Локер. Немного о себе

Анастасия Литвин
Глава 1 Сангра любит счастливчиков.

Сангра любит счастливчиков.

Перо, покачиваясь, замерло над чистым листом. Заключенный номер 717 не торопился, раздумывал, с чего начать.
Поговорить ему было решительно не с кем, большой серый паук в углу не в счет, слишком меланхоличен, хотя слушатель отличный. А еще хотелось понять – где же он так прокололся?
Вести записи узникам Каррина не запрещается. Камера комфортабельная, постель чистая, даже свежие газеты, всего двухмесячной давности, дают почитать.
Сенсации, конечно, устарели, слабая типографская магия уже выветрилась. Но заключенный читал пожелтевший номер «Столичных новостей»  с жадностью – он был единственным источником сведений о мире за стенами камеры.
На первой странице, как и положено, реклама лучших отелей и дорогущих ресторанов, замаскированная под восторженный отклик провинциала:
«Не имеет значения, что привело вас в Сангру: дела, карьера, благочестивое паломничество, или просто желание поразвлечься. Как только вы ступите на темно-красные камни сангрианской мостовой, забудете обо всем! Очарование столицы захватит вас, ароматы кофе и шоколада вскружат голову, а нарядные витрины ослепят взор роскошью и модными новинками. Если шум бесчисленных экипажей и паромобилей вас утомит, отправляйтесь в парк, спрячьтесь от жаркого южного солнца под сенью платанов, закажите мороженое в кафе «Меланж» и потратьте полчаса на то, чтобы прийти в себя и осознать – вы в Сангре!
Прямые как стрела улицы; прекрасные здания из камня и стекла так высоко устремились в небо, что кажется, их шпили касаются облаков; проплывающие над головами паростаты – ни один другой город Либриума не сравнится с Сангрой! Жизнь кипит здесь днем и ночью, не затихая ни на мгновение, и устоять перед всеми соблазнами, которые вам предложит столица, практически невозможно»

Да уж, с бойким пером столичных журналистов ему не тягаться. Но он решил, что пишет не для славы, и не для потомков. И уж точно не ради заработка. А когда допишет все, что собирается доверить прямоугольным листам с восхитительным ароматом свободы, он их уничтожит.
Но это еще будет нескоро, у него пока достаточно времени. С чего же начать?

Ему представилось, что он стоит на небольшой сцене, такой, как бывает в хорошем кабаре. В зале за столиками сидят люди.
Одни знают его, другие думают, что знают, третьи – не знают вовсе, но ему самому они известны, и даже бывали полезны.
Зрители переговариваются удивленно, дамы сверкают драгоценностями и покачивают пышными перьями, мужчины многозначительно покашливают.
Никто не смотрит в его сторону, он невидим для них. И это ему нравится.
Но вот темноту разрывает яркий луч прожектора, и все взгляды теперь устремлены на него. Невозможно больше оставаться в спасительной тени.
Черный лаковый блеск на краю сцены. Рояль! Вот его спасение. Пальцы ложатся на клавиши и те отзываются чутко, страстно, как женщина на ласку возлюбленного. Музыка омывает душу, мысли становятся стройными и ясными, а публика замирает, внимая ему. Теперь он готов говорить с ними.

Заключенный заправил за ухо прядь темных волос, сосредоточенно прикусил нижнюю губу и вывел:

***
Немного о себе.


«Я – Локер Вейнард. Или Лок, но количество людей, которые могут так ко мне обратиться, крайне ограничено. Друзей у меня немного. Правда теперь, когда я в Каррине, кто из них рискнет назвать меня другом, я уже не знаю.
А вот приятелей и знакомых в моей жизни хватает, и самых разных, от жокеев до судовладельцев.
Я не сноб и не кичусь титулом, хоть и по причине его отсутствия, но это уже дело второе. Демократичность – вот мой девиз, хотя манеры я предпочитаю именно аристократические, как и костюмы, и умение жить в комфорте. Нужно брать отовсюду самое лучшее, именно так я и поступаю.
Правда, не все одобряют мои методы. Но скажите, разве это хуже, чем проматывать наследство нелюбимого дядюшки? Я ведь не злодей и не грабитель. Последнего у вдовы не отниму, и не обижу бедную девушку.
Девушки – это отдельный разговор, мы с ними, как правило, ладим, и обычно к взаимному удовольствию. Что бы я делал без них, этих милых нежных созданий? Ведь мир так груб, жесток и не склонен заключать меня в объятия. Хотя оно и к лучшему, обниматься с Вильфором, например, я ни за что бы ни стал.
Вильфор – юрист, если вы не знаете. Эти акулы закона в столице королевства еще зубастее, чем их остальные собратья. А Вильфор среди них самый крупный и безжалостный, попал к нему в зубы – пиши пропало.
 Я однажды попался. Это простительно, мне тогда было всего пятнадцать. Карьера профессионального танцора показалась мне не слишком перспективной и будучи сыт танцами, а главное, побоями по горло, я дал деру из труппы великого Сальони.
Рояль привлекал меня куда больше, видимо, я унаследовал это от отца. Надеялся устроиться в каком-нибудь театре, но меня никуда не брали. Говорили - слишком молод, слишком худ, приходи через год-другой... Прибился к уличным артистам, частенько голодал, и, правду сказать, уже не ждал от жизни ничего хорошего.
Тогда, в момент полного отчаяния, судьба и сделала крутой поворот.

 Фортуна явилась самолично, приняв вид сухощавого мужчины лет шестидесяти, среднего роста, с лицом неприятным и узким, с седеющими висками и цепким пронзительным взглядом непонятного цвета глаз. Я попытался стянуть у него кошелек в толчее у входа в здание Королевского суда. Он сцапал меня за руку, впихнул в карету и повез сюда, в Замок Каррин, у него тут как раз были дела.
 И пока он ими занимался, для меня организовали маленькую экскурсию. Пыточная тогда уже полвека пустовала, но я этого даже не заметил. Когда мои «экскурсоводы», здоровенные стражники, увлеченно принялись обсуждать предназначение разложенных на столе инструментов, я пожалел, что не утонул в ванной еще в раннем детстве.
 К моменту, когда Вильфор вернулся и, ухватив меня за шкирку, поволок обратно в свою карету, я созрел для жизни праведной и безгрешной. О чем и поведал сбивчиво, но крайне чистосердечно.
 И каково же было мое удивление, когда господин юрист ответил, что Замок – место для неудачников. А я, если хочу его избежать, должен стать счастливчиком.
- Ты поступил сегодня очень глупо, парень, - сказал он мне, сидя напротив на черном кожаном сидении своей кареты.
Карета мягко покачивалась и неслась с немыслимой скоростью по хорошо замощенной дороге, лошади у Вильфора всегда были самые лучшие.
– Ты попытался украсть у меня кошелек, и за это закон сожрёт тебя. Примерно так же поступали все те, кто сейчас сидит в Замке. А вот если бы ты сделал так, чтобы я сам отдал тебе свои денежки, тогда закон и словечка бы не сказал, а ты гулял бы сейчас в обнимку с симпатичной девчонкой, а не трясся здесь от страха.
- А вы бы отдали, если бы я попросил? -  изумлению моему не было предела.
Вильфор ответил без тени улыбки:
- Это зависит от того, как именно ты попросишь.

