Можно встать, выйти на балкон и прислушаться к лаю собаки. Но лай уже стих. Поглазеть на машины, скользящие по отремонтированной дороге. Посмотреть на людей и мысленно крикнуть какому-нибудь целеустремленно идущему:... Но кричать нечего, даже мысленно. Посмотреть на далекие моргающие красные огоньки у порта, на море, превращающееся ночью в черную опухоль. Дрянная жизнь. Где бы я мог быть? Утром я уже выходил, чтобы кому-то что-то доказать, чтобы встретиться с адвокатом, который бы вытащил меня, но не дошел, вернулся, сел и теперь уже не встать. И не выйти и не доказать. «Мужчине нужно, чтобы его выслушали и погладили по голове». Так сказали в репортаже о том, как женщине проще всего найти себе мужа с толстым кошельком. Ответ: устроиться на работу в парикмахерскую, чтобы гладить и выслушивать.
Только вчера там был, с отощавшим теперь кошельком...
Машинкой, пятьдесят, хорошо (мысленно: «За машинку-то пятьдесят?»), не дергайтесь, вот так наклоните, пожалуйста, жужжание, тишина. В зеркале полегчавшая, немного смущенная голова над черной накидкой мага и волшебника, и нагнувшаяся над кусками меня угрюмая женщина, все еще ждущая, кого бы выслушать, с метлой и совком. Над стеклянной дверью припрятана табличка с надписью: «Отошла на минуту. Скоро вернусь. Телефон:...», - на всякий случай, а телефон на случай экстренный.
И опять все тот же экран и буквы, и машины за спиной (одна проехала слишком быстро, - не миновать беды). Сварливый голос соседки снизу, у которой поверх губ еще одни, вечно улыбающиеся губы, нарисованые морщинами: «И не забудь мешок с туфлями!», а муж пищит ей в ответ сигнализацией машины. Шум петард, - в Нижнем городе вечный праздник. Опять затявкала уже другая собака. Тишина с натужным шумом чужого кондиционера.
А вдруг придут выбивать долг силой? Как в России, с утюгом. Или как в фильме Тарантино... Смешно. Никто этого делать не станет, себе дороже бодаться на суде с адвокатами. Хотя могло бы быть весело.
Весело
Как у Тарантино
Широкая американская машина. Бандит 1, белый, сидит справа, положив ноги на панель перед лобовым стеклом, Бандит 2, черный, за рулем.
Бандит 1, гнусавым голосом русского перевода поверх английской речи, без интонации: Ты не задумывался, почему в Фейсбуке там и других социальных сетях нет кнопки dislike или чего-нибудь в этом роде?
Бандит 2, за рулем, тем же самым гнусавым голосом: Ты можешь нажать like, а потом убрать. Получится то же самое.
Бандит 1: Нет, не то же самое. Получится плюс-минус, то есть ноль. А я хочу минус.
Бандит 2: Зачем?
Бандит 1: Понимаешь, нечто позитивное, дружба например, может выкристаллизоваться только на фоне окружающего ее дерьма. Надо подпустить в эту сладенькую, такую дешевую среду, немного черной краски, не в обиду будет сказанно... Да и к тому же слишком много выставляют всякого никому не нужного говна.
Бандит 2 молча припарковывает машину у моего дома. Они выходят из машины, Бандит 1 так увлечен разглагольствованиями, что чуть не забывает взять с заднего сиденья дробовик. Бандит 2 укоризненно смотрит на него, думает: «Хренов философ».
Бандит 1, поднимаясь по лестнице вслед за напарником: Понимаешь, вот если взять реальную жизнь. Мы с тобой это такой вот фон, отрицательный, негативный, мы выбиваем из несчастных работяг их последние деньги, мы работаем на бандитов. А на нашем фоне у людей проявляются хорошие качества, - дружба, любовь, у них рождаются дети там и все такое. Мы – необходимое зло. Социально-опасный фон для добродетели. Хотя, вообще-то, для настоящего злодейства тоже. На нас с тобой нажимают unlike.
Бандит 2, останавливается на лестничной площадке у моей квартиры: Мы с тобой, - фон?
Бандит 1: Типа того.
Бандит 2: Но мы ведь друзья?
Бандит 1, хлопая его по плечу: Еще какие, братан.
Бандит 2 (напористо): Так значит, мы не фон. Ты же сам сказал...
Бандит 1 (сердито): Ладно, это еще надо додумать... Заткнись и делай дело.
Бандит 2 пинком срывает дверь с цепочки. Я (Тарантино) сижу у компьютера и смотрю ему в глаза. Заходит Бандит 1.
Бандит 2: Тук-тук. Пришел социально-опасный фон.
Бандиты садятся на табуретки и целятся в меня из дробовиков.
Я (с брезгливым выражением лица): Какой на хрен фон?
Бандит 2: Заткнись и давай деньги. Если не будешь дергаться, мы не будем стрелять.
Я (визгливо): Можете стрелять. Давайте, стреляйте, уроды! Нет у меня денег.
Как у Шекспира
Бандит 2:
Безумец, ведь убить тебя ничто,
Никто тебе не даст подохнуть быстро,
Взгляни в окно - там ночь, а ночь коварна,
И темные животные с Адара
Придут вкушать плод тела твоего,
Твоей души бездарные лохмотья,
Оставив нам с напарником. Эй, брат, скажи ему!
Бандит 1:
Да-да. Мы с братом только пыль.
Пойми же, брат, ведь деньги - ерунда,
В сравнении с мучением души,
А также с пытками тех извергов, что выше.
Мы с братом – только фон,
Мы декорация для жизни чистоплотных,
Вы наш театр, в вас зарыт трагизм,
А нам дано лишь тихое злодейство
(Ведь громкое у нас забрали вы)
И с шуткою бессмыслицу терпеть.
Как у Пушкина
Бандиты, хором:
Ну все, мой друг, пора кончать,
Отдай нам плод занятий грешных,
Не будем больше докучать,
И ретируемся поспешно.
Пришла пора уж научиться,
С судьбою слишком не рядиться
И принимать ее как есть,
А то придется ставить крест
На жизни в гордой простоте,
Уж мы-то знаем их приемы,
И в черепах чужих проломы
Мы видели, брат, еще те.
Я поспешно киваю, удрученно качаю головой, рукой незаметно шаря в ящике стола. Достаю пистолет и двумя точными попаданиями убиваю обоих. Течет клюквенный сок.
Я (обращаясь к трупам): Вы все перепутали, ребята. С тех пор, как вы связались со мной, фон - это я.
Занавес
Все, несколько ударов по клавишам, и трупы гостей исчезли. Снова тихо, ночь прогрессирует, оставляя меня все там же, в помятом кресле, из черного тела которого, как гной, уже давно лезет вата и поролон. Трещат цикады, хозяйка, как и ее собака, давно спит, поставив помытые туфли в прихожей. Вот-вот набегут тараканы, напомнят, что пора спать. А зачем убыстрять завтра? Хотя по правде говоря, только во сне нет никакого долга, никаких адвокатов и скрывшегося с моими деньгами напарника. Возможно во сне меня придет ублажать парикмахерша. Хотя вряд ли... Да и надо ли?