Стремленьем Истину познать,
Средь бликов солнечного дня,
Сумей без Споров разгадать,
Судьбы бездушной письмена.
Глава Первая.
Великое предсказание.
“Эти ученые большую часть своей жизни проводят в наблюдениях над движением небесных тел при помощи зрительных труб, которые своим качеством превосходят наши. И хотя самые большие тамошние телескопы не длиннее трех футов, однако, они увеличивают значительно сильнее, чем наши, имеющие длину в сто футов, и показывают небесные тела с большей ясностью. Это преимущество позволило лапутянам в своих открытиях оставить далеко позади наших европейских астрономов. Так, ими составлен каталог десяти тысяч неподвижных звезд, между тем как самый обширный из наших каталогов содержит не более трети этого числа. Кроме того, они открыли две маленькие звезды или два спутника, обращающихся около Марса, из которых ближайший к Марсу удален от центра этой планеты на расстояние, равное трем диаметрам, а более отдаленный находится от нее на расстоянии пяти таких же диаметров “. Этими словами английский писатель Джонатан Свифт (1667–1745) предвосхитил в 1726 году открытие американским астрономом Афазом Холлом двух спутников Марса – Фобоса и Деймоса произошедшее лишь сто пятьдесят один год спустя! При этом сам Свифт был настолько далек от астрономии, что не мог даже уразуметь различий между маленькой звездой и спутником планеты. Надо полагать именно невежество писателя в вопросах далеких от земных проблем Британии XVIII века позволило ему проявить педантизм там, где пасовали искушенные в небесных тонкостях ученые мужи. Речь идет о буквальном толковании смысла древней кабалистической фразы о “лунах второго подле Земли светила, что расположены на расстоянии диаметра этого светила, по обе стороны от четырех приведенных радиусов до него”. Свифт, с той же легкостью дилетанта, с какой он путает понятия звезд и спутников, решает приравнять приведенный радиус диаметру, получая при этом результат в форме: Четыре плюс-минус Один, то есть 3 и 5 диаметров планеты, на расстоянии которых от Марса писатель и разместил свои спутники-звезды. Свой результат Свифт смело публикует в рассказе о похождениях Гулливера в стране загадочных лапутян. Автор этих строк имеет наглость (либо смелость – в зависимости от точки зрения уважаемого читателя) исправить ошибку великого писателя. Необходимо лишь принять под приведенным расстоянием – расстояние, измеряемое не от центра небесных тел, а от поверхности этих самых небесных тел. Подобный способ измерения практикуется в отношении орбит искусственных спутников Земли. И Свифту следовало указать, что ближайший из спутников Марса удален от центра этой планеты на расстояние равное трем ее радиусам (пять радиусов минус диаметр), а более отдаленный находится от нее на расстоянии семи таких же радиусов (пять радиусов плюс диаметр). Удаление на Два и Шесть радиусов от поверхности (рисунок 1-1). Не следует забывать, что Джонатан Свифт опубликовал свой рассказ в 1726 году, а Афаз Холл открыл спутники Марса лишь в 1877 году и, что между этими датами лежит полтора века истории Человечества.
Положение дел усугубляется тем обстоятельством, что сама, лежащая в основе расчетов Свифта, фраза о загадочных лунах еще на полтора века старше. В оккультных кругах Европы о ней узнали из судовых дневников капитана Френсиса Дрейка (1545-1596), вернувшегося в 1580 году в Англию из второго в мировой истории кругосветного плавания. Поход Дрейка 1577-80 гг. не являлся, как это зачастую представляют, чисто пиратской экспедицией и имел свою предысторию, чрезвычайно важную в свете дальнейших событий истории. Не менее важной, в той же связи, представляется и судьба самого Френсиса Дрейка. В конце XVI века Англия оспаривала у Испании права считаться крупнейшей морской державой. И спор этот решался в борьбе за золото Нового Света. Испанцы нещадно грабили американских индейцев, а англичане пытались грабить самих испанцев, но встречали достойный отпор на всем протяжении атлантического побережья испанских владений в Америке. Напротив, об обороне тихоокеанского побережья испанцы ничуть не беспокоились, считая его попросту недоступным для кораблей иных держав. Сей беспечностью испанцев, и решено было воспользоваться. Главной сложностью в намечавшемся англичанами предприятии считалась его завершающая стадия, связанная с реальным риском подвергнуться контрограблению в водах всецело контролируемых превосходящими силами противника.
С целью поиска безопасного пути отхода из зоны враждебного окружения в 1576 году англичане организовали экспедицию Фробишера. Речь шла о нахождения северного морского пути, в обход Американского континента. Англичане не без основания полагали реальность существования арктического аналога Магелланова пролива (пролив Аниан). Открытие этого пролива сулило сильно облегчить выполнение поставленной задачи: войти в Тихий океан через Магелланов пролив, обобрать до нитки ошалевших от такой наглости испанцев и прежде чем те успеют опомниться – вернуться в Европу, обогнув Америку с севера. Таким образом, уже на предварительной стадии проекта ставилось решение чисто научных задач географического плана. Так, что на экспедицию Фробишера, в Англии возлагали весьма большие надежды, которым, к сожалению, не суждено было сбыться. Поиски пролива велись в Лабрадорском море, омывающим берега полуострова Лабрадор и Гренландии – земли, которую Фробишер так же счел полуостровом американского континента. На западном берегу исследуемого моря Фробишер обнаружил фьорд, изначально принятый им за искомый пролив, но на поверку оказавшийся заливом Баффиновой земли, заливом, носящим с тех пор имя его первооткрывателя. Сообщение о том, что Гренландия соединена с Америкой сплошным массивом суши поставило под угрозу срыва весь план британской экспедиции в Тихий океан за испанским золотом. Тем более что английский флот сумел и в европейских водах ограбить шедшие из Генуи суда с золотом для сражающейся в Нидерландах испанской армии. В наемной армии Филиппа II, из-за задержки с выплатой зарплаты, вспыхнул бунт, и солдаты просто ушли с занятых позиций на севере страны. Вслед за этим, на юге Нидерландов произошло антииспанское восстание, которое, фактически некем было подавлять. Так проблема золота в Европе зачастую решала исход военных баталий.
