ожидали своих хозяев.
     Я быстренько освежился под душем и, проверив в кармане наличие паспорта с деньгами, выскочил за дверь. «Да что же это такое! — уже на первом этаже, вспомнил я про подарок. Пришлось снова подняться…

 * * *

     — В «Юность», говоришь? — уточнил водитель.
     — Ага, туда! Далеко до неё?
     — Смотря, про какую юность, речь идёт, — хитро улыбнулся он. — А что касается гостиницы — минут двадцать по трассе.
     — Ого! А я хотел прогуляться до неё пешком.
     — Далековато от центра, зато место малошумное и недорого, — успокоил он меня. — Там и кафе, и магазины, имеются — рядышком парк. Самое место для уединения. Свидание что ли назначил?
     — Вроде того! — уклончиво ответил я. Мне бы цветов где-то купить… может, подскажите?
     — Там павильончик имеется — не вопрос! На любой вкус цветы из центра Европы. Жаль, каштаны ещё не расцвели — редкостное чудо. Вот-вот должны раскрыться.
     — Да… я один раз наблюдал… Красотища!
     — Часто бываешь в наших краях?
     — Не часто! Просто подвернулась сделка — грех не воспользоваться. А цветущими каштанами я года два назад любовался, когда за реэкспортной «тачкой» сюда приезжал.
     — Вон оно как! И налюбовался и накатался выходит…
     — Прокатился… правда тачку пришлось сразу сдать. Намарафетили её, а нутро-то гниловатым оказалось, но походит ещё.
     — Да… много тогда барахла слили со всей Европы. Сейчас меньше стало, не сравнить с тем, что было, — разговорился дядечка.
     — Ты только парень на «дурь» не клюй. Свяжешься, — не рад будешь!
     — А с чего вы взяли, что я на что-то буду клевать? — встрепенулся я.
     — Да ты не дёргайся хлопец! Я не первый день за рулём и по возрасту старше. Всё ж через таксистов проходит и проститутки и прочая «синтетика».
     — Да наслышан я про эти «динамы» и «колёса» — мне они пофигу и давайте закроем эту тему! — поставил я барьер.
     — В разведке, что ли служил?
     — Что это вдруг?
     — Да сразу просто отбрил… — всего-то!
     — Не в разведке, но служил.
     — Молодец, парень! Так и надо! Подставы с «синтетики» начинаются. На откровения сильно не пускайся… выхлопнут вместе с потрохами! — предупредительно поведал он мне. — Вот тут цветы, вон она… гостиница! — показал он рукой на корпус с рекламными вывесками. — Цветы сразу купишь или потом, как с номером определишься? — посмотрел он на меня.
     — Сразу цветы куплю! Вон тюльпаны очень красивые. Розы тоже хороши, но уж как-то броско, а тюльпанчики такие милые и не колючие! — не задумываясь, ответил я, показывая на витрину. — Остановитесь, я мигом! Купил бы ведро этих цветов, не задумываясь, чтобы осыпать её с ног до головы, да куда я с ними — вдруг не приедет…, — держа в руках небольшой букет жёлтых тюльпанов, поделился я с ним мыслями.
