Моим будущим внукам Изданию не подлежит

Находка
Моим будущим внукам...
Мои родители встретились в 1951-м году при очень романтических обстоятельствах.
 Папа за плечами имел огромный жизненный опыт.
Ему было тридцать шесть лет. Маме - двадцать восемь.
Шесть лет, как закончилась Великая Отечественная война.
Вторая Мировая, чтобы быть точной.
Папа ни разу,  ни словом не обмолвился о войне.
 После того только, как не стало моей мамы, я обнаружила,  что у него была медаль "За победу над Японией".
Когда он ночами читал мемуары Маршала Жукова, вышедшие к 20-летию Победы, толстую  книгу в алом переплете, он швырял её в угол пианино с выкриком "Брехня!" , а мама с ужасом шикала на него :"Тиш-тиш, Саша! Дочь услышит!"... а мне в то время было 12 лет и я всё равно ещё ничего бы не поняла... да и отец уж точно ничего бы не сказал.
Шесть лет после войны...  "Всего"  или  "уже"?
 Выйти замуж в то время юной девушке было очень непросто.
 Все женихи с этой проклятой войны не вернулись...Вот и мамин одноклассник , живший как раз напротив, "окна в окна" квартиры моей бабушки,  в Солянском тупике ( ровно на этом  месте сегодня вход на станцию "Китай -город" ), этот тёмнокудрый красавец Юрочка  ушёл на войну и не вернулся...

Мама любила вспоминать, как она с ним переговаривалась по воздушному  "телеграфу" - катушечной нитке, натянутой от окна к окну...
Прошло немало лет со Дня Победы...
Мамино поколение, люди, встретившие войну в момент взросления,  обожали  жизнь, сам её факт, как свершившееся чудо, уже  только за то, что эта подаренная,   никем ещё не  отнятая жизнь, у них всё-таки была...
Так повезло далеко не всем.
И ушли самые лучшие.


  
Роман был очень бурным, мамина семья  находилась в изумлении, какая это была любовь.
Однажды мама рванула  стоп-кран в тамбуре вагона, когда отец, догоняя поезд, прямо на ходу запрыгнул  к ней на площадку.
Чего только  не сделают люди во имя любви...
Мама прогуляла насколько дней на работе в мае 52-го года.
Отец "потерял служебную печать".
 Увольнение за "халатность".
 Но об этом я узнала недавно(!), разбирая документы. Спустя ... шестьдесят лет!

 А время было  "сталинское".

Дальше жить им было нельзя.
 Физически. С такой-то формулировкой в трудовой книжке.
Или - на Марс, или...
А тут и я "шевельнулась" под маминым сердцем.
 И они завербовались...на Дальний Восток. Туда брали всех.


Находка.

Мама говорила,что  это было само страшное время её жизни.
Она никогда не соглашалась об этом рассказывать, только как-то странно жмурилась и отворачивалась при одном упоминании.
Перевернём эту страницу.

Знаю только, что ей, московской девушке с дипломом инженера,  уже поработавшей на сахарном заводе в городе Бар на Украине, пришлось жить в деревянном двухэтажном бараке, в одной квартире с уголовниками, бывшими "зеками" .
 Это была цена спасения их любви, спасения жизни.

Как я это теперь уже понимаю.

Вернулись в Москву. Работы для них, конечно же, не было, через какое-то время вернулись опять на Дальний Восток. Не очень надолго, на два с половиной года...

Там уже мы жили очень хорошо, даже зажиточно.
 Мама работала директором маленького завода безалкогольных напитков,недолго,конечно,восемь  месяцев всего, но всё-таки.
Её даже выбрали депутатом Хабаровского края, наградили за отличную работу золотыми часами, которые впоследствии постоянно находились у неё в ломбарде, пока ей их не подменили на фальшивые...
Она этого не заметила, кстати. Обычная история.
 
Отец служил старшим бухгалтером треста  СУ -508. Кто в курсе, тот знает, что это означает -"СУ-508". 
Это я сейчас, внимательно посмотрев в документы, поняла.
 
Интересно, что в том небольшом дальневосточном городе мы оказались в окружении интеллигенции.