В сложившейся не очень простой ситуации Дрейку пришлось приложить немало усилий, чтобы уговорить королеву Елизавету выделить средства на организацию похода в Тихий океан. Из-за отсутствия северного пролива Аниан (об обходе Гренландии с севера не могло быть и речи) Дрейк намеревался возвратиться в Англию, следуя маршрутом Магеллана (Хуана Элькано). То был очень рискованный план, ибо из пяти кораблей испанской флотилии в Европу в 1522 году смог вернуться лишь один. В эскадру Дрейка решено было снарядить так же пять кораблей, которые 13 октября 1577 года покинули берега туманного Альбиона. Весьма примечательно то обстоятельство, что, подойдя в августе 1578 года к берегам Патагонии, Дрейк сжег два судна своей флотилии, чтобы подобно Магеллану войти в Тихий океан на трех судах (один корабль эскадры Магеллана разбился на прибрежных скалах Патагонии, второй из-за бунта команды бросил Магеллана и вернулся в Испанию). Еще два судна своей флотилии Дрейк сжег, уже пройдя Магеллановым проливом и найдя новый. Сделано это было с целью избегания в дальнейшем траты времени на поиски судов после потери из вида во время штормов. Здесь, в Патагонии (территория Нового Света к югу от испанских владений), экспедиция Дрейка начала реализацию научной части своего похода. Название этой земли в переводе означало БОЛЬШЕНОГИЕ. Именно так охарактеризовал Магеллан племя встреченных им здесь великанов. По описаниям прибывших сюда в 1520 г. первых европейцев местные туземцы обладали трехметровым ростом и непропорционально огромными ногами. Желая доставить в Европу подобную “заморскую диковинку”, Магеллан приказал схватить одного из большеногих великанов. Но совладать с одним могучим исполином не отважился и целый отряд испанцев. Европейцам пришлось пуститься на хитрость. Простодушному великану подарили столько неведомых ему безделушек, что они едва умещались в его огромных ручищах. Свою последнюю блестящую “погремушку” заваленный подарками туземец согласился примерить на ноги. “Погремушка” оказалась кандалами. Только предварительно сковав свою жертву, испанцы решились наброситься на него. Однако до Европы великана не довезли. Во время длительного перехода через Тихий океан большая часть команды Магеллана погибла от болезней и голода. Выжила лишь та ее часть, которая не побрезговала подкрепить свои силы патагонцем. Шедший по следам Магеллана Дрейк тщетно пытался обнаружить странное племя могучих великанов и, сочтя историю о них пустой выдумкой, отправился далее. Позже, при завершении американского этапа своего плавания, Дрейку все же пришлось пересмотреть первоначальное отношение к данной проблеме. О том свидетельствовали записи в его судовом журнале. Основные этапы похода 1577-80 годов отражены на схеме (рис. 1-2).
Как в Атлантическом, так и в Тихом океане, Дрейк захватывал испанские суда с золотом индейцев. В Тихом океане он, сверх того, разорял прибрежные города испанцев. При этом всякий раз отпускал захваченные корабли и щадил испанские команды и гарнизоны. Еще более “мирно” относился Дрейк к самим индейцам. Даже при редких в своей неизбежности стычках с коренным населением Америки Дрейк никогда не мстил туземцам. Не мстил даже тогда, когда от их рук гибли члены его собственной, не так уж и многочисленной команды. Можно сказать, что в течение всего похода “благородный пират” не пролил ни капли лишней крови, за что снискал уважение у испанцев и лавры покровителя у индейцев. К северу от испанских владений (в районе современного западного побережья США) индейцы даже признали его своим королем в благодарность за то, что Дрейк одним своим появлением избавил их от гнета ужасного племени великанов, прибывших в эти края “пятьсот лун тому назад”. По описаниям индейцев жестокие исполины в точности соответствовали внешнему облику так и ненайденных в Патагонии большеногих великанов. Европейцы же были поражены видом и размерами произраставших здесь исполинских секвой, “стволы коих не всегда удавалось охватить и дюжине матросов”. Однако, все поиски следов пребывания в краях гигантских растений еще и гигантских людей успехом (как и в Патагонии) не увенчались. Тем не менее, капитан утверждал, что более подходящего места для обитания великанов он не встречал во всем Новом Свете. Позднее, Свифт при описании похождений Гулливера в стране великанов укажет, что его литературный герой, покинув край бробдингнегов (великанов), будет подобран английским судном в океане с координатами 44 градуса северной широты и 143 градуса (без указания стороны света) долготы. Если вести речь о долготе западной, то указанный Свифтом пункт окажется ровнехонько возле берегов Нового Альбиона. Так капитан Дрейк назвал ту территорию, на которой североамериканские индейцы признали власть английской короны и его лично. Примечателен факт, что именно район Нового Альбиона дал Миру новое понятие “Биг Фут” (Большая Нога), являющееся английским аналогом БОЛЬШЕНОГИХ великанов испанской Патагонии. Главным же успехом своего общения с туземцами Дрейк считал полученные от них сведения о реальности существования северного пролива Аниан, на поиски которого он готов был отправиться незамедлительно. Но, ропот команды, не желавшей бросаться в новую авантюру, вместо беспрепятственного возвращения домой ради скорейшего дележа несметных количеств отобранных у испанцев ценностей, заставил капитана взять курс на Запад. Вместо пролива Аниан, Дрейк ограничился открытием моря Анианского, в прямом соединении которого с морем Лабрадорским пират более уже не сомневался.
