Электричка, Троллейбус и Машина в песнях В. Цоя

Евгений Обухов-Петрик
               
   В начале творческого пути В.Цоя была «электричка», которая «везла» … «туда, куда я не хочу»…В этой ранней песне Виктор не мог смириться с тем, что жизнь и его, свободного человека, впрягает в тупой хомут ежедневного прозябания. Электричка везёт…, а жизнь остановилась, и, кажется, лучше стоять в тамбуре, чем выйти из электрички и вот так безвольно отдаться серым будням после бессонных ночей, таких живых, что нет времени спать, и не хочется вставать утром, вливаясь в монотонное бессмысленное движение машин и людей. И не хочется выходить из электрички, несмотря на нестерпимый грохот колёс, хоть в тамбуре и холодно, и накурено, но проще ехать, не продолжая  делать того, что не хочешь. Хоть и накурено, но свежо. Хоть и холодно, но жизнь теплее, эмоциональнее, когда она самостоятельна, не подчинена никому.  «Почему я молчу, почему не кричу, молчу! Электричка везёт меня туда, куда я не хочу!»

Виктор понимал, что он смотрит на жизнь как-то по своему, гораздо глубже, чем окружающие его люди, но не чувствовал при этом, что не прав по отношению к ним.  «Мне, наверное, с утра нужно было пойти к врачу».   Другими словами, кто меня вылечит от нежелания терпеть зависимость от суеты? Ведь только после излечения от желания жить свободно и творчески, можно согласиться с необходимостью дороги в никуда!                Через три года та же тема автоматического движения по жизни получила новое, уже более подробное и полное выражение в песне «Троллейбус». Если в электричке Виктор не продвинулся вглубь движущегося в пространстве средства передвижения далее тамбура, то «Троллейбус» начинается словами: «Моё место слева, и я должен там сесть». – И сразу становится понятно, что речь идёт о месте Виктора в обществе и государстве и ясно, что он не желает власти, но «должен» быть со своим народом – слева.

 «Не пойму, почему мне так холодно здесь?» - вопрошает Виктор, удивляясь тому, как холодны теперь стали совсем недавно ещё тёплые отношения между советскими людьми. «Я не знаком с соседом, хоть мы вместе уж год». – Констатация разделённости между людьми и отсутствия общих идеалов.  «И мы тонем, хотя каждый знает, где брод». – Тонем в разнообразии жизненных установок, новых определений старых понятий, хотя каждый и знает их, но не желает следовать по пути отцов и матерей, считая всё это уже не современным и не модным. 

«И каждый с надеждой глядит в потолок троллейбуса» -  Глядим на вершину, состоявшейся уже очень давно социальной лестницы и тонем во лжи, хотя отцы и матери наши воспитали в нас чувство справедливости, от которого неплохо было бы поскорее избавиться.
 
 «Все люди – братья, мы – седьмая вода». – «Все люди братья» - прямая констатация основного принципа справедливой жизни и праведной веры.  Этому библейскому и вместе с тем и советскому принципу противопоставляется инновация :  «Мы – седьмая вода», то есть, мы – особенные, не такие как предыдущие поколения, с которыми мы сознательно готовы разрушить связь под любым самым незначительным предлогом и поэтому мы такие бесхребётные и равнодушные.

 «И мы едем, не зная, зачем и куда». – Куда нас везут, туда и едем. Констатация бессмысленности и беспомощности выморочного поколения.   «Мой сосед не может, он хочет уйти. Но не может уйти, он не знает пути».  – Инфантилизм, моральная и экономическая импотенция – «хочет, но не может», хочет предать, но не может избежать последствий предательства. «Не может» предать просто потому, что не имеет своего пути и места в жизни, кроме пребывания в государстве, к истории которого и общественному развитию не имеет  никакого отношения.

 Соседи В.Цоя – битники и фарцовщики, т.н. «советская интеллигенция» при ярко выраженном желании предать свою Родину пока ещё не знают как именно и когда это сделать. «И вот мы гадаем – какой может быть прок  В троллейбусе, который идёт на Восток. В троллейбусе, который (? – всех не устраивает, никому уже не нужен?). Гадают конформисты и предатели Родины, какая может быть для них практическая материальная польза от идеалов Свободы, Равенства, Справедливости, Любви и Дружбы? – Да ровным счётом никакой!   