Это были люди, приехавшие из Ленинграда, Киева, Свердловска.
 И мы - москвичи.
 Золотое время моей жизни.
Раннее детство... Но об этом - отдельно,буду придерживаться темы разговора.

Мы жили в "финских" домиках.
На веранде - ящики с мандаринами в папиросной бумаге, мешки с розоватым арахисом, я,  великолепно,  с шиком одетая девочка, вся платья, костюмчики, пальтишки,  плащики, пыльнички и шляпки  - очень красивые, китайские, фирмы "Дружба", шёлк, шерсть, крепдешин и цигейка...

 На кухне часто жарилась корюшка, пахнущая свежими огурцами. Эту рыбку папа и Санька - мой старший брат,  ловили мешками. Заносили в дом, со смехом, с  прибаутками - огромный  мешок, перешучивались, счастливые... Добытчики.
Санька был папин сын, но не был сыном моей мамы. Почему это было так, я не задумывалась, а жили мы очень счастливо. Моему девятнадцатилетнему брату был куплен мотоцикл. О! Какой у него был потрясающий запах, у этого мотоцикла!До сих пор этот запах нового металла и  новизны кожи как-то необъяснимо волнует меня, до радостного сердцебиения...

Около домика - палисад, небольшой участок под огород и сарай.
 Были у нас там дрова, куры и посаженная картошка...
 Как я любила любоваться её цветением!
 Папа с братом сделали мне качели.
Я раскачиваюсь на этих качелях у нашего дома, то и дело упрашивая меня подтолкнуть - то Саньку, то маму.

Солнце весело сияет, пахнет свежим распиленным деревом,безмятежность семейного счастья.
 Папа выписывал все мыслимые печатные издания,подписные в том числе.
Я уже свободно, бегло  читала, потому что приходилось часто оставаться дома одной и я как-то сама научилась, не помню, чтобы кто-то меня специально этому учил.
 "Весёлые картинки","Мурзилка" прочитывались от первого до последнего слова, все задания в этих журналах обязательно выполнялись, только мне этого было недостаточно.

В детском саду  интеллигентные воспитательницы (откуда они там взялись?) занимались с нами очень серьёзно. Мы пели хором под аккомпанемент концертмейстера - красивой,  немного грустной молодой женщины, ухаживали за большими развесистыми фикусами, вставая на стульчики, дежурили, надевая кружевные накрахмаленные фартучки, помогая накрывать на столики перед обедом, учились рисовать всякие узоры, бело-синие толстенькие кораблики в море  и новогодние ёлочки с игрушечками. Почему-то я обожала рисовать именно бело-синие кораблики.

Гулять нас водили в таёжный лес, который был через дорогу, если было сухо и солнечно.  С прогулки воспитательницы  приносили огромные круглые корзины брусники.
 Ягоды относили на кухню и нам варили из них пахучие тёмно-розовые кисели.
На дежурстве был шанс положить себе или подружке (кто попросит)единственную, самую дорогую блестящую чайную ложечку - из нержавейки, с изображением Спасской башни и Мавзолея Ленина на черенке...
Про Спасскую башню мы, конечно,ничего не понимали, но знали, что это - МОСКВА...
Самое главное место в в мире. 

 Во входном тамбуре детского сада, в сенях, жила в клетке совушка, мы  её немного побаивались, старались побыстрее проскочить мимо, выбежать сразу на крыльцо.
 А вдруг ка-а-ак вылетит?!
 И там же, на стене - плакат с четырьмя профилями - Ленин, Сталин, Маркс и Энгельс, бородатые такие дяденьки.

Когда начинали играть, чтобы определиться, кто будет за главного и будет ли, соответственно, "включать или выключать" из игры, спрашивали:"Ты за кого - за Ленина или за Сталина?"