     — Приедет! — уверенно сказал он. — Замужняя?
     — Точно не знаю… — похоже замужем!
     — Тогда прикатит! Где ещё так подфартит с партнёром. Оно ведь, муж  это нечто другое, чем свиданьице на стороне. Да и тебе-то своя, небось приелась. Жена, как не крути — хлебушек, а тут пироженка, да ещё и с изюминкой.
     — Нашли же сравнение… У меня к жене нет претензий! — возразил я ему.
     — Ну, нет и, слава богу! Дак, чего же ты в своём номере-то не сидишь… — сорвался ведь куда-то?! — поддел он меня.
     — Куда надо туда и сорвался! Вам-то какое дело?
     — Значит, между вами, искорка промелькнула! — продолжил он гнуть свою линию. — А молния, авторитетов не признаёт, всех влюблённых друг на друга кладёт.
     — Вы плохо её знаете!
     — А что я парень, баб, что ли не видел. Видел и не только…видел. Дуры они, которые от счастья отказываются. Потом сами же в этом и сознаются. Молодость прошла, а сравнить любовь и не с чем. Может вовсе она и не такая — без злорадства, даже с сожалением. высказался он.
     — Ты меня извини, но исповедей на этой работе много выслушиваю и выводы делаю. К измене, парень, стремиться не надо. Там это когти рвать, деньгами сорить, и прочие выкрутасы, не к чему они, но уж если искорка сверкнула, да случай подвернулся, то сгореть надо без остатка. Иначе любовь так и останется в сердце, чем-то вроде ивы плакучей. Ты вот посмотри на неё и зелена, и раскидиста, и красива, а опечалена. Вот так и у людей бывает. Не реализованная любовь, на всю жизнь печалью отдаётся.
     — Так я ведь тоже женат. Мне то, как быть? — забыл я про резкость.
     — Так и мужик из того же теста сделан. Любви что ль не хочешь?
     — А как же жена?
     — Жена тебе богом дана! Ты только не трёкай языком! А если кто и нашепчет ей на ушко, говори, мол наговоры и ничего больше.
     — Как-то у вас всё ладно, да складно получается…
     — Ну, а то, как же! Не первый год «замужем». Любить надо пока любиться, а там время подскажет, где точку ставить.
     — Вы прямо как «экстрасекс» какой-то! Первый раз такого человека встречаю. А на счёт ваших выводов и исповедей, я промолчу. Вы знаете, какая она красивая…
     — Откуда мне знать?! Знамо дело красивая и умная наверняка. Раз ты, на ночь глядя, сюда в глухомань сорвался. Не поедешь ведь к дуре на самый край…
     — И то верно! — поддакнул я ему. А вас как зовут?
     — Зови меня батя!
     — Не-е! Я так не смогу. Давайте хоть по отчеству что ли.
     — Зови тогда, Козьмич! — хмыкнул он.
     — Козьмич, а обратно в случае чего ты сможешь меня отсюда забрать? — спросил я его, на всякий случай.
     — Конечно! Вот тебе моя визитка. У хозяйки телефон попроси — она даст. И я к твоим услугам. Тариф ночной — сразу оговариваю.
     — Спасибо! — поблагодарил я его и вышел у гостиницы с названием «Юность».