              И хотя троллейбус идёт в единственно правильном направлении – на Восток, к рассвету Солнца Правды, так, кстати, называют православные верующие Иисуса Христа и строят направленными на Восток корабли-храмы, но внутри троллейбуса со времён Б. Окуджавы всё уже коренным образом изменилось. Там нет уже людей, с которыми можно «уйти от беды», нет уже доброты «в молчаньи», не к кому «прикасаться плечами»:
  «В кабине нет шофёра, но троллейбус идёт». – Нет достойного руководства страны, живущей по инерции высокими идеалами. «И мотор заржавел, но мы едем вперёд». – Нет развития праведной идеологии, нравственности. Ржавчина коррупции, атеистического материализма, ничего общего не имеющего с диалектикой, движением, продолжающимся лишь по инерции.

«Мы сидим не дыша, смотрим туда, Где на долю секунды показалась Звезда». – Страна живёт идеалами семидесятилетней давности, ей запрещено иметь собственное современное дыхание. Взгляд людей устремлён лишь в прошлое – к яркой путеводной Звезде Октябрьской Революции, но Звезда эта показалась «на долю секунды», в стране нет давно дальнейшего развития высоких идей.

 Остаётся только молчание: «Мы молчим, но мы знаем, нам в этом помог  Троллейбус, который идёт на Восток». В.Цой понимает, что в иной ситуации молчанье куда лучше бессмысленных и резких слов. В молчании (сказать нечего) сидят (что делать не знают) пассажиры жизни ( «Я последний пассажир поезда жизни, Проплывают миражи, сна, лжи  И сижу заворожён, неужели миражом? – Понимаю, я уже – в мираже» /Ю. Кукин/) Виктор уже в 1983 году понимал, что молчание пассажиров непонятного им троллейбуса скоро закончится.  Сейчас они хотя бы молчат, а когда заговорят – будет беда. Во время «перестройки» эти до времени молчащие выродки обрели с запада дар речи и задышали тлетворным духом, коренным образом изменив парадигму исторического развития своей великой страны.

    Важно отметить отношение В.Цоя к любой, без всякого исключения технике. Виктор не любил эту органопроекцию человека во внешний мир, считал искренне, что расширение технических возможностей не только не приближает человека к познанию окружающего его живого мира, но скорее отдаляет от теплоты жизни и ставит жирный крест на познании человеком самого себя:
 «Так много весёлых ребят, И все делают велосипед, А один из них как-нибудь утром придумает порох».  «Папа скоро даст свою машину покататься мне».  «Начинается новый день, и машины туда-сюда». «Здесь трудно сказать, что такое асфальт. Здесь трудно сказать, что такое машина».  «На холодной земле стоит город большой. Там горят фонари и машины гудят».  «Завтра…Кто-то , выйдя из дома попадёт под машину». «Ночью над нами пролетел самолёт, Завтра он упадёт в океан, Погибнут все пассажиры. Завтра…Война, эпидемия, снежный буран, Космоса чёрные дыры».

И как невесёлая шутка над собою припев из «Пачки сигарет»: «Но если есть в кармане пачка сигарет, Значит, всё не так уж плохо на сегодняшний день. И билет на самолёт с серебристым крылом, Что, взлетая, оставляет земле лишь тень». - Тень от жизни все приспособления человека.

 Техника, как и пачка сигарет, - наркотическое средство и возможность сбросить с себя долой жизненные задачи, возможность вместо своего единственного крестного пути взять «билет» в чужое бытие, и положив его в карман вместе с сигаретами самому стать «лишь тенью» и забыться…

Неудивительно, что и весь социум в целом Виктор уподобляет усыпляющей обывательское сознание машине. И не важно, что это, электричка, троллейбус, самолёт, или же просто машина. Смысл везде один.