Я всегда забывала, за кого нужно было быть,чтобы приняли в игру.
 Считалось хорошим тоном быть всё-таки за Ленина.
Сталин считался - похуже.
 Так мне объяснил Генка Уткин. Ему было шесть лет и он знал всё. Весь детский сад  его ужасно боялся, даже воспитательницы.
Им пугали как Бабой-Ягой, до того он был страшным в гневе. А сестричка его, близняшка, была, наоборот, совершенно беззащитная и очень боязливая... Она почти всё время плакала, никогда не улыбалась. Воспитательницы наши были добрые, ласковые, умненькие молодые женщины, выполняли своё дело с явным удовольствием... Я очень любила свой детский сад и ходила туда как в свой второй дом, в свою вторую семью... Интересно, что я ходила в сад одна и возвращалась домой тоже одна... Такая была атмосфера в нашем посёлке Окоча. Все друг друга знали в лицо и было не опасно, как я понимаю . 

Но возвращаться в Москву всё же было надо.

 Ехали поездом долго-предолго,9 дней, через всю страну.

В вагоне  было хорошо, уютно, помню  роскошные, толстые, пушистые, шерстяные  одеяла,  оранжевые складки шёлкового  абажура на столике в купе, добрые лица и улыбки окружающих.


Пересекая Ангару, весь вагон запел песню "Веет свежестью ночь сибирская... собрались друзья у костра".
 Вот так и было - все вышли из своих купе и, стоя у окон вагона,пели эту песню. Это было потрясающе - весь вагон, не сговариваясь, пел, глядя в окно на будто море разливанное внизу, на эту широченную реку.

Было какое-то сильнейшее, навсегда входящее в душу ощущение единства людей.

В следующий раз я  пережила это незабываемое потрясение уже в Москве, через год, когда мы с мамой вышли  из метро на площадь Белорусского вокзала в радостный,  солнечный и очень тёплый день 12 апреля 1961-го года.

В ярко-голубом, бездонном  небе, под громкое тарахтение  вертолёта,  плавно спускались на тёплый асфальт, кружась и вспархивая, словно бабочки,   красненькие листовки:"Наш человек Юрий Алексеевич Гагарин в космосе!"

 Люди поднимали эти бумажки с асфальта,прижимали их к своим лицам, вскрикивали от восторга и счастья, многие начинали плакать, обнимались прямо на улице,прыгали, пританцовывали и даже целовались.
Все, все люди!Без исключения!
 
 Мы вошли в троллейбус - в салоне, тоже все обнимались и плакали.
Приехали домой - а там по телевизору идёт сообщение и вся семья, еле сдерживая слёзы, слушала сообщение о полёте, а я заплакала, не смогла сдержаться...
Возможно ли сегодня такое?

   Возможно ли, чтобы абсолютно все были так счастливы на насколько мгновений хотя бы и переживали это состояние вмсете, как члены одной, огромной семьи?!
Это одномоментное, сильное переживание радости,гордости за свою Родину, за свою страну, за свой народ?
 Чтобы так же обнимались и целовались с совершенно незнакомыми людьми?
Это незабываемый момент в человеческой жизни.

1959 год, конец декабря.
Мы с мамой прилетаем в Москву.
На следующий день мама ведёт меня в Мавзолей.
 Отстояли на морозе ужасную, бесконечную очередь через всю Красную площадь.
Плотная толпа угрюмо продвигалась,огибая по периметру стеклянный саркофаг, бросая испуганно-робкие взгляды на лежащих в нём двух мужчин, будто исполняя какой-то долг, какой-то ритуал.
Мне было жутко,но я терпела.
 Поразило, что часовые - четыре солдата в шинелях, со штыками -  стояли внизу, в углах   периметра, охраняя  постамент с телами  Сталина и Ленина.
Странно было,что два  мёртвых человека лежали вот так рядом.
 Как будто им так было веселее.
Очень страшно это было.

Наступила весна.
 Уже к 1 мая  бабушка выехала со мной в маленький украинский городок Скадовск на Чёрном море.
 Перед школой надо было окрепнуть.
Дальний Восток - не детский курорт.
Бабушка моя была человеком очень добрым, до абсурда.
 Она была прекрасно образована, характер у неё был очень уступчивый,но твёрдый. Мечтательница, романтичная, она  всё время чему-то училась, читала лекции в институтах, даже защитила кандидатскую диссертацию.
В городе Скадовске, куда мы прибыли "на каникулы",ей тоже нашлось дело.