Объем привезенного в Англию золота (более двух тонн) превзошел все самые смелые ожидания королевы Елизаветы. Даже притом, что подобно плаванию Магеллана, из всей флотилии Дрейка в Европу вернулось лишь одно судно, успех кругосветной экспедиции оказался поистине блестящим. Только блеск золота затмил иные выдающиеся достижения этой экспедиции. Сам Дрейк усматривал их в сфере географии. То был открытый и названный позже его именем пролив лежащий южнее Магелланова и значительно более удобный для целей мореплавания, ввиду отсутствия подводных скал и мелей, коими так богат испанский вариант огибания Америки с юга. Не меньшей значимостью обладали и сведения о наличии северного пролива, на поиски которого Дрейк был готов незамедлительно отправиться. Но только планы английской королевы были иными. По возвращению на Родину Дрейк стал национальным героем. Елизавета I пожаловала ему главный государственный титул – титул рыцаря. Торжественное посвящение Дрейка в рыцари королева устроила на палубе его корабля. При этом капитан нашел новый повод отличиться. При приближении королевы Дрейк, словно из-за опасения ослепнуть от блеска ее величества, прикрыл лицо рукой. Сей жест человека, в лучах славы которого, по меткому выражению современников, блекло само британское солнце, тронуло сердце королевы более всего золотого груза вместившегося в трюмы его корабля. Помимо рыцарского звания, сэр Френсис Дрейк был буквально осыпан иными королевскими милостями. Так он становился членом английского парламента и адмиралом корсарского флота. При этом сам жест прикладывания руки ко лбу исполненный капитаном в честь королевы повсеместно вводился в ранг отдания воинской чести. То высочайшее положение в обществе, на которое судьба вознесла ”благородного пирата”, уже не позволяло ему на долгий срок покидать пределы Англии, пускаясь в милые его сердцу многолетние морские походы. Европейские дела требовали личного присутствия в Англии “грозы испанских каравелл”.
В 1581 году в Нидерландах испанский король Филипп II был низложен, однако, на юге армия его наместника Александра Форнезе сумела сохранить колониальный режим, образовав новое государство – Бельгию. Потерю северных Нидерландов испанцы с лихвой компенсировали захватом земель своего давнего конкурента в заморских делах – Португалии. Вместе с ней в сферу испанского влияния переходили многочисленные колонии в Африке и Азии. Рушилось существовавший прежде баланс раздела Мира на зоны влияния, согласно которому за Испанией римским Папой закреплялись лишь все земли западного полушария. Восточным противовесом Испании долгое время служила Португалия, захватив которую пиренейская держава превращалась в мирового гегемона. К тому же и дела в Нидерландах вскоре пошли по неугодному Англии пути. Туда с крупной армией вторгся брат французского короля, герцог Анжуйский. В этой ситуации в 1583 году Елизавета объявляет о присоединении к своим владениям североамериканского острова Ньюфаундленд, и поручает Дрейку налаживание регулярной связи сей заморской колонии с Новым Альбионом. Филипп II “посоветовал ” Елизавете не посягать на его земли Нового Света и грозный совет испанского короля заставил Елизавету I призадуматься. Ее королевский корсар сэр Френсис Дрейк предложил новый грандиозный план. Он с основными силами английского флота блокирует трусливых испанцев в европейских водах, а тем временем эскадра капитана Дейвиса (1550-1605) отправляется с крупной партией оружия через еще неоткрытый северный пролив к берегам Нового Альбиона. Туда же через южный пролив, по следам самого Дрейка, отправляется вторая эскадра, возглавляемая капитаном Кавендишем. Тот, как прежде сам Дрейк, грабит по дороге испанцев. Встретившись же в Новом Альбионе, Дейвис и Кавендиш снабжают индейцев оружием и направляют их в завоевательный поход в Мексику. Там из страдающих от испанского гнета индейцев формируются новые боевые отряды. И уже сам Дрейк доставляет им новые партии оружия. Так англо-индейский поход приобретает размах полномасштабной войны европейских держав на далеком от Европы континенте. Адмирал корсарского флота обещает Елизавете, что в этих условиях Филипп II сам отдаст английской короне всю Северную Америку. Королева решается принять авантюрный проект сэра Дрейка лишь в 1585 году (‘задержка” королевского решения была связана с появлением у Елизаветы нового фаворита – Уолтера Рэйли (1552-1618), с 1583 года взявшего в свои руки решение проблем заморских территорий), когда вопрос с Нидерландами разрешился наконец-то в пользу Англии. Герцог Анжуйский (Франсиск Валуа) вынужден был уйти из Нидерландов, а король Франции Генрих III отказаться от притязаний на престол этой страны, правителем которой становился английский граф Лестер. Лестер и Елизавета I спешно заключили договор о военном и политическом союзе Нидерландов и Англии, ставший по своей сути новой формой политической зависимости колонии от метрополии. Под шумок этих событий Дейвис отправился на поиски северного пролива. Что, однако, не ускользнуло от пристального внимания Филиппа II и в качестве ответной меры он захватывает в своих, разбросанных по всей Европе, портах все английские торговые суда, а членов их экипажей бросает в тюрьмы. Так посягательство англичан на территории Нового Света привело к фактическому развязыванию войны с Испанией. Войны, которую Дрейк обещал не допустить на территории Европы. Желая исправить свой просчет, Дрейк, с эскадрой из 21 корабля, громит берега самой Испании, следом сжигает доставшиеся испанцам от португальцев крепости на островах Зеленого Мыса возле африканского побережья и направляется к берегам Центральной Америки, где на острове Эспаньола ему покоряется крупнейшая испанская цитадель Санто-Доминго. На обратном пути в Англию Дрейк захватывает многолюдную Картахену – главный центр связи Испании с ее американскими колониями. Эффектным рейдом Дрейка испанский король практически шокирован. Ореол “благородного пирата” буквально обезоруживал испанские гарнизоны. Зная о милосердии Дрейка, испанцы предпочитали сдаться “непобедимому” корсару, нежели оказать ему достойный отпор. Филипп II взбешен. Он не знает, что предпринять, поскольку одно имя Френсиса Дрейка защищает Англию надежнее сотни боевых кораблей. В 1586 году, после того как Дейвис не вернулся к заранее установленному сроку (что означало отыскание им предсказанного Дрейком северного прохода к берегам Нового Альбиона) в пиратский рейд отправляется эскадра Кавендиша. 1586 год стал последним годом величия Френсиса Дрейка. Человек в зените полубожественной славы, живая легенда Англии, гроза Испании и покоритель двух океанов казался несокрушимым титаном. Однако в это время в Англии был раскрыт заговор против бездетной королевы. Заговор сторонников Марии Стюарт, к которым сэр Дрейк не имел ни малейшего отношения. Тем не менее, все прекрасно понимали, что в случае смерти Елизаветы одного слова Дрейка окажется вполне достаточно, для того чтобы английский народ отбил у всех Стюартов саму мысль о претензиях на корону. Более того, сбитый с толку народ, в эйфории событий, вполне мог утвердить в стране новую династию - династию Дрейков! Размах величия “королевского корсара” поднятый его новыми военными успехами на поистине монархическую высоту начинал таить в себе угрозу безопасности английской короны. Елизавета I поспешила заключить с королем Шотландии Яковом VI из династии Стюартов договор о наследовании именно им всех английских владений. Сам Дрейк об английской короне не помышлял, как и не собирался он использовать в личных целях игру Стюартов вокруг трона. Не в пример своему менее благородному последователю Оливеру Кромвелю (1599-1658).
