13. Меркул

Илья Васильевич Маслов
     ДОМ НА ПЕСКЕ (роман-хроника). Часть первая.

     13. МЕРКУЛ

     Меркул жил на три дома. Первый дом — пароход, на котором он летал всю навигацию, с ранней весны до поздней осени. (Пароход назывался «Комета» и курсировал между Нижним Новгородом и Астраханью.) Вторым домом была квартира в городе. Снимал он маленькую комнату в собственном доме одной вдовы. Когда-то эта вдова была женой знакомого масленщика. Масленщик давно умер. Меркул ежегодно на зиму, пока не было навигации и ремонтировали суда, занимал у нее угловую комнату. Хозяйка и квартирант настолько привыкли друг к другу, что частенько забывали, что их кровати стоят в разных комнатах.

     Утром, просыпаясь в постели хозяйки, Меркул удивлялся, почему он здесь. Миловидная кареглазая вдовушка только улыбалась и говорила: «Меркул Андреич, было темно, и вы никак не могли найти свою дверь». Третий дом у него был в Булаевке, куда он наведывался на непродолжительное время, когда его начинали преследовать неудачи. Здесь жила законная жена, Варвара Сергеевна, давно махнувшая на мужа рукой и считавшая его, так же как и Авдотья Андреевна, пропавшим человеком. Была у них дочь замужняя, она с матерью жила.

     Когда Меркул появлялся в селе, почти на всех перекрестках ребятня кричала:
     — Эй, матрос приехал! Бежим смотреть!
     И под окнами старенькой избы собиралась толпа любопытных. Каждому хотелось увидеть, что он делает, как себя ведет, что говорит. А в избе гремел бас. Когда Меркул хохотал, слышно было соседям. Любил он песни петь и плясать. Однажды, войдя в азарт, вскочил на табуретку и плясал минут десять — вприсядку, на пузе, крутился на одной руке, потом стал на голову и в воздухе ногами выделывал разные кренделя.
     Меркула наперебой приглашали в гости. Но он шел не к каждому, а только к тем, кого уважал. Приезжая в село, он первым долгом делал визит Ивану Семеновичу Орлову.

     Если Меркул шествовал к Орловым, его всегда сопровождала ватага мальчишек. Матрос выбирал кого-нибудь попроворней да посмышленей и посылал в лавку за конфетами и пряниками, потом оделял всех. Ребята любили его и готовы были оказать ему любую услугу.

     Мужики считали матроса самым сильным на селе и никогда с ним не связывались, даже компанией не нападали на него, помня случай с калмыцким богатырем. Однажды на ярмарке Меркул увидел нарядного инородца, гарцевавшего на вороном коне. Меркул в тот же день сошелся с ним бороться. И положил его на обе лопатки. Калмык отдавал ему коня с седлом, чтобы он вышел с ним второй раз на поединок, но Меркул отказался.
     — Э-э, дружок мой. Всё в жизни я делаю только один раз, — сказал он богатырю. — Один раз родился. Один раз крестился. И один раз тебя поборол.
Когда начинались кулачные бои, все бежали от него, ибо он мог изувечить или насмерть прибить.

     Купаясь в Еруслане, Меркул мог на спине, заложив руки назад, под голову, и работая одними ногами, дважды переплыть реку. Посидев на горячем песке и выкурив трубку, он брал в руки тяжелый камень и заходил в воду.
     — Ты куда, Меркул? — спрашивали мужики.
     — На тот берег.
     — По воде, что ли, как Исус?
     — Нет, под водой, пешком.
     — А камень зачем?
     — Вот чудаки! Чтобы вода не выталкивала наверх.
     И по дну, с камнем в руках, переходил реку. На другой стороне долго отфыркивался. Неторопливо выходил на берег, бросал камень, садился на него, отдыхал и снова лез в воду.

     Однажды, переходя по дну реку, он наткнулся на какой-то предмет, ощупал его и пришел к заключению, что это бочонок.
     — Может, клад? А что вы думаете? Чем черт не шутит, — говорил он парням, собравшимся вокруг него. — Если свая, так здесь никогда моста не было... Какой-нибудь купчишка, спасая свою душу от разбойников, бросил бочонок с золотом в реку, а сам убежал без оглядки.
     Говорил он это на полном серьезе, как будто ему уже не первый раз приходилось находить такие сокровища. А парни с жадностью слушали его и загорались нетерпением: давай вытаскивать клад!

     — Э-э, нет, — сказал Меркул. — Это не так просто, как вы думаете. Вы знаете, кому дается клад? То-то и оно. Кто не грешен, беспорочен, как младенец. Вот, например, Кузе, работнику церковного старосты, или тебе, Василек. Потому что вы безгрешны, как агнецы. А вот Ивану Кнуту или тебе, Митрий, клад никогда в руки не дастся. Потому что вы погрязли в грехах, как мухи в патоке.

     Чтобы убедиться, что на дне реки что-то есть, с разрешения Меркула начали нырять «беспорочные» — парни лет пятнадцати — семнадцати. Они подтвердили: да, есть бочонок, притом такой, тяжелый, что с места не сдвинешь.
     — Разве я стану врать, — говорил Меркул. — Тащите веревки. Да покрепче. А то черт может украсть наш клад, ежели до завтра оставить. Тут ворон нельзя ловить. Лучше бы кто-нибудь из вас нырнул, ребята, — обращался он к «беспорочным». — Дьявол-то возьмет да и подшутит над нами: зацепим бочонок, а вытащим камень...