 Местные хозяйки попросили её похлопотать за что-то для украинских пожилых женщин(это я позже узнала, что у украинских колхозниц не было паспортов), в благодарность за помощь они хорошо к нам относились.
Нас поселили в крошечный сарайчик, рядом с курятником.
Керосиновая лампочка,дверь - три широкие доски с дырками.
 Войти можно было только согнувшись.
 Почти каждое утро, чуть ли не на рассвете, бабушка отправлялась на базар.
Приносила пахучую, блестящую, крупную клубнику, её аромат около моей подушки будил меня обещанием счастливого дня...

Я, худышка с "прибитой гвоздиком панамкой", "пошла как на дрожжах".
Бабушка учила со мной стихи Некрасова (её любимый поэт) и "Марсельезу" на французском языке.
Читала "Сказки Братьев Гримм"на украинском языке (на русском не было в том городке), но я почему-то  почти всё понимала, в Москву  приехала "готовой хохлушкой".
Отец смеялся до слёз,вытирал глаза носовым платком, слушая мою речь...
 Бабушка  прекрасно владела  тремя  иностранными языками и обожала Украину.
 Её революционная юность прошла в Харькове,  двадцатидевятилетнюю женщину даже приговорили к смертной казни, спасло чудо.
Её, беременную, избили шомполами белогвардейцы в вагоне поезда, идущего на станцию "смерть".
 Это был 1923-й год,август.
************************************************
Настольная книга, моя "детская Библия"  - "Незнайка в Солнечном городе" Николая Носова.

Так и запомнилось правило жизни из этой книжки: надо сделать подряд три добрых , НЕ ДУМАЯ  ОБ ЭТОМ, чтобы исполнилось желание.

Будущее  представлялась мне чем-то похожим  на жизнь в этой книжке.
Бабушка меня уверяла, что мне предстоит жить при коммунизме.
Я спрашивала:"Это как? Как  там -  в этой книжке про Незнайку?"
 Она отвечала:" Примерно так, но только ещё лучше!"

Самое главное, что она в это действительно верила.

В первый класс  я пошла из подвала дома напротив школы.
Дали моим родителям, наконец, жильё,  отдельное жильё.
 Я была в восторге - в комнате нет окна!
Так здОрово!

 Мама моих восторгов не разделяла и часто плакала.

Через полгода нам дали комнату в этом же подъезде, семь квадртаных метров.
 Кроваткой мне служил   сундучок, уроки я делала на столике швейной машинки.
Я была отличницей.
 Бабушка говорила:"Вырастет Софья Перовская!"
 Отец как-то странно усмехался и отводил глаза в сторону.
 Бабушку мою он очень уважал, относился к ней с каким-то особым трепетом, называл её "дражащая моя тёща!"

Через год мы переехали в две смежные комнатки -  двадцать один квадратный метр,  в  трёхкомнатной коммунальной квартире, что по тем временам  считалось просто роскошью.
 Москва начала 60-х годов была ещё на треть деревянной ...
 В этой квартире мы с соседями жили душа в душу, как одна семья.
  Наша соседка, одинокая "портниха-кустарница", не дождавшаяся с войны единственного сына, стала  мне, по-существу, няней.
 Мы  обожали друг друга, жили как родные.
 Если меня посылали в магазин, я опрашивала соседок, не нужно ли им чего-нибудь. Это было естественно, это было законом. И они так же поступали.
Позже, при одной мысли об отдельной квартире, мне становилось страшно - как же можно жить в одиночестве?
***********************************

Однажды я пришла из школы после пионерского сбора, на котором какая-то тётенька (не наша учительница!)сказала нам:"Если у вас дома есть иконы, придите и скажите вашим бабушкам:
"Я могу плюнуть на твоего Бога!Его нет,а ты - отсталая, бабушка!
Гагарин в космос летал и никакого Бога там не видел!"
Я пришла домой, зашла в комнатку моей Марьи Васильевны и громко сказала: "Марьвасильна! А Бога-то ведь никакого и нет! Я могу даже плюнуть на вашу икону и ничего не будет. Нам так в школе только что сказали на пионерском сборе и  велели вам передать!".
Никогда не забуду её милое,  доброе лицо, задрожавшее,испуганное.