Целый год Елизавета провела в размышлениях о судьбе Дрейка и Стюартов, стремившихся посадить на ее трон Марию. Итогом этих мучительных размышлений стала потрясшая весь христианский мир казнь королевской особы. Незамедлительно за этим последовало изгнание из Нидерландов английского ставленника Лестера, а римский Папа Сикст V благословил Филиппа II на покарание английских протестантов. Испания готовилась нанести решающий удар по Англии. Была проведена мобилизация всех военно-морских сил, вся бельгийская армия готовилась десантироваться на британские острова. И этому святому походу не мог помешать даже авторитет Дрейка. Но “благородный пират” нанес удар первым. Он сам напал на морскую базу испанцев – крепость Кадис и сжег там более трех десятков военных кораблей готовых к походу на Англию. Филиппу II пришлось заново начинать подготовку к святому походу. В это время вернулся из своего плавания к Северной Америке Дейвис с прискорбным известием о том, что, не смотря на обнаруженный пролив Лабрадорского моря, добраться до Нового Альбиона он так и не сумел из-за сплошных ледяных заторов. Сам Дейвис считал открытый им пролив абсолютно бесперспективным с точки зрения мореходства. Он, оправдывая задержку своего возвращения в Европу, явившуюся причиной неправомочного похода Кавендиша, заявлял о “явно чрезмерном доверии” к непроверенным доводам Дрейка о наличии северного пролива и как следствие этого – излишней трате времени на его поиски. Своим заявлением Дейвис хоронил великие планы Дрейка и давал новый повод завистникам адмирала подрывать авторитет “благородного пирата” До слуха королевы стали доводить сплетни о золотых спекуляциях ее любимца с дневниками легендарного плавания 1577–80 гг., так же и о его стремлении превзойти величием саму Елизавету. Год 1588 – год стремительного падения и заката карьеры Дрейка. К берегам Англии направилась невиданная никогда прежде флотилия из 134 испанских кораблей. Вся эта армада названная “непобедимой” везла отборные войска Филиппа II под командованием герцога Медина на соединение с бельгийской армией Александра. Англия и их союзник по борьбе с Испанией – Нидерланды смогли собрать флотилию лишь в 90 судов. И этим морским соединением командовал уже не Дрейк, низведенный Елизаветой до обидного звания вице-адмирала. Тем не менее, именно военный опыт Дрейка сделал свое дело, и испанцев удалось оттеснить от берегов Бельгии в Северное море. При этом ни одно испанское судно, к неописуемой радости Медина не сдался Дрейку в бою. Сохранить боевой дух своей армии Медина счел задачей более важной по сравнению даже с новой попыткой прорыва блокады бельгийского побережья и повел армаду вокруг Шотландии, где неожиданно попал в жестокий шторм, причинивший испанцам гораздо больший урон, нежели недавнее, закончившееся боевой ничьей, сражение с англо-нидерландцами. Однако на этом напасти испанцев отнюдь не окончились. Возле берегов Ирландии Дрейк устроил засаду ничего не подозревавшим врагам английской короны и учинил окончательный разгром “непобедимой армады”. В итоге в Испанию смогло вернуться, так и не выполнив своей задачи, “лишь” 50 судов. Пятьдесят судов с командами сумевшими преодолеть синдром Дрейка!
В тот же год возвратился из своего незапланированного кругосветного плавания Кавендиш. В Англии он застал благоприятный для себя дух мелочных нападок и придирок к недавнему кумиру нации и дал полный выход своей злобной зависти к герою, которого он считал простым баловнем судьбы. Еще покидая берега Англии, Кавендиш задался целью всемерного принижения результатов похода своего предшественника. Так, огибая Южную Америку, он шел через Магелланов пролив, а не через пролив Дрейка, обосновывая свое решение якобы сложностью отыскания последнего. Стремясь, во что бы то ни стало, раздобыть непременно больше золота, чем это удалось Дрейку, Кавендиш, не в пример “благородному пирату”, действовал жестоко и беспощадно, абсолютно не проводя различий между испанцами и индейцами. В районе же Нового Альбиона он не только не стал дожидаться Дейвиса (которому, как полагал Кавендиш, удалось добраться до земель Дрейка северным путем), но, напротив, спровоцировав конфликт с туземцами, поспешил обвинить их во враждебных отношениях к Англии и двинуться в Европу. Здесь он неутешительные результаты экспедиции Дейвиса связал с все тем же коварством жителей Нового Альбиона, искренности которых ни в коей мере не следовало доверять. Более того, по Кавендишу, не следовало верить вообще всей информации Дрейка, полученной им от диких туземцев Нового Света. Позицию Кавендиша поддержали и многие участники похода Дрейка, затаившие обиду на своего капитана, из-за того, что жизнь “благородных англичан” тот ценил не более жизни “грязных дикарей”. Процесс низвержения Дрейка с пьедестала кумира нации развивался столь стремительно, что вскоре при дворе английской королевы стало признаком хорошего тона лишний раз, между делом, попрать авторитет “благородного пирата”.