     Мало находилось смельчаков нырять. Один нырнул, да более полминуты не мог пробыть под водой. Вслед за ним полез в реку самый отчаянный из «грешников» — Митрий Кузнецов, парень лет двадцати, с кудрявой головой, горбоносый, с ясными карими глазами. За эти глаза он получил прозвище «Козел», На Митрия заулюлюкали, но он никого не слушал. Тогда самые сильные парни поймали его, вытащили на берег и насыпали ему горячего песку на брюхо. Митрий кричал:
     — Меркул Андреич, заступись!

     Но Меркул Андреевич не только не заступился, даже одобрил инициативу парней.
     — Ну ладно, черти полосатые... И ты, матрос... Я припомню вам! — пригрозил Митрий.
     — Что ты нам припомнишь? — спросил Меркул.
     — Знаю, чего. Не первый раз.
     — Вот именно — не первый раз, наверное, тебе насыпают песку ниже пупка, — пошутил Меркул, и все засмеялись.
     Меркулу самому пришлось лезть в воду.

     Бывалый матрос знал свое дело. Прежде чем лезть, он связал из веревки крупноячейковый кошель.
     — Набросим такой хребтук на бочонок, и он, как занузданный конь, сам пойдет за нами.
     На берегу собралась большая толпа. Интересно ведь — клад будут вытаскивать! Целый бочонок! Вот если все золото! Как делить будем? Наверно, Меркулу больше всех достанется.

     Раз пять Меркул опускался на дно и все никак не мог «зануздать» бочонок. Шестой так долго был под водой, что Васька, беспокоясь за дядю, часто-часто заморгал и собрался уже плакать, в это время Меркул с шумом вынырнул и, держась на поверхности, поднял руку, вытер лицо ладонью, чтобы вода не заливала глаза, обил волосы на сторону и поплыл к берегу. Мужики ждали его. Потом все взялись за веревку, и Меркул скомандовал:
     — Вперед! Осторожно только! Не дергайте!

     Упираясь ногами, мужики и парни дружно тащили. Взор каждого был прикован к туго натянутой веревке. Она шла из воды медленно, лоснилась на солнце, сверкали сбегающие дрожащие капли.
     Сначала клад заупрямился, немного посопротивлялся, потом пошел ровно.
     — Бочонок! Бочонок! — заликовали мальчишки, едва заметив, что из воды что-то показалось.
     Больше всех обрадовался Васька Орлов. Клад! Дядя Меркул нашел клад! Это здорово! Теперь дядя купит пароход. Сам будет капитаном на нем. Взойдет на мостик и Ваську рядом поставит. Любуйтесь, люди! Завидуйте!

     Бочонок оброс мхом. От него остро пахло илом. Народ возле него — как мухи вокруг капли молока. Рассматривают, принюхиваются, один мужик даже ногой пнул. Васька стоит в растерянности, никак еще в себя не может прийти, чтобы вступиться за дядино добро. Что они делают? Ишь какие! Мальчишки, присевшие на корточки, глазеют на бочонок, пальцами тыкают в него. А Федька Гарнаков даже плюнул на бочонок, на его грязный бак. Это взорвало Ваську, и он дал ему по уху. Все засмеялись, а Васька — к брату Варлааму и заплакал — то ли от стыда, то ли от злости.
     Бочонок помыли.
     Что с ним делать? Тут разбивать или домой везти?
     Он был хорошо просмолен. Долго искали, где должна быть затычка. Так и не нашли.

     Меркул попросил племянников принести из дому брезент, молоток, зубило. Вооружившись инструментом, ударил по толстому проржавленному обручу. Обруч слетел. Бочонок рассыпался. И все ахнули: перед ними лежал ворох чистого зернистого песку. Песок был влажен и блестел на солнце мелкими кусочками слюды.
     Хохот спугнул даже галок, примостившихся на высоких деревьях за рекой, и мелкая зыбкая волна пошла от одного берега к другому, и пучеглазые мальки, промышлявшие пищу у берега, стремглав бросились в глубину.

     Разговоров потом было на все село. Строили догадки: кто же подшутил? А сейчас Кнут спросил:
     — Меркул Андреич, того... этого... можа, ты сам бочонок эфтот бросил в реку-то? Посмеяться захотел над нами...
     — Болтаешь черт знает что! — рассердился матрос. — Как только язык поворачивается? Ну, какая мне польза от этого? Чтобы тебя смешить? Так ты и так смешной. Я без малого три года дома не был...
     — Э-э, Меркул Андреич, не окажи! — прищурился Кнут. — Эту самую штуку-то... бочонок, ты, можа, бросил лет десять назад... Когда, помнишь, плавал в другие державы, а потом-ка возвернулся домой и всех водкой угощал... Сам тогда с четвертью в руках переплыл Еруслан. Помнишь?
     — Было такое дело.
     — А ты бы нам еще четверть за свою выдумку поставил. Чичас.
     — Вот дед! Поддел под самые жабры!
     — А чего такого? Правду я баю. Давай деньги, я в момент обегаю. Али вона Митьку Козла пошли.

     Меркулу самому хотелось выпить, и он раскошелился на четверть водки.
     «Эпопея» с бочонком, таким образом, закончилась пирушкой.

     Поп, узнав о проделке матроса, вызвал его на душеспасительную беседу. Его возмущало то, что матрос одних ребят называл «грешными», других — «беспорочными».
     — Это богохульство! — кричал он. — Не сметь более творить что-либо подобное!
     — Извиняюсь, батюшка, — смиренно отвечал матрос. — Все это вышло по глупости моей. Простите, ежели можно.
     — Бог простит, — смилостивился поп. — Ну, как поживает ваша сестрица, Авдотья Андреевна?
     — Спасибо... Вашими молитвами.
     — Должен вас обрадовать: ваша сестра — примерная прихожанка. Вот у кого надобно учиться, каким должен быть истинный христианин!

     *****

     Продолжение: http://www.proza.ru/2011/08/10/1575