Наиболее рельефно он выражен в песне «Асфальт». Страшно само существование асфальта. Оно, это «существование» страшнее смерти. Асфальт не страшен, он ужасен. Сотворив мёртвый асфальт – совершенно плоскую линейно направленную в нужную сторону поверхность, человек «получил письмо от себя к себе», стало быть, отказался сразу и от земли и от Неба.  Мёртвый асфальт зовёт, яко «чистый лист» и к земле и к Небу одновременно, но, ни Небо, ни земля ничем уже не могут помочь, как асфальту, так и оскопившему и омертвившему жизнь человеку.

 Время и Пространство изгоняются человеком из жизни: «Вечер (на асфальте) наступает медленнее, чем всегда. Утром ночь затухает как звезда. Я (асфальт) начинаю день, кончаю ночь. Двадцать четыре круга прочь. Двадцать четыре круга прочь. Я – асфальт». Ни земля, скрытая от человека и Неба асфальтом, ни Небо, от которого человек прикрыл асфальтом землю, уже не смогут ему ни в чём помочь. Потому человек, утеряв родство с Небом и землёю, сам для себя стал «свой сын, свой отец, свой друг, свой враг».

Конечно же, с духовной точки зрения, человек стал «врагом» себе, но всё же в самую первую очередь, ключевое здесь – ненавистное В.Цою слово, выражающее собственнический инстинкт – СВОЙ. К нему Виктор опять вернётся, когда с иронией уже гораздо позже запоёт: «Я объявляю свой дом безъядерной зоной! Я объявляю свой двор безъядерной зоной! Я объявляю свой город безъядерной зоной! Я объявляю СВОЙ! СВОЙ!» 

Став врагом самому себе, человек «боится сделать этот последний шаг» – окончательно разрушить землю, на которой живёт лишь временно и на ограниченном пространстве. Ему остаётся только «прожигать» жизнь , превращая день в ночь: «Уходи день, уходи, уходи в ночь. Двадцать четыре круга прочь, Двадцать четыре круга прочь. Я – асфальт. ( много раз). Я – асфальт. Прочь. (много раз). Я – асфальт». - Человек на асфальте сам становится мёртвым асфальтом.

За лёгкое преодоление Пространства и Времени приходится отдавать слишком страшную плату. Жизнь не приносит плода осознания смерти окружающего мира по вине человека в его омертвевшей душе. И если в начале песни В.Цой скрежещущими аккордами передавал ужас перед неестественным, неживым, то в конце песни звучит сострадание человеку и песня обретает законченное мистическое звучание.
    
«И один кричит, а другой молчит, а третий торчит, забивая болты. А машине, которая шла на Восток, обломали рога менты». – Это слова из песни, которая так и осталась неспетой Виктором. По воспоминаниям  А.Липницкого, Виктор так высказался  о ней: «Песня получилась резковатая, ребята обидятся, её время ещё не пришло».

 Ещё бы! Кому приятно попасть в одну компанию с «детьми минут»! Нет сомнения, эта резковатая песня о «перестройке». Уже тогда в год смерти 1990-й Виктор отчётливо понимал, что затеяли «дети минут» - люди, лишённые исторического времени бытия «своего» великого народа, наивно поверившего в 1917 году в Справедливость!

Да, советское государство партноменклатура превратила в «машину», но всё же машина эта советская шла на Восток, к солнцу Правды, Востоку  Свыше, пока «менты» из комитета госбезопасности не предали уже предавшее народ  государство, «обломав» народу уже много лет существующие «рога». Так вот русский народ из народа богоносца стал народом рогоносцем.

Это примерно тоже, что в песне того же времени «Муравейнике»: «И мы могли бы вести войну против тех, кто против нас. Так как те, кто против тех, кто против нас. Не справляются с ними без нас. Наше будущее – туман. В нашем прошлом то ад, то рай. Наши деньги не лезут в карман. Вот и утро – вставай». Народ стал со своим негодным правительством рогоносцем, потому что обманутые «детьми минут» советские люди потеряли вкус к общественной жизни: «кричали, молчали, торчали над болтами» в то самое время, когда «менты» обламывали их государству «рога». 
 