Столь подробное изложение причин взлета и падения карьеры Френсиса Дрейка является необходимым в целях возможно более объективного анализа научных сведений, содержащихся в дневниках легендарного капитана. Ярым критиком географических откровений этого периода явился капитан Кавендиш. Однако, главная роль в деле “развенчания” открытий Дрейка принадлежит не ему. Не моряк, но астроном, человек не менее яркой судьбы, чем сам Дрейк, Тихо Браге (1546 - 1601) подверг полной обструкции научный раздел записей второй кругосветной экспедиции. Круг интересов Браге ограничивался сведениями Дрейка по поводу астрономических познаний перуанских индейцев. Среди их откровений содержалась и упоминавшаяся в начале главы странная запись о неких лунах, непонятно какой планеты. Справедливости ради стоит отметить, что века спустя, появился новый догонский след во всей этой истории. Речь идет об африканском племени, которое еще на заре европейской цивилизации знало не только о существовании лун Юпитера, но даже о звездных спутниках Сириуса. Некоторыми исследователями этого вопроса стало, принято считать, что Дрейк на обратном пути в Европу, проплывая мимо африканского континента, сумел снискать доверительное отношение не только у туземцев Америки, но и Африки. К сожалению, время обладает способностью менять приоритеты. И вызывающая такой живой интерес потомков фраза, у современников прошла практически незамеченной на фоне другой, более актуальной для них проблемы. Проблемы, которую современная нам наука и проблемой то не считает. Но в то время она была призвана решить глобальный вопрос о переходе Человечества на новое летоисчисление. Именно из Южной Америки (и эту версию догонский вариант не оспаривает) Дрейк привез метод расчета солнечных и лунных затмений, превосходящий в своей точности известный в Европе с древнейших времен метод, основанный на явлении периодической повторяемости затмений. Период повторяемости, содержащий 223 лунных месяца и носящий название Сарос, позволял предсказывать моменты затмений. Грубо говоря, индейцы, с точки зрения европейцев, пользовались более сложной схемой – модернизированным Саросом, регулярно добавляя к нему еще 47 лун. Определенный порядок чередования простого Сароса (223 лун) и «високосного» (270 лун), с явным преобладанием последнего, позволял без труда определять даты затмений на тысячелетия вперед. Сверх того, “довесок” в 47 синодических лун (порядка 3,8 года) играл в этой схеме и вполне самостоятельную роль, являясь пятой частью другого известного в Европе так называемого цикла Метона (235 лун), называемого еще Кругом Луны и по продолжительности равного девятнадцати годам. Именно наличие подобной связи времен позволяло на основании наблюдений затмений установить точную продолжительность календарного года, то есть ликвидировало то единственное препятствие, которое, по словам Николая Коперника (1473–1543) не дало ему возможности, в свое время, выполнить поручение римского Папы по проведению календарной реформы.
Подробнее к этой “туманной” истории мы вернемся в главе посвященной розенкрейцерам. Сейчас для нас важнее другое, а именно то, что через два года после возвращения Дрейка из его кругосветного плавания, римский Папа Григорий XIII (лидер католического мира с 1572 по 1585 гг.) ввел в употребление Новый Календарь – новый стиль летосчисления. Тот самый, которым мы пользуемся и поныне, называя его григорианским. Важно отметить, что саму схему нового стиля разработал римский врач Луиджи Лиллио (1510 – 1576) вслед за тем как Коперник, по упомянутым уже причинам, предпочел не связываться со столь “богопротивным делом”. Так, что проект реформы календаря с тех самых пор лежал под сукном “святого престола”, переходя по наследству от одного Папы к другому. Лишь появление в Европе индейского метода вычисления затмений дало ход застоявшемуся процессу. Реформа календаря была проведена в 1582 г., то есть только через шесть лет, после того как тихо почил ее подлинный автор. Сие знаменательное событие (введение григорианского календаря) совпало по времени со стремительным восхождением Дрейка к вершине его славы и, в значительной степени, было предопределено ростом авторитета великого мореплавателя.
Используя описанный Дрейком метод расчета затмений удается произвести необходимые вычисления и составить список солнечных затмений VII – V вв. до н. э., доступных для наблюдений жителям Древнего Египта и Эллады. Полученные результаты блестяще совпали с точными астрономическими расчетами движения небесных светил, приведенных в известном “Каноне затмений”. Резко сменились приоритеты за прошедшие века. Сейчас уже не имеет никакой значимости то, что в конце XVI в. ценилось на вес золота. Именно так оценили иезуиты дневники кругосветного плавания Дрейка. Когда же они явились к капитану с золотом оговоренного объема, то оказались страшно поражены известием о уже состоявшейся сделке Дрейка с другими лицами, давшими капитану золота втрое более предложенного членами католического ордена. Договор Дрейка с иезуитами являлся результатом весьма продолжительных торгов аукционного типа на последней стадии, которых оставались лишь иезуиты с мальтийцами. Торги, со времени введения григорианского летосчисления, в результате которого, собственно говоря, и возник огромный интерес к дневникам Дрейка, носили исключительно открытый характер и все “охотники” за научными сокровищами “благородного пирата” были, что называется, на виду. Необычайно же состоятельные конкуренты, набиравшего могущество ордена иезуитов, предпочитали не афишировать до самого последнего момента свою деятельность, но, как всякий перешедший дорогу святому “Обществу Христа”, навечно попадали в их “черный список”. И иезуиты, действуя в высших интересах своего братства, поклялись найти и обезвредить доселе неведомых им конкурентов, вместе с которыми, казалось, бесследно исчезли и ценные записи капитана Дрейка.
