Борзюков широко замахнулся рукой, сжимающей жезл. На секунду, с сожалением, лаской, отчаяньем, посмотрел на него и закинул далеко в кусты чертополоха. Следом, описывая круги в пространстве и вокруг себя, туда же, полетела фуражка.
- Хватит! Надоело! Каждый день одно и тоже! – заорал он на присутствующий вокруг мир в виде необозримых полей Средней полосы. – Не могу! Противно! Тошнит! Сам себя презираю! Сам над собой смеюсь! Ха-ха-ха! Тьфу! Не хочу! Не буду!
Он с силой стукнул кулаком по капоту машины.
- Сам виноват, - проворчал Делекатов, вытирая перочинный ножик о галифе. – Успокойся! И послушай меня, салага. Пока не перестанешь брать с проезжающих машин пятьдесят рублей, а не сто, то и будешь обедать не в придорожном ресторане, а продолжать давиться, на капоте, в сухомятку, черной икрой и запивать коньяком аркалыкского разлива. Заканчивай истерику. Иди жрать. По твоей милости ничего другого нет. Позор!
Вдалеке послышался надрывный рёв двигателя и появился шлейфик пыли.
Борзюков тяжёлым, с прищуром, взглядом, посмотрел в сторону приближающегося автовоза и, чертыхаясь, полез в кусты за жезлом и фуражкой.