«Один любит рок, другой любит сок, А третий идёт по стране чудес,  А четвёртый всё поёт о трёх-четырёх, Но какой в этом прок,  какой в этом прок?» - В иносказательном смысле один любит новое и модное,  другой ищет результата от общения с ближними – сок выжимать из любой практической ситуации, чтобы насладиться внутренним результатом неискренних отношений,  третий, как Б.Гребенщиков, тонет в возвышенных мечтах, предназначенных для своего личного употребления, а четвёртый, демонстративно не замечая «лужи и слякоть», «опьянённый сознанием, что я человек», поёт об этой выморочной жизни, в которой всё противоестественно.

«Дети минут никогда не поймут  Круговорота часов,  И придут на порог и сломают дверь  И расколят  чаши весов». – Свора торгашей, вышедшая из Времени бытия своего праведного народа, имевшего Дверь – Родовые Врата, свои входы и исходы, свою Чашу Весов, на которой была Справедливость, занялась смешением понятий и законов.               
 «Они не верят в победы добра над злом,  Как в победы зла над добром.  Они знают, что у них есть только серый день,  И они хотят жить этим днём.  Дети минут». – Дети минут живут только ради сиюминутной выгоды, и потому им не нужна вера, усложняющая им понятиями добра и зла неопределённого цвета и освещённости светом солнца «серую» жизнь, которую можно в таком виде употреблять для себя и под себя.               

 В начале «перестройки», точнее слома порядка бытия в СССР, ещё оставалась слабая надежда на понимание советской властью, того что происходит, потому В.Цой и спрашивает делегатов партийных съездов:  «И я хотел бы спросить, почему и зачем Ты повесил на грудь золотую медаль?» - Ответ ясен: медаль повешена на грудь именно для того, чтобы внешними отличиями скрыть от глаз внутреннее зло и ложь, награда вешается на пустой манекен именно для того, чтобы было основание и причина не видеть и не слышать ближнего своего, и со всеми, отмеченными медалями в этом (Кремлёвском?) зале, «думающими так же как ты»,  забыть о невзгодах «своей» великой страны: «В этом зале все думают также,  как ты,  А ты смотришь вдаль, ты смотришь вдаль!» - То есть ты, прикрываясь верой в светлое будущее человечества, не желаешь видеть мерзости лживой выморочной жизни у себя под носом, и не склонен слышать ближнего своего, не имеющего знаки отличия и не попавшего в номенклатуру.                «А  ещё я хотел бы узнать, почему  Так легко променяли вы море на таз?» - Из этих слов следует совершенно непреложно, что В. Цой определяет предыдущую жизнь в эпоху Братства (вспомним его «Братскую любовь»), а главное Свободы, как Море, а общество потребления, к которому семимильными шагами направилась в поход его  страна, как таз! И тут же Виктор констатирует, что подмена ценностей произошла не только на властном уровне лицемерного государства, но и в его артистической среде – среди ближайших друзей:
 «Но друзья, тут же хором ответили мне:  «Ты не с нами, значит ты против нас».  – Что же, от друзей Виктор получил  воистину евангельский ответ, из которого можно определить, как он относился к официальному  обрядоверию.

 Друзья В.Цоя были прогрессивными людьми, шедшими в ногу со временем, то бишь временщиками, в самом что ни на есть точном смысле этого слова. И потому Виктор отвечает этим, детерминированным социумом людьми с откровенным презрением: «Но если это проблема, то она так мелка,  Если это задача, то она так легка!  Это дети минут ломают дверь  Не заметив, что на ней нет замка!»  - «Нет замка» на Вратах Рода русского и советского народа из-за кипучей  деятельности продавшихся Западу лидеров элитарной коррумпированной прослойки, их детей и псевдокультурной прислуги, годами активно склонявших подрастающее поколение к массовой культуре в противовес  лицемерию «социалистической»  культуры, принятой в свою очередь в противовес естеству и национальным традициям.

Исподволь, годами,  во имя прогресса и «мира во всём мире» разрушалось вырожденцами великое государство, и теперь на полном основании «дети минут» ломятся в открытую дверь – в то самое «окно», что было прорублено Петром I  в Европу, и всё это очень «мелко», «легко», но не соответствует общественным и историческим интересам народа, это не «проблема», не «задача», а откровенный сговор с  внешним беззаконием и вандализм.