Так и началась моя вторая жизнь. Меня ожидало множество увлекательных открытий.
Я оказался способным учеником старого циника Вильфора и усваивал все, чему меня учили. Для начала – умение втереться в доверие, вызвать симпатию. Это оказалось несложным, у меня к этому талант, как объяснил Вильфор.
- Ты так умеешь взглянуть своими синими бесстыжими гляделками, парень – никто не устоит. Даже я, старый краб, поддался.  Да и внешность у тебя подходящая: приятная, без лишней смазливости.
После этого – умение быть своим для любого жителя королевства, то есть жаргон, кое-какие особенности поведения и некоторые специфические навыки.
Для этого меня подсаживали в камеры к различным заключенным в Каррине. Те, истомленные одиночкой, охотно откровенничали, а я должен был усвоить все, что они могли мне дать. Если я плохо старался, то должен был и дальше оставаться в тюрьме, а такой стимул кого угодно подстегнет.
Я сидел и с ворами-домушниками, и со специалистами по карманным кражам и сейфам, и просто с уличными воришками. Провел весьма увлекательно несколько недель с карточным шулером, который так обрадовался возможности взять в руки новенькую колоду карт, что даже прослезился. Сидевший за подделку драгоценностей ювелир научил меня разбираться в камнях и определять стоимость украшений на глаз, а торговец крадеными артефактами открыл глаза на то, что, даже не обладая магическим даром (а я как раз из этого презираемого меньшинства) можно магией пользоваться.
- Да для таких как мы, эти самые артефакты и придуманы, - втолковывал мне низенький кривоногий торговец, поблескивая хитрыми глазками. – Вот, к примеру, если надо постоянно одно и то же заклинание творить, так и магу надоест, он создаст себе эдакую штуковину, да и не напрягается больше. И ты можешь ею воспользоваться, и я, и кто другой. Главное, знать, для чего его сотворили, а то выйдет незадача, – и горестно вздыхал.
Я сочувственно поддакивал – погорел-то торговец на том, что проданное им из-под полы незадачливому ухажеру колечко вместо того, чтоб вызвать у юной девицы пылкое ответное чувство, превратило ее в пожилую мегеру самой непривлекательной наружности с бородавками по всему лицу.
- И главное, она же влюбилась с него без памяти, как я и обещал! За то ж меня было хватать да на пять лет в Каррин?! -  возмущался кривоногий разжигатель ответной страсти.
Время летело, я стал неплохо разбираться в живописи и подделке облигаций, банковском деле, обычаях береговых пиратов и экзаменах, которые устраивала соискателям Гильдия воров. Камеры Каррина уже не пугали меня, ко всему привыкаешь, и я тут почти прижился. Но тюрьма она и есть тюрьма, и я был несказанно рад, когда Вильфор отправил меня в одну обедневшую дворянскую семью в дальнюю восточную провинцию.
Мое появление принесло им какие-то неожиданные источники финансирования, и они выкладывались, как могли.
 Мне не задавали никаких вопросов, а просто вдалбливали историю обоих королевств, учили манерам, осанке, правильному произношению. Генеалогия всех аристократических семей, родовые замки, самые значительные состояния за последние пять веков; умение держаться в седле, фехтование, псовая охота; политическое устройство, войны, армия, придворные интриги, – я, как птенец только клюв разевал, а все это туда старательно заталкивали.
Кстати, а вы причины Второго восстания вампиров перечислить сможете? И знаете, какого класса суда составляют воздушно-паровой флот ее величества королевы Ди? И когда был подписан Билль о Правах оборотней? Тогда вы получили хорошее регулярное образование, могу вас поздравить!
Лично мне учиться понравилось, когда прошел год, я ощущал себя набитым всякими премудростями под завязку, но не против был бы продолжить. Приходящий на дом учитель помог освоить географию, алхимию, литературу, исчисления и начертания в пределах, положенных отпрыску благородного семейства. А еще отставной солдат, однорукий Вальтер, заставлял меня чувствовать себя новобранцем королевской пехоты четыре раза в неделю.

 Я так втянулся, что уже начал мнить себя кем-то вроде незаконного сына большого вельможи, решившего дать бастарду хорошее образование. Пристрастился к чтению и проводил много времени в хозяйской библиотеке.