Мы, дети, заходили друг за другом "погулять" с фразой-паролем:"А Света(Таня, Лена, Роза)выйдет?"
Вот так.Звонок в дверь, открывают:"Здрасьте, тётьнин!А Наташа выйдет?"
 Гуляли часто допоздна, в Москве летом и весной-осенью ещё можно было поиграть в любимейшую игру "казаки-разбойники" во дворах деревянных домов, вросших чуть не по окна в землю. Как это здорово - рисовать мелом или кусочком кирпича стрелки на асфальте или ножичком на земле и потом следовать по ним, предвкушая развязку "преследования"!
****************************


Юрий Норнштейн,  режиссёр-мультипликатор, показал мою Марьину Рощу в своём  гениальном фильме "Сказка сказок". Там - о моём детстве. И обо мне.

Через три года перешла в одну из лучших школ Москвы - французскую, 33-ю, только открывшуюся. Это был 1963-й год, сентябрь.
 Учебный год в том году начался со второго сентября.
 Набирали круглых отличников со всей Москвы.

 И вот теперь - поподробнее.
Итак, учителя, как мы потом поняли, там тоже были лучшие.
 Мы находились в школе до семи часов вечера, это был  полупансион на самом деле, как сегодня бы назвали. Почти все ездили в школу издалека, с разных концов Москвы.
Отсев  учеников был значительный, если не "шёл язык".
На бездарность к физике и химии (мой случай) смотрели снисходительно.
 Из нас вышло очень много учителей (убеждена, что это - лучшая профессия на Земле), врачей(много детских!), журналистов, учёных, дипломатов, много известных людей.
Анна Политковская (Мазепа)(намного позже!) училась в нашей школе, например. Выпускники 33-й школы  - как правило,порядочные люди.
Та атмосфера ещё как-то чудом сохранилась, с поправкой на время, конечно.В то время принимали  в школу - по способностям.Ни о каких репетиторах мы и не слыхивали. Заниматься с учителем(!)где-то дополнительно( ужас какой, какое унижение!)считалось верхом позора.Это означала крайнюю степень нравственного падения...ученика! Мама как-то в девятом классе договорилась с одной учительницей, очень симпатичной женщиной, подтянуть меня по математике. Я на уроках физики и математики всё время норовила что-нибудь записать, что-нибудь "нахлынувшее".Так вот, эта милая учительница приезжала, а я, умирая от стыда, смотрела не неё из окна своей подруги. Бедная учительница сидела у нашего подъезда на лавочке какое-то время, а потом, повздыхав, уходила. Уж очень унизительно мне было заниматься  дополнительно. Это было как приговор об умственной неполноценности.