Обстоятельства дела таковы: в самой Англии дневники “благородного пирата”, практически, никого так и не заинтересовали. И, вероятно, астрономические откровения, содержащиеся в этих дневниках, вообще бы никогда не увидали света, если бы только с их удивительным содержанием не ознакомился ганзейский купец Герхард Тайлинг (Герхард Оснабрюкский). Мелкий торговец, зарабатывающий себе на жизнь челночными рейдами между Лондоном и Кельном (Темза – Северное море - Рейн), сумел разглядеть в судовом журнале Дрейка “Нечто такое”, что, в итоге, перед изумленным взором Европы, предстало великим прорывом в неизвестность. С позволения Дрейка, немец Герхард сделал “выписки” из дневников кругосветного похода английского капитана и привез их в Кельн. Там германский архиепископ увидал, в этой получившей название “кельнской рукописи”, недостающее звено в деле уточнения продолжительности календарного года и поспешил поставить в известность о своем открытии Папу Римского. Сделать это было возможно лишь через иезуита Христофора Клавия (1537-1612) – главу центральной (римской) научной коллегии, с которым у доминиканцев всегда существовали весьма напряженные отношения. Потому к иезуитам кельнская рукопись так и не попала. Тем не менее, дело завершилось уже известной реформой календаря. Однако тут же разгорелись далеко не шуточные страсти вокруг самой кельнской рукописи. “Страсти” вылились в так называемую Кельнскую войну (1582-84 гг.) – борьбу католиков с протестантами за само кельнское архиепископство. Исход борьбы решило вмешательство католической Испании, однако, при этом, “неожиданно затерялось” само “яблоко раздора” – эта, успевшая уже стать легендарной, кельнская рукопись. Следы ее автора вели в родной городок ганзейского купца, в Оснабрюк (рисунок 15-1). Там, прямым продолжением кельнской войны, явилась, развязанная иезуитами, “охота на ведьм”. За три месяца “поисков чертовой рукописи” в 1585 году на костер святой инквизиции была направлена, в общей сложности, 121 “ведьма”. Сие “сверхбожеское” усердие иезуитов просто никак не могло не привести их к желаемому результату. И вместо одной, странно пропавшей кельнской рукописи, в руках махровых католиков оказалось сразу несколько ее оснабрюкских вариантов. По своей сути все “оснабрюкские ведьмы” явились заложницами иезуитов, вознамерившихся любой ценой заполучить кельнскую рукопись. И иезуиты не остановились бы даже перед перспективой поголовного истребления всех женщин Оснабрюка. В целях прекращения этого кровавого беспредела инквизиции, более человеколюбивые католики “сливают” часть информации из, увезенной ими в Вюрцбург, рукописи. Так на свет божий появляются в 1585 году оснабрюкские варианты кельнской выписки из дневников Дрейка. Несколько ранее, опять-таки, в целях сокрытия вюрцбургского адреса кельнской рукописи, католики называют заморскую Англию как страну-первоисточник, потрясших Священную Римскую Империю, астрономических откровений. Самой же Англии, по-прежнему, не было ни какого дела до эпистолярного наследия ее благородного пирата.
Все, попавшие в руки иезуитов, варианты кельнской рукописи имели существенные разночтения. Что уже просто не могло не вызвать жгучего желания добраться и до их первоисточника, до самих дневников Френсиса Дрейка. Так “война” в Германии уступила место “торгам” в, безразличной к судьбам науки, Англии. Впрочем, и в самой Вестфальской провинции Германии, где между Кельном и Оснабрюком расположились земли Клеве, Берга и Мюнстера, страсти тоже не остыли. И именно судьба этих крохотных германских территорий, как будет показано далее, явилась во многом определяющим звеном в цепи перерастания Кельнской войны в войну Тридцатилетнюю (1618-1648). Удар этой “цепи” пришелся и по Лондону, где, через два года после смерти Дрейка, в 1598 году была закрыта ганзейская контора “Стальной двор” и изгнаны из Англии все немецкие купцы. Тем временем, недоброжелатели Дрейка подали Елизавете I историю с продажей капитаном его дневников как факт некого укрывательства от взора королевы золотого достояния заморской экспедиции, намекая при этом на далеко не единичный характер закулисной деятельности ее фаворита. По мере того как упреки в адрес Дрейка становились все более откровенными, история с продажей его дневников обрастала все большими подробностями. Так, Кавендиш договорился даже до того, что, продавая свои дневники на вес, Дрейк утяжелял “товар”, срочным порядком вставляя в него записи, не имеющие к его плаванию ни малейшего отношения. К сожалению, подобные голословные заявления типа – будь я на месте Дрейка, то я бы так и сделал – находили веское подтверждение со стороны уважаемого всеми Тихо Браге. Крупнейший астроном того времени (имея на руках лишь оснабрюкские варианты кельнской рукописи) авторитетно заявлял, что для установления используемого в расчетах затмений “вставочного” 47-месячного цикла совсем не обязательно было совершать плавание за три океана. Более того, Браге привел вполне конкретный пример как, задолго до похода Дрейка, в Европе в совершенстве владели методами расчета, основанными на якобы заморском цикле. Так, великий прорицатель всех времен и народов Мишель Нострадамус, составляя свои центурии, четко следовал указанному циклу небесных сфер. Имея исходной датой 1 января 1 года христианской эры, ближайшим ко времени написания им в 1555 г. пророчеств, оказывался 411-й “вставочный” цикл с датой начала приходящейся на 7 января 1559 г. Начало же круглого числом тысячного цикла падало на 1 апреля 3797 года. Именно в этот временной интервал (с 7.01.1559 по 1.04.3797) и “втиснул” свои предсказания известнейший французский астролог. Своим заявлением Тихо Браге, сам того не подозревая, внес жуткое смятение в ряды научной общественности. Поскольку до