Вспомним в контексте сего и другие похожие слова из спетого под гитару куплета под  дребезжащие аккорды гитары: «Те, кто был раньше, вставляли в их ружья цветы.  В ответ на это свинец затыкал им рты».  С болью вспоминает В.Цой:  «Раньше у нас было так много комнат,  Полных людей, полных идей.  А сейчас – ничего, только рыба гниёт  С головы у фашистских детей». - Так кто же эти фашистские дети? – Ответ однозначен – это дети минут, торгаши, организовавшие в свободной творческой стране продажную экономику, подменившую разнообразие профессий и интеллектуальных идей на иноземную валюту: фарцовщики, битники, «энергичные люди»(по Шукшину), шестерящие у КГБ и презирающие свой лапотный народ.

Здесь у В.Цоя «фашизм» явно торгашеского окраса, и немцы, тут конечно же не при чём. Не они, а торгаши под знаменем европейского прогресса и свободы личности разрушили нашу великую страну. «Рыба гниёт с головы» - Виктор опять ( «обломали рога менты») точно указывает  на государственную власть, откуда идёт всеобщее разложение. И, наконец, уже в самом конце этой излишне откровенной песни, ставшей для него смертным приговором, В.Цой призывает нас к покаянию:  Припев. Рефрен:  «Улицы ждут ваших слёз,  Улицы ждут ваших слёз», - Заметим, что В.Цой настаивает на покаянии не пред Богом, а пред ближними своими («улицы»), которые смогут простить власти предержащие, если они раскаются за содеянное государству и народу зло, но с другой стороны это и призыв ко всему советскому народу выйти на улицы, выйти из домов «своих» - из выморочного социального существования, разбить скорлупу окаменившего наши сердца нечувствия к естественной жизни, покаяться в предательстве своей страны, своих отцов и матерей, Родины, Отечества и Божьего мироздания! 

       Не случайно тонкий исследователь Зуфар Кадиков в самом конце своего незаурядного труда о В.Цое поставил после «Детей минут» более раннюю песню, родственную ей по смыслу «Раньше в твоих глазах». Это тем более ценно, что З.Кадиков сделал это интуитивно, не вдаваясь в глубину смысла, просто сердцем почувствовав их общую тональность:  «Раньше в твоих глазах отражались костры,  Теперь лишь настольная лампа, рассеянный свет.  Что-то проходит мимо, тебе становится не по себе.  Это был новый день – в нём тебя нет».  – О чём это? –
 Да о том, что советские люди чувствовали себя везде дома – в их глазах отражались костры таёжных романтических дорог, бескрайних просторов Сибири и Средней Азии, Алтая и Урала, Карелии, Кавказа и Карпат…Теперь «лишь настольная лампа осталась…да рассеянный свет из надоевшего окна, из которого виден мир в котором уже давно ничего серьёзного не происходит. Жизнь, явленная в судьбе твоего рода «проходит мимо» не узнанная и не понятая и маленькому одинокому человеку становится не по себе, его уже нет в новом дне, потому что он не свершил своё дело, более того, предал забвению себя и ближних…
   
«Раньше в твоих глазах отражалась ночь,  Теперь, когда за окнами ночь, твои глаза спят.  И вот, на рассвете, ты не заметил,  Как начался новый день. Ты до сих пор в старом – там нет никаких преград». – Раньше ты мог видеть зло и нерешённые проблемы вне тебя, зло и ложь отражались в твоих глазах, не проникая в твою утробу. Теперь, когда безверие и бесчестие повсюду, ты так испугался жизни, что идёт за окнами твоего дома, что заснул навсегда, и когда наступит рассвет нового дня, «вышедшего из сна»(другой вариант этой песни), ты этого не поймёшь никогда и не заметишь… остаётся жить «старым – там нет никаких преград», - можно спокойно сортировать свои прежние впечатления, прощать себя за компромисс и ложь и не судить слишком строго. Одно только ужасает, а так бы вроде всё и не плохо. Это то, что если ты умер для людей и Бога ещё при жизни, то уж наверняка не оживёшь. Не выйти тебе из затхлого «своего» мирка на «улицу», где «на Миру и смерть красна» и где «без музыки не хочется пропадать»(«Пачка сигарет») и не пролить тебе живительные слёзы, раскаявшись в «своём» противоестественном и трусливом одиночестве…                Сам В.Цой, ответил на заданный перестроечным существованием вопрос в песне «Кукушка». Он, прекрасно разумея, что ему не простят его откровений, не захотел остановиться, сделать паузу, не захотел «жить на выселках», «камнем лежать», хотя прекрасно знал, что ему нужно написать ещё много песен: «Песен ещё ненаписанных, сколько,  Скажи, кукушка,  Пропой?   В городе мне жить, или на выселках,  Камнем лежать  Или гореть  Звездой?  - Звездой!»  -
 И сегодня «друзья» Виктора, печатая этот текст, упускают (очевидно не случайно) последнее слово, повторяющее предыдущее, а ведь именно в нём – вся глубина истинной бесстрашной Веры Виктора Цоя, прекрасно понимавшего всю опасность своего положения пророка, которому из элементарной безопасности стоило бы «камнем лежать на выселках»…