* * *

     — Добрый вечер, молодой человек! — приветливо улыбнулась миловидная женщина лет с бейджиком — администратор.
     — Я вот думаю, — начал я издалека.
     — А вам не надо думать… здесь за вас буду думать я!
     — Ну, хорошо! Мне нужен номер на двоих! — быстро согласился я с ней.
     — Давайте паспорта! Очень хороший номер — с лоджией, небольшой кухонкой, соответственно с душевой кабиной и прочими удобствами. Можете столик в ресторане заказать или в номер заказ доставят, — прорекламировала она сервис гостиницы.
     — Хорошо! Можно сразу шампанского и фруктов в номер, — сделал я заказ. — Моя спутница прибудет позже. Вы дайте мне знать! Её зовут Лиза, может представиться как Эллис.
     — Я поняла! Потом впишу её… А сейчас позвольте проводить вас, — сделала она запись в журнале регистраций.
     — Не стоит… думаю не заблужусь!
     — Приятного проживания! — вручая ключи, напутствовала она меня.
     — Спасибо! — ответил я ей и направился на третий этаж.

* * *

     Двухместный номер встретил меня тёплыми красками и безупречной чистотой. Казалось, что пыли здесь никогда не было, и она не существует в природе, как таковая. Ваза очень подошла к моему букету. В комнате сразу стало празднично. С лоджии открывался вид на парк. Свежая зелень листвы олицетворяла собой пробуждение чувств, и это действо одухотворённо скатывалось мне на сердце.
     «Пожалуй, с ресторанчиком надо определиться, — вынашивал я дальнейшие планы, обследуя номер. Когда убедился, что с телевизором всё в порядке, а в кранах есть вода, то упал в объятия кровати и мечтательно закрыл глаза. Сон как ждал этого момента и выключил меня на неопределенное время.
     Стук в двери заставил меня вздрогнуть: «Ну, наконец-то Лиза?!» — бросился я к двери и распахнул её. За порогом стоял официант с заказанным шампанским и фруктами.
     — Извините за беспокойство!» — поставил он поднос на стол.
     — Да, конечно! — разочарованно ответил я, расплачиваясь с ним.
     За окном включилось освещение. Наступившие сумерки навивали тревогу, так как Лиза ничем не давала о себе знать. Лишь тюльпанчики, частичкой солнышка, разбавляли моё настроение. Я подмигнул им, поправляя салфетку под вазой, и произнёс: «Всё будет хорошо!» — в ответ они дружно закивали жёлтенькими головками.

     — Я, видите ли, в дверях полчаса стою, а он тут с тюльпанчиками влюбляется, — знакомый голос поднял меня на седьмое небо.
     — Лизонька! — вырвалось у меня, и она в порыве повисла у меня на шее.
     — Пакет возьми! — ослабила она объятья.
     — Что это у тебя в нём? — ощутил я в руке тяжесть.
     — Потом разберёмся… там плащ, вино и всякая всячина! — вглядывалась она в меня.
     — Лиза, я сойду с ума…, какая встреча! Проходи…, — целуя в щечку, проводил я её в комнату. Коротенькое облегающее платье  с модельными туфельками, лебединая шейка с изящной фигурой, делали из неё приму.
     — Лизуня! Ты так бесподобно хороша, что у меня нет слов!
     — Говори, говори! Раньше ты вроде искуснее в комплиментах был, — засмеялась она, подставляя губы. Я нежно, испил росинку с её чувственных губ.
     — Ну, вот уже лучше! — улыбнулась она. — Какие у нас планы?
     — Вот это для тебя! Преподнес я ей фазу с цветами.
     — Спасибо! Очень мило! А дальше что у нас по расписанию? — кокетливо произнесла, прыгнув коленками на двуспальную кровать, проверив её мягкость.
     — Не знаю… всё зависит от обстоятельств! Завтра мы улетаем. Как бы ни опоздать на регистрацию.
     — Сдалась она тебе эта регистрация! Как будто в ней жизнь заключается — можно и не регистрироваться, — безмятежно прозвучало из ее уст.