этого момента никто и никогда (во всяком случае, явным порядком) в своих расчетах (как астрологических, так и астрономических) подобным циклом не пользовался. И то, что на его основе Нострадамус еще три десятка лет назад составил свой исторический прогноз, явилось для всех полным откровением. Ни говоря уже о том, что до заявления Браге пределы пророчеств Нострадамуса не имели никакого обоснования. Сам Тихо Браге считал, что в Европе действует тайная организация, с ревностью жрецов древнего Египта, охраняющая от непосвященных систему Знаний, значительно превосходящую в своем совершенстве и глубине постижения Истины современную ему систему общедоступных знаний европейских мыслителей. Последнее обстоятельство не могло не привлечь к персоне Браге внимания представителей ордена иезуитов. При этом выяснились весьма примечательные подробности творческой биографии ученого, начавшейся в 1560 году с наблюдения им солнечного затмения, свершившегося в точно предсказанный наукой момент времени. Однако от веры в совершенство астрономии у Браге не осталось и следа всего через несколько лет при наблюдении им другого редкого небесного явления – соединения планет. Ошибка в вычислениях времени сближения Юпитера с Сатурном составила тогда несколько суток, после чего энергичный и честолюбивый Тихо Браге вознамерился создать собственную, абсолютно совершенную систему движения планет. Базой новой, создаваемой системы, по мысли ученого, надлежало стать сверхточным угломерным инструментам – секстантам и квадрантам огромных размеров, чем обеспечивались замеры положения и движения светил с небывалой прежде точностью. Действительно, в деле точности измерений Тихо Браге не имел, как он не без основания полагал, себе равных среди современников. Ситуация неожиданно изменилась в 1572 году при наблюдении неизвестного ранее небесного явления, названного “огненным метеором”. Сверхточные, по тем временам, наблюдения Браге принципиально опровергали общепринятую мысль о данном явлении как о рядовом атмосферном, относя его к сфере далеких звезд созвездия Кассиопеи. Ныне нам известно, что речь шла о наблюдении взрыва сверхновой звезды. Вывод Тихо Браге об истинной природе “огненного метеора” имел для ученого весьма неожиданные последствия. Талантливый астроном вскоре после этого получил довольно странное предложение утаивать от европейской общественности результаты всех своих дальнейших работ. В обмен на это он приобретал возможность пользоваться совершеннейшей инструментальной базой, возможности которой демонстрировались наблюдением изображения многократно приближенного дневного светила. По всей видимости, речь шла о создаваемом телескопом экранном изображении Солнца. За три десятка лет до официального изобретения телескопа как такового! От столь заманчивого предложения Тихо Браге имел неосторожность отказаться. После чего настойчивый характер повторных предложений стал приобретать уже явно угрожающие формы. Речь уже шла о необходимости вступления Браге в тайный научный союз, но несгибаемой воли дворянин решил пожертвовать преимуществами своего сословия и уединиться с 1576 года на небольшом датском острове Вэн. Доступ к созданной им там цитадели “Ураниенборг” был открыт лишь своим, проверенным людям Тихо. Там Браге сохранил возможность полной независимости проводимых им исследований. И уже в следующем 1577 году – году начала похода Дрейка – он провел измерение параллакса яркой кометы, придя к важному выводу о ее внеатмосферной природе. По сути, это было его вторым, после установления природы “огненного метеора”, эпохальным астрономическим открытием. При этом и он сам, и весь научный мир были буквально потрясены грандиозностью выявленных размеров кометы. Позже, Тихо Браге астрологическим образом связал появление этой кометы с взлетом карьеры Френсиса Дрейка, точно так же как он связывал “огненный метеор” с утверждением на папском престоле Григория XIII. В совмещении этих двух величайших астрологических событий он усмотрел реформу календаря 1582 года. Вместе с тем Тихо Браге считал Дрейка, равно как и Мишеля Нострадамуса в купе с Джордано Бруно, если не членами той самой организации, что пыталась втянуть в свои ряды и его, то, по крайней мере, причастными к ее деятельности. Вполне вероятно, что в отношении Нострадамуса Тихо Браге был прав. Во всяком случае, Тихо Браге оказался первым астрономом, который пытался понять смысл, скрытый в кабалистической фразе о лунах второй подле Земли планеты. Безотносительно к тому – вывез ли это сообщение Дрейк от индейцев Америки или от африканских негров, либо почерпнул его в тех же тайниках Европы, в коих великий Нострадамус брал сведения о “странных” и никому дотоле неведомых циклах. Так, задолго до Джонатана Свифта, причем ученым, а не писателем, была предпринята первая, реальная попытка приспособить “странную кабалистическую фразу о лунах второго подле Земли светила” к фактической картине Мироздания. Прежде всего, необходимо было решить вопрос о том, какую из планет следовало считать “ второй подле Земли”. Ответ на этот принципиальный вопрос Тихо Браге искал в известных ему схемах строения Солнечной системы. Так, в геоцентрической системе Птолемея вторым от Земли небесным телом, сразу вслед за Луной, стоял Меркурий. В аналогичной системе Аристотеля сие почетное место отводилось Солнцу. Браге допускал, что лунами могли именоваться любые небесные светила вообще, в качестве тел, обращающихся вокруг центрального. И тогда, к лунам Дрейка, вне всякого сомнения, следовало отнести сами обращающиеся вокруг Солнца планеты. В системе Гераклита Понтийского (рисунок 1-3а), Солнце так же занимало второе от Земли место и, что особо ценно, являлось при этом центром обращения двух лун-планет: Меркурия и Венеры. Прочие же