Но пророк отчаянно обращается к Свету:«Солнце моё, взгляни на меня. Моя ладонь превратилась в кулак. И если есть порох,  Дай огня!  Вот так». -  Ясно, что Солнце именно потому глядит на Виктора, что он готов к борьбе. Его «ладонь превратилась в кулак», стало быть он не будет унижаться, не хочет просить, потому что в нём «есть порох», готовый разгореться от солнечного луча. «Вот так» - Виктор уже чувствует, как горит его сердце.

Из другой песни: «Разрежь мою грудь, посмотри мне внутрь -  Ты увидишь, там всё горит огнём. Через день будет поздно. Через час будет поздно. Через миг будет уже не встать. Если к дверям не подходят ключи, Вышиби двери плечом….. Ты должен быть сильным, Ты должен уметь сказать: «Руки прочь от меня!» Ты должен быть сильным, Иначе зачем тебе быть? Что будут стоить тысячи слов, когда важна будет верность руки?...»                В,Цой понимает, что по его «одинокому следу» «в этой стране» уже некому идти – «Кто пойдёт по следу одинокому?  Сильные да смелые головы сложили в поле,  В бою. Мало кто остался в светлой памяти,  В трезвом уме да с твёрдой рукой в строю, В строю».  «В светлой памяти» - это значит, что В.Цой видит как оплёвывается демократами наша общая советская и русская история, как сознательно и последовательно разрушается общественный строй и порядок государственной жизни.

Видя перед собой ночь надвигающегося на Родину беззакония, Виктор в отчаянии восклицает: «Где же ты теперь Воля вольная,  С кем же ты сейчас ласковый рассвет встречаешь? – Ответь!  Хорошо с тобой да плохо без тебя,  Голову да плечи терпеливые под плеть? – Под плеть». – В.Цой понимает, что наказание за предательство Родины – общественной и исторической жизни великого народа, за схождение с прямого родового пути уже близко. Уже свистит над его советским народом, терпеливым и равнодушным, отдавшим голову свою торгашам («Нет тюрьмы страшнее, чем в голове») и плечи – пространство и теплоту родовой жизни под плеть чужеземного надсмотрщика ( «Линии жизни на твоих руках Почти до плеч  Смотри, реки встают на дыбы  Им некуда течь»)   
          

«Пора идти и я готов следовать  За тобой  Потом будет поздно  Потом будет поздно  Пора идти  Ты чувствуешь волны, вязкие волны  За спиной  Вставай, а то потом никто не сможет тебя  Спасти». (песня «Двигайся). Как жаль, что Пророчество Гения не было услышано в годы т.н. «перестройки» - беспримерной в истории человечества катастрофы, постигнувшей наше Отечество. «Были труднее времена, но не было подлей!» Да и по сей день никто из нас не осознал глубины падения и трагедии Родины, и потому масштаб творчества Виктора Цоя и причины события 15 августа 1990 года  за семью замками от нынешних обывателей. 
               

                «Солнце моё! Взгляни на меня.
                Моя ладонь превратилась в кулак.
                И если есть порох, дай огня.
                Вот так». 

                1990 год. В.Цой.