Вильфор появился, как всегда неожиданно, и изъял меня из этого образовательного рая со словами:
- Ты уже выше меня на полголовы, сынок. Пора браться за дело.
Семейство, бывшее столь гостеприимным, получило баронский титул, доказать претензии на который они не могли уже лет десять. Вильфор сообщил им об этом и добавил:
- Я думаю, вы не станете возражать, если мальчик, – крепкая рука юриста легла на мое плечо, – станет считаться вашим племянником?
Его клятвенно заверили в том, что для всех это будет истинным удовольствием и не может быть и речи об отказе.
Удовлетворенно кивнув, Вильфор повлек меня к карете.  Мы неслись в столицу, и вся дорога превратилась для меня в новый урок. На этот раз он касался законов, прецедентов, имущественных прав и гражданских исков.
- Запоминай с одного раза, я больше времени тратить на тебя не намерен, – говорил он и сыпал именами, параграфами, цифрами и названиями.
Как я не сломал голову в этой юридический каше, сам не знаю, но он, кажется, остался доволен, когда уже в конце задал мне несколько вопросов.
- А куда мы едем? – карета свернула с большой дороги на Сангру, и это меня насторожило.
- В Каррин, конечно, - ответил невозмутимый Вильфор. – Осталась еще парочка уроков.
Уроки меня ждали несколько иного рода, чем прежде. Практической направленности, так сказать. На этот раз я побывал в камерах поочередно у двух альфонсов-многоженцев, профессионального жиголо, и хозяйки шикарного столичного борделя (дама незаконно употребляла приворотные заклятия для привлечения клиентов).
Мне было семнадцать, я краснел и бледнел поочередно, оказавшись в обществе этой веселой разбитной особы. Хотя жизнь в театральной среде не оставила для меня тайн в отношениях мужчин и женщин, я всегда инстинктивно стремился держаться в стороне от легкодоступных удовольствий. Что-то отталкивало меня от охотно раскрывавших свои объятия танцовщиц и актрис. Я ускользал от них под любыми предлогами. Но сейчас мне некуда было сбежать…да и почему-то уже не хотелось.
Жанин оказалась  талантливой наставницей, и ее требование повторять пройденное снова и снова вовсе не вызывало у меня протеста. Наоборот, я проявлял все возможное прилежание, с усердием постигая науку любви.
Жанин дала мне бесценные советы - как избежать нежелательного отцовства и уберечь кошелек от притязаний девиц и дам, а напоследок всплакнула и велела заходить в ее заведение, «если захочется приятно провести время».
Через пару дней, покинув камеру, я разучился краснеть, и боюсь, уже навсегда. Когда потом без особого возмущения спросил Вильфора – зачем он это сделал, он сказал со своим обычным цинизмом:
- А ты себя в зеркале видел? Не использовать то, чем наградила тебя природа – преступление не меньшее, чем подделка завещания умирающей тетушки. Так что не ной, а отправляйся в город. Я сделал для тебя куда больше, чем твои родители – не знаю, кто они, да и знать не хочу. Устраивайся, и приходи ко мне в контору через неделю.
Он стукнул в стенку кареты, она остановилась, лакей распахнул передо мной дверку, и Вильфор вытолкнул меня на тротуар Сангры со словами:
- Добро пожаловать в столицу, Лок. Она любит счастливчиков.
После чего дверца передо мной захлопнулась, и карета укатила.
Так Вильфор обманул меня в первый раз.

Сейчас, оглядываясь на время, которое прошло с того момента, я могу лишь удивляться собственной наивности, но остаюсь благодарным старому обманщику Вильфору. В конце концов, поверить юристу – все равно, что поддаться песням сирены и добровольно прыгнуть с палубы корабля прямо в смертельные объятия хвостатой красотки. Приходится винить лишь самого себя».