планеты обращались по мысли древнегреческого ученого вокруг Земли далее Солнца. Все это позволило Тихо Браге считать фразу о лунах второго светила-планеты описанием самой древней геоцентрической системы мира, вначале упрощенной гением Аристотеля, а затем доведенной до абсурда Птолемеем. Этот-то абсурд введением своей гелиоцентрической системы мироздания пытался ликвидировать Коперник. Однако, “прусские таблицы” движения планет, составленные на базе построений Коперника, дали непростительную ошибку в вычислении времени соединения Юпитера с Сатурном. (С анализа именно этого астрономического события и начал, как уже отмечалось, свою исследовательскую деятельность Браге). Следовательно путь, избранный Коперником по простой замене одного центра обращения (Земли) другим (Солнцем), являлся, по мнению Браге, принципиально порочным. Изначальная же система Мироздания мыслилась им двуцентричной. На что прямо указывало сообщение Дрейка о “лунах” второго по удаленности от Земли “светила”. Данные рассуждения Тихо Браге по поводу исторического пути совершенствования системы Мироздания легли в основу воссозданной им (как казалось самому Браге) древнейшей на планете, двуцентричной системы. Главным центром в этой системе являлась Земля. Спутниками же Земли были два великих светила: Луна и Солнце. В свою очередь Солнце (второе светило от Земли – вторая планета по оснабрюкским вариантам кельнской рукописи) само являлось центром движения для малых светил – планет. Именно такую схему устройства Вселенной предложил Тихо Браге в 1588 году (рисунок 1-3в), намереваясь с ее помощью рассчитывать движения небесных светил значительно точнее, чем это делалось в рамках, пусть и более совершенной, чем предшествующие, но все же остававшейся на “ложных” позициях моноцентризма, концепции Коперника. По своей сути, система, предложенная Браге, отличалась от системы Гераклита лишь признанием того факта, что внешние планеты (Марс, Юпитер и Сатурн) обращались вокруг Солнца, а не Земли. Тем не менее, Тихо Браге был полностью уверен в том, что уточненная им (с помощью добытых Дрейком новых знаний) модель Мироздания является единственно верной. И это все притом, что именно Браге, самого Дрейка обвинял в научном шарлатанстве. Подобная двойственность положения в вопросе ценности научного багажа кругосветной экспедиции Дрейка породила впоследствии массу разного рода недоразумений. Лично Френсис Дрейк считал данные недоразумения недостойными его рыцарского звания (а так же не испытывая желая унижаться перед Рэйли доказательствами собственной правоты) и потому он не обращал на них внимания. Поступи он иначе, и тогда нам, вероятно, не пришлось бы ломать голову над судьбой его эпистолярного наследия, вникая во все перипетии зигзагов истории. Но вместе с тем не было бы и неопределенности в астрономическом багаже экспедиции Дрейка. Сама же первая попытка разобраться в астрономической тайне “благородного пирата” по поводу наличия внеземных лун привела Браге вполне логически обоснованным путем к выбору именно Солнца в качестве “второго подле Земли светила”. К сожалению, подобная интерпретация кабалистической фразы явилась далеко не единственно возможной и потому приведшей Браге к ложному умозаключению. Однако, с другой стороны, порочная множественность различных толкований единого исходного условия, предопределила и фантастическое в своей прозорливости Великое Предсказание. После публикации работ Тихо Браге, поставивших под сомнение отнюдь не научную значимость сведений якобы привезенных Дрейком из кругосветного плавания, а лишь сам источник этой информации, для “благородного пирата” наступили поистине черные дни. Отношение общественного мнения Европы к его авторитету упало после 1588 года до такой низкой отметки, что участники следующей, четвертой по счету в мировой истории кругосветной экспедиции (1598 – 1601 гг.), возглавляемой нидерландцем Нортом, всецело доверились показаниям Кавендиша, но не Дрейка. И потому, огибали Южную Америку так же через Магелланов пролив, а не через несравненно более широкий и удобный пролив Дрейка. И это, необходимо заметить, предпринималось в отношении самых достоверных из добытых Дрейком сведений географического плана. Что же, в таком случае следовало ожидать в отношении его открытий в области антропологии или все той же астрономии?! Необходимо заметить, что год 1588-й явился годом триумфа “главного врага благородного пирата” – сэра Рэйли. Команда капитана Уолтера Гренвилла (по заданию Рэйли) основала первое английское поселение в Новом Свете, высадив 15 добровольцев на острове Роанок, у побережья открытой ранее (в 1584 году) Виргинии – обширной, нейтральной земли (с исключительно благоприятным климатом и почвой, в противовес Новому Альбиону Дрейка), поисками которой руководил все тот же Рэйли. Выправить ситуацию с сильно пошатнувшейся репутацией “главного моряка королевства” Дрейк попытался на следующий же год после (считающейся триумфальной) победы над “непобедимой армадой”. В 1589 году он предпринял контрпоход к берегам Испании (Лиссабон и Ла-Корунья) в надежде очередными, неизменно сопутствующими ему в боях с испанцами, военными успехами окончательно сокрушить морского соперника Англии. Однако, к полному изумлению не только собственной королевы, но и короля Испании, Дрейк встретил невиданной им прежде силы отпор со стороны своих вечных врагов. Испанцы после 1588 года полностью избавились от суеверного страха перед именем великого англичанина и “дьявол Дрейк” впервые ни с чем возвратился на Родину, тем самым окончательно подрубив собственную карьеру. Злосчастный 1589 год принес разочарование и Рэйли. Новая партия переселенцев в Виргинию (117 человек) обнаружила без следа сгинувший форпост Роанок.
Evalmer:(http://astrotema.com/)