     — Ты о какой регистрации ведёшь речь? — плюхнулся я к ней на кровать и, подмяв по себя начал пылко целовать её необыкновенно притягательные губы. Рука стала проникать под платье, нащупывая застёжку лифчика…, когда та открылась, её крутые груди чуточку ослабли и стали более доступны. Страстно обнимая меня, она своим телом подсказывала, что нужно освободиться от платья и только я попытался это сделать…
     — Дверь не заперта, Никита,… я так не могу, — простонала она.
     — Сейчас, Лизонька, я мигом! — бросился я, к двери закрывая её на ключ.
     — А как же недотрога… всё ещё в тебе живёт? — спросил я, возвратившись к ней.
     — Дурачок, ты Никита! Ну, кто тебя просил об этом спрашивать. Я бы тебе всё потом сама рассказала, — вывернулась Лиза из объятий и, одёргивая платье, направилась к зеркалу.
     — Лизонька, извини! — обнял я её сзади, но Лиза, убирая мои руки с груди, с некоторым сожалением добавила: «Не надо, Никита, мне и так с тобой хорошо! Давай накроем стол и отметим нашу встречу… потом погуляем в парке. Правда погода чего нахмурилась, хотя и тепло, — быстро сбросила она печать разочарования и стала, накрывать на стол.
     — Лиз, а я хотел пригласить в ресторан тебя…
     — А оно нам надо? — улыбнулась она застенчивой улыбкой.
     — Ну, мне как-то не по себе. Проспал, ещё и в дверях тебя держал…
     — Да брось ты… давай фужеры и наливай за встречу… или за любовь! — возвышенно произнесла она.
     — Сейчас откроем и нальём! — наполнил я бокалы.
     — Давай за встречу сначала! — предложила Лиза.
     — Давай за встречу! Поддержал я тост и поцеловал её в щёчку, переведя поцелуй в шейку.
     — Ой, как мило! — ответила она поцелуем в губы.
     — Лиза, я смотрю у тебя серёжки другие…
     — Просто наша встреча состоялась, и я решила, те самые, сегодня не надевать.
     — Если бы не твоя фамильная драгоценность, мы бы точно с тобой не встретились. Ни одной зацепки я не нашёл, когда тебя увидел. Вот только серьги…Ты так прелестна, прямо звезда, сошедшая с небес, — не уставал восхищаться я ей. — А кто это тебя провожал на остановке, — задал я необязательный вопрос, находясь в эйфории от близости дорого мне человечка.
     — Муж! Помнишь Олега… на «скорой» в лагере работал.
     — Помню, но как-то смутно, — соврал я ей, не желая развивать тему — муж и жена.
     — Давай, выпьем за всё хорошее, и я тебе вкратце расскажу…, да и тебя послушаю, — тонко пригубила она бокал. Она хотела ещё что-то сказать, но я её перебил:
     — Подожди минутку, — наклонился я к ней, и мы надолго слились в поцелуе, не прибегая к помощи рук.
     — Как будто бы и не было этих долгих лет разлуки. Ты такая же сладкая и нежная. У тебя очень сексуальное тело и милейшая грудь, — не находил я других слов, чтобы выразить, не только внешнюю привлекательность Лизы.
     — Скажешь тоже! — смущённо опустила она глаза.
     — Это ещё не всё. У меня для тебя подарок имеется, — достал я браслет и бусы ручной работы. — Смотри, они точно подходят к твоим серьгам и платью. Значит, не зря я вычислял, какой камень твой.
     — Никита, мы так не договаривались, — подошла она к зеркалу. — Очень подходят… — я вижу.
     — В скупке выменял…, ты уж извини, за такие подробности.
     — Ну, вот… может не надо! Подарил бы жене.
     — Ну, что ты … я об этом всю жизнь мечтал, что встречу тебя. Приложил я её ручку к губам. Это тебе небольшой презент, а подарки для жены и дочки я давно купил.
     — Спасибо! Так ты будешь меня слушать?! — легонько сдавила она мне пальцы, своей очаровательной ручкой, прервав минуты смятения и оправданий.
     — Лизонька, у меня есть предложение. Пойдём, погуляем в парке, там и поговорим.
     — Пойдём! — согласилась она.