==================
- Ваш ужин.
Густой низкий голос механа-охранника прозвучал в положенное время, и если бы не противный скрежет железа, можно было бы вообразить, что находишься в роскошном номере отеля.
Локер медленно поднялся со своей узкой койки, торопиться некуда – до двери всего пара шагов.
- Чем сегодня угощает шеф-повар?
Механоид не ответил. Шутки он, конечно, не понимал, и в разговоры с заключенными не вступал. Но Локер упорно шутил с ним каждый день, чтоб совсем уж не одичать. Лязгнула дверца, заключенный снова остался один.
Поставил на стол контейнер, повернулся к кровати. Извлек из-под подушки расческу, пригладил волосы, расправил смявшийся воротник, вымыл руки. А уж после распаковал ужин и приступил к трапезе.
Следить за собой при любых обстоятельствах – в этом один из секретов самоуважения и успеха в обществе. Так внушала ему в далеком детстве гувернантка, и надо отдать ей должное, вдолбила эту науку очень прочно. Вот он и повторял привычный ритуал хорошо воспитанного человека, когда никакой пользы от этого уже не было. Ведь все его общество – это отражение в оконном стекле да механический страж. Слава Равновесию, теперь здесь почти не осталось големов! Големов Локер боялся панически. Но и без них было несладко.

Сначала, оказавшись в Каррине, он все не мог смириться, и ждал, что с минуты на минуту дверь его камеры распахнется и на пороге появится Вильфор. Уж он-то сумеет вытащить отсюда кого угодно!
Но дни шли за днями, Вильфор не появлялся, и надежда неумолимо покидала Локера. Он понял – на этот раз никто ему помогать не станет. Это расплата за излишнюю самоуверенность. Он вел собственную игру, рисковую, тонкую, многоплановую. И проиграл.

Теперь Локером овладела подавленность, а за ней пришло безразличие. Он валялся на узкой койке, бессмысленно таращился в высокий беленый потолок, почти перестал спать. Только впадал в какое-то странное забытьё, где все становилось текучим, подвижным, и он словно видел далеко за стенами Каррина.
Мелькали нарядные огни сангрийских улиц, белые паруса вздымались над янтарными бортами новенького клипера, цветок гибискуса падал в подставленную ладонь, сверкали кровавые рубины и прозрачные алмазы, жемчуг обвивал тонкую шею, шелестели атлас и бархат, звенел женский смех, звучала музыка…
А потом приходил в себя и видел вокруг одно и то же – стул, кровать, умывальник, прикрученный к полу стол. Если узнику вздумается расшибить себе голову, целители вернут несчастному здоровье весьма болезненными способами и вновь водворят в ту же камеру. А если целить будет уже нечего – беднягой займутся некроманты. Покидать этот мир без разрешения Королевского Суда заключенным Каррина воспрещается.

Маленькая камера, десять шагов в длину, четыре в ширину, с узким, как бойница окошком, откуда было видно море, небо и кусочек скалы, была теперь его миром. Надолго ли? На этот счет его оставили в неведении. «До особого распоряжения Ее Величества Королевы» - вот и все, что сочли нужным сообщить господа из Тайного Корпуса, оставляя его в стенах Каррина. Когда это было? Три месяца назад? Четыре? Казалось, прошла целая вечность…

Записи, которые Локер решился вести вчера, оказались хорошим способом скрасить тоскливое одиночество. Заключенный с удивлением поймал себя на том, что нетерпеливо поглядывает на сложенные аккуратной стопкой исписанные листы. А ведь в других обстоятельствах он вряд ли нашел бы время для подобного занятия! Как говорили древние: ищи хорошее даже на дне океана отчаяния, и тогда он покажется тебе мелкой лужицей …
Отломил кусок мягкой овсяной лепешки, обмакнул в густой мясной соус. Еда не слишком изысканная, но вполне сносная. Будь он узником Каррина не в нынешние просвещенные времена, а лет эдак семьдесят назад, спал бы на голых досках и питался несъедобной баландой, мечтая изловить крысу и попробовать мяса.
Узник поежился. Хорошо, что эта варварская эпоха уже в прошлом. При прежних порядках ему уже давно вынесли бы приговор, привели в исполнение, и носились бы в пространстве Либриума частицы, бывшие некогда темноволосым красавцем и любимцем дам! Именем Алой Чаши – развоплотили бы Локера Вейнарда за все хорошее, что он в этой жизни успел сделать. А успел он многое.