Что,  я сама, что ли, не в состоянии усвоить школьную программу?! Позор какой! Вот так и было. Милой  учительнице  мама платила деньги за её сидение получасовое на лавочке у нашего дома. Потом еле-еле мама уговорила всё-таки меня и я прозанималась с ней несколько раз, погибая от унижения, но обнаружила не только полное отсутствие дебильности, а вовсе даже наоборот. Чем была приятно поражена.
Булат Окуджава посвятил  стихотворение ученикам нашей школы.
Но это - отдельная тема.
  Если кому-то интересно - вся французская кафедра - талантливейшие , самоотверженные учителя, та самая советская интеллигенция,все эти женщины  были еврейки!
 Низкий поклон Инне Осиповне Моложон, завучу по французскому языку,  которая буквально жила в школе, забросив личную жизнь, Голубовой Марии Львовне- идеальной учительнице химии,предмет мы ненавидели, но учили, потому что восхищались учительницей.
 Ну, а про Инну Яковлевну Розенталь, человека нереального обаяния, образец учителя французского языка, и говорить невозможно. Эти люди отдали себя полностью, растворились в своём деле, они были действительно "призваны"...Передо мной лежит кгина - переписка её отца "Москва, Владыкино, Караганда, Тайшет" Подцензурные письма 1940-1956.
 И плоды  их труда  необозримы. Литературный перевод преподавала  Татьяна Александровна Угримова, потомок известнейшего адвоката , участвовавшего в "процессе" над  Львом Толстым.Он защищал Льва Толстого. Говорят, в её роду был декабрист Муравьёв.Она была носитель языка, родилась во Франции, приехала в Россию, когда ей было сорок лет. Мы дыхание придерживали, когда она появлялась. У меня есть книга её отца, Александра Александровича Угримова " Из Москвы в Москву через  Париж и Воркуту ", он был выслан 16-летним мальчиком из России вместе со своим знаменитым отцом на знаменитом "философском пароходе" Лениным, чей труп до сих пор находится в Мавзолее на Красной площади. К сожалению.   
Гениальной Эмме Дмитриевне Шитовой, лучшему учителю русской словесности  нашей страны надо посвятить книгу. Только ей - отдельную книгу. Была бы моя воля - я занесла бы её в "Почётные граждане города Москвы".
Это был Януш Корчак по своему нравственному накалу, в  "женском варианте ".
Человек, отдавший свою жизнь буквально до секунды служению своим ученикам.
Ей - памятник бы поставить до самого до неба!
Но это - совсем другая тема.
Надеюсь написать об этом книжку.
 Школа жила в постоянном предвкушении праздника. Постоянные репетиции, хор, театральные постановки.Вечер "Тургенев и Мериме", "Лермонтов" - вся школа задействована! "Чехов" - все готовятся,"Гоголь"- все учат!  Вечер, посвящённый русскому народному танцу, русской народной песне, Александру Грину,  Парижской коммуне, конкурсы на лучшую отрядную песню, спектакли бесконечные, да мало ли поводов для праздника!  Как же здОрово было! А как отмечался День двадцатилетия Великой Победы ! В актовом зале на заднике сцены родители (профессиональные художники) нарисовали памятник Неизвестному солдату, песни пелись всегда на двух языках.Ах,какие потрясающие это были песни! Задумывались ли мы в то время о глубине содержания пионерских песен ли, конкурсов? Нет, конечно!
 Щорс? Жалеем, он же был ранен! Ленин? Он думал о счастье всего человечества. Мы, естественно, во всё это верили, дети ведь  были.
 А какие изумительные мелодии  были у пионерских песен!  Я люблю и пою их до сих пор.Когда никто не слышит, конечно.
Читали Булгакова "Мастер и Маргарита" в журнале "Москва" по ночам, по очереди, всем классом. Знали Цветаеву, Пастернака, Заболоцкого, Ахматову, Мандельштама.
Сегодня могу спокойно сказать, что Эмма Дмитриевна Шитова  была лучшей подругой Марии Васильевны Розановой и Андрея Донатовича Синявского.
Господи, как же нам повезло у неё учиться и вообще встретить такого человека в жизни!
 Она была верующим человеком,  но мы об этом ДОГАДАЛИСЬ. Уже закончив школу.Она никогда с нами об этом не говорила, чтобы не осложнять нам жизнь. Как-то моя подруга-одноклассница, уже спустя два месяца после окончания школы,  спросила у меня:"Ты знаешь, мне кажется Эмма Дмитриевна верит в Бога..." Я ответила:"Не знаю.Но, я думаю, что, если человек действительно верит в Бога, то он должен быть таким как Эмма Дмитриевна и вся её семья."
Я пришла к вере позже, гораздо позже, но об этом - отдельный рассказ.Главное могу сказать - я видела это, я видела веру в живом человеке, я знаю ЧТО это такое. Верующими была моя соседка Марьвасильна, неграмотная практически, безгранично добрая женщина, верующей была наша  гениальная Эмма Дмитриевна, человек, границы образования которой определить было просто невозможно.  Это был человек -Вселенная.
 Как жила и живёт  её семья - модульный  ( без поправок) образец русской  интеллигенции, эталон и образец.


 Разговоров о политике у нас в семье не было никогда, как, впрочем, и ни у кого  в семьях моих одноклассников и подруг во дворе. Это и в голову