* * *

     Вечер был необыкновенно тёплым. Мы, гуляли по аллеям ночного парка и наслаждались ароматом пробуждающейся природы. Нам было необыкновенно просто общаться друг с другом, как будто и не было этих долгих лет разлуки. Мы купались в сладких объятиях и не могли надышаться друг другом.
     — Лиза, а я ведь так тебе и не дал рассказать о себе, — опомнился я.
     — А мне уже расхотелось рассказывать, пусть всё идёт своим чередом, — положила она мне головку на плечо. — Вобщем не спрашивай, чем я тут с поляками занимаюсь. Одним словом — «дурью» маюсь. Как хочешь, так и понимай.
     — А почему… Эллис?
     — Так надо Никита… Помнишь, я тебе про лысого тренера рассказывала.
     — Помню!
     — Так он меня так и не забыл. Поставил мне условие или я ложусь к нему в постель, или он выгоняет меня из команды, как не перспективную. А я уже капитаном в «молодёжке» была. Год с лишним он ждал. В конце, концов, терпение его лопнуло, и он вывел меня из команды с ужасающей  формулировкой — за аморальное поведение. Мне втройне было обидно за такую несправедливость. Может я и дура была, что не согласилась на его уговоры, но я такая…
     — Лиза ты умница… хотя, что я про это знаю... извини.
     — Единственный, кто мне тогда очень помог, — был Олег. Он ещё в лагере пытался за мной ухаживать, а я всё ждала кого-то. Вот так мы и сблизились…, я стала его женой. У нас чудесная дочка растёт!
     — У меня тоже дочка!
     — Ну вот видишь, как всё хорошо… В этой спорт школе занимались ребята из Польши, да и на соревнования мы к ним выезжали. Они-то мне и предложили работу: джинсы, аппаратуру, обувь, косметику и прочую ерунду переправлять в Россию — жить надо было на что-то. Ты меня извини, но мне нельзя обо всём рассказывать, и где бы то ни было светиться, — так надо. Скоро всё закончиться — вернусь к нормальной жизни. Ты, наверное, тоже понял,  что эпоха халявы проходит —  за всё надо платить.
     — Ты права! Это моя последняя поездка сюда, если ты не позовёшь?! — толи в шутку, толи всерьёз, напросился я.
     — Да ладно тебе… размечтался! — мягко укоротила она меня.
     Короче я поступила в ВУЗ, а у Олега тётка в Москве живёт. Так что переехали мы на время учёбы в Москву. Закончу, —  вернёмся домой. Вот маму навещали, поэтому и оказались в пригороде. Всё понял? Забудем прошлое, будем жить настоящим. О себе, можешь не рассказывать, я и так по тебе вижу, ты нисколько не изменился, такой же шустрый… правда возмужал.
     — Ой, Лизка, какая ты…
     — Какая? — видимо вспомнила она наш юношеский диалог.
     — Божественная!
     — Спасибо, Никита! Ты неисправимый дамский угодник!
     — Откуда ты всё это знаешь? Мне такого никто не говорил!
     — А вот угадай! — ловко запрыгнула она на скамейку.
     — Сдаюсь! — обнял я её за ножки и, опуская на землю, наслаждался прикосновением к её коленям.
     — Славка! — не стала она мучить меня. — Случайно в городе с ним встретились. Он рассказал много о тебе и дал твой адрес, но у меня не хватило духу написать тебе письмо,… извини! Может оно и к лучшему. Вот видишь, какая у нас с тобой долгожданная встреча получилась.
     — Опять он меня сдал и ничего не сказал про тебя! Ну, Славян, держись!
     — Да нет, Никита! Он очень хороший парень, и сильно переживал, что мы так дико с тобой расстались. Привет ему передавай!
     — Лиза, не извиняйся передо мной. Ты такая умница!
     — Ладно тебе,… скажешь тоже. Может я самая настоящая дура, раз здесь с тобой! Вот тебе не кажется странным, что мы здесь встречаемся, как любовники. Столько лет прошло, а ведь ничего между нами не было. Может и начинать не надо?
     — Лиза, я не знаю. Мне так с тобой хорошо!
     Мы не заметили, как пролетело время и, приближаясь к гостинице, с удивлением увидели, что вывеска «Юность» в такт нашим шагам замерцала всполохами, а потом и вовсе погасла.
     — Смотри, Никита! Нас не хотят пускать в юность, — насторожено сказала Лиза.
     — Да сказки всё это! — решительно открыл я дверь, пропуская её вперёд.
     И тут в фойе нам преградил путь охранник, потребовав паспорта. К вопиющей несправедливости обнаружилось, что Лиза, в спешке забыла паспорт в офисе. Никакие уговоры, не помогли нам вдвоём пройти в номер. Охрана была непреклонна. Пришлось вызвать Козьмича, и он не заставил себя долго ждать.
Подняв на меня глаза полные слёз, Лиза трепетно произнесла: «Ну вот, Никита, мы и провели ночь вместе. Прощай!
     — Лиза, не уезжай! Это я во всём виноват! — взял я её прелестную ручку, целуя остренькие ноготки.
     Фонари на аллеях парка погасли. Лёгкая туманная дымка опускалась на тропинки и скамейки, где ещё совсем недавно, мы были счастливы.
     — Лиза, может…, — сделал я последнюю попытку, каким-то образом повернуть ситуацию. В ответ она нежненько сдавила пальчиками мою ладонь и, взглянув грустными глазами, твёрдо произнесла: «Нет, всё… прощай!»
     — Pojecha — y do urz — du celnego, — обратилась она к Козьмичу, на что тот утвердительно кивнул, и машина плавно тронулась в пелену опустившегося тумана.