Локер достал из контейнера закупоренную бутылочку, прочитал надпись на этикетке. Выбор был невелик: чай черный, чай с лимоном, кофе. А раньше к ужину он предпочитал бокал розового вина... Подчеркнул ногтем выбранную надпись, свинтил крышечку из тонкого белого металла, налил в чашку кофейный напиток. Запах был почти настоящий, он даже зажмурился, представляя себя на террасе «Кафе дю Шартье» с чашечкой их фирменного кофе! Напиток богов! Теперь приходится пить эту бурду, которая с хорошим кофе имеет столько же общего, сколько герцогский мобиль новейшей конструкции и крестьянская таратайка для разбрасывания навоза по огороду!

Откуда у него страсть к комфорту и красивым вещам, дорогим винам и шелковым рубашкам? Может, из-за того, что подростком частенько ночевал на полу вповалку с другими танцорами убогой труппы? А вечером, нацепив яркие тряпки, выступал перед разодетой в бархат и атлас публикой? Он ненавидел их от души, завидовал блеску их бриллиантов, мечтал быть богатым и беззаботным, а не плясать за жалкие гроши.
А может, виноваты родители, так некстати испортившие его детство богемными привычками и фальшивой роскошью? Наверное, вкус к закулисным интригам, эффектным позам и неожиданным появлениям от них. Кто знает, каким он мог стать, не будь его мать знаменитой балетной примадонной, а отец – известным оперным певцом?
Их брак напоминал качели, они ошеломляюще громко ссорились и расходились, с битьем зеркал и посуды, с разбрасыванием вещей и клятвами никогда больше не приближаться друг к другу. А через время уже позировали репортерам, обнимая сынишку и изображая счастливое семейство. Сына они извлекали из задних комнат своих постоянно меняющихся апартаментов именно для таких случаев. В остальное время его поручали прислуге, не забывая заваливать дорогими подарками, которые были нужны мальчику примерно так же, как жабе цилиндр. Хотя, если жаба помешана на импозантности, как его отец – все возможно.
В какой-то момент они оба уехали на очередные гастроли, при этом отец понадеялся, что за сыном присмотрит мать, а мать, вероятно, просто о нем не вспомнила. Но зла на них он не держал. Нет. Отец привил ему любовь к музыке, а от матери он унаследовал чудесные темные волосы, чарующую улыбку и тот самый взгляд, за который ее прозвали Южной Сильфидой. Они очень трогательно горевали потом, в театральном мире ходили легенды, что их сын был похищен пиратами и вывезен из Сангры, чтобы стать принцем Подводного мира – известно ведь, что русалки любят человеческих мужчин.
Локера смешила эта версия, рожденная под влиянием оперных и балетных либретто. Его родители настолько принадлежали театру, что действительность за пределами сцены их интересовала мало, к тому же оба были крайне непрактичны.
Им проще было поверить в эту сказку, чем заняться поисками сына. Эпидемия лихорадки восемьдесят восьмого, выкосившая половину северных провинций, унесла их обоих, и теперь что толку гадать, как все могло бы быть…

Кофе кончился, Локер даже не заметил, как допил его. Аккуратно сложил тарелку и бутылочку в контейнер, тот негромко загудел, постепенно бледнея, и через минуту исчез.
А руки уже сами тянулись к чистой стопке бумаги и заправленному темно-зелеными чернилами перу. Перо было из той, прежней жизни, с надписью «Отель дю Креллон» золотыми буковками – из сувениров, что вручают постояльцам дорогие заведения.
С легкой улыбкой Локер перечитал последний из исписанных накануне листов.
Как же он был молод, наивен, неопытен! Прошло столько лет… сколько же? Неужели пятнадцать? Время изменило его, юношеская мягкость черт исчезла, в рисунке губ появилась жесткая ироничная складочка, скулы выступили резче, но синие глаза при необходимости могли все так же взять в плен. И даже лучше. Опыт украшает мужчину, говаривала веселая Жанин, обучая его первым премудростям любви в этих самых стенах, а кому, как не ей разбираться в подобных вещах?
Итак. С чего все началось?