     Люблю

     — Так значит — это Она и есть? — поглаживая рукопись рукой, спросил редактор.
     — Да! —  выдохнул я.
     — Так чего ты мне голову морочишь? — глаза редактора заблестели, и он энергично стал расхаживать по кабинету. — В «Вечорке»  зарисовку твою, что осенью принёс, обязательно опубликую — это не вопрос, а вот дальше, как с этим романом быть — ума не приложу…
     — Это повесть…
     — Не важно! Она-то — это хоть Она? — улыбнулся хозяин кабинета.
     — Я написал, а вы там разбирайтесь… где там Любовь, а где Она.
     — Ну, и темнила ты, Никита. Как хоть дела-то? Давно тебя не видел.
     — Какие там дела… Люблю по-прежнему, а счастья нет, — отвернулся я к окну.
     Рождественские морозы, словно на причуду, разрисовали узорами только одну половину рамы, а сквозь другую был виден куст сирени, украшенный стайкой красногрудых снегирей, прилетевших в сквер. Я, под впечатлением этой красоты, прочитал родившийся экспромт:

Пусть сияют глаза,
Сердце рвётся в полёт
Оттого, что зима,
Что сейчас — Новый год,
Что сидят за столом
Лишь родные твои
И в душе — как в саду —
Соловьи, соловьи…

     — Что так сильно зацепило? Логичнее было бы — «снегири, снегири», — вставил редактор резюме.
     — Может быть… Но в прелестных снегирях, есть поэтическое чувство холода, а я хочу передать чувство душевной теплоты и любви.
     — Ну-ну-ну! Писать надо, научиться, правильно, а уж потом о любви говорить, — осадил он меня. — Мне тут, вдобавок ко всему, ещё и литература нужна. А у тебя кругом не формат. Она у тебя, не в обиду сказано, интересная, но не правильная.
     — Кто она? — вскипело всё во мне.
     — Литература…, да и Она тоже, — добавил он после небольшой паузы.
     — Давайте не будем делать сноски. Я ничего переписывать не буду. Вам, — то про любовь, то про литературу надо. Не пойму я ничего… Положу вон рукопись в стол, и пусть там лежит.
     — Понимаешь, Никита, пусть всё, о чём ты написал, даже и есть правда, но этого мало. Художественный образ должен быть виден невооружённым глазом. А где он у тебя тут? Безусловно, роман трогает сентиментальностью, но для настоящей литературы этого недостаточно.
     — Что, тут Любви недостаточно?! Я её не придумывал, какая есть, про такую и написал! — не принял я его претензий.
     — В этом ты прав, Никита. Любовь, её не выдумаешь и за ручку не приведёшь, она сама приходит! Ну, огрехи поправим! — с долей оптимизма и удовлетворения закончил редактор свои наставления. — А дальше…, что у вас с Ней было. Ты мне расскажи, как другу…
     — Катюша! Кофе, пожалуйста, для гостя… мне чай! — обратился он к девушке-секретарю, жестом приглашая меня к столику.
     — Вам действительно это интересно?
     — А почему бы и нет. Я что из другого теста сделан что ли?
     — К сожалению, я ничего не буду к написанному добавлять. Единственное, что могу — это прочитать письмо, вернее конец стихотворения, подписанное Лизой. Мне его принесли в номер перед самым отъездом в аэропорт:

…Я отброшу дурные мысли…
Пусть они плывут по реке.
Только как мне уйти от грусти
И от слёз хоть их нет на щеке.
Не вернуть нам прежнее время,
Чтоб ни делал не ты, ни я.
Я не буду просить прощенья
Ты же знал ведь… какая я.

     — Ну а как же Любимая? — вернул он меня к началу повести.
     — Я же Вам сказал: «Люблю…»

7.01.10 г.

(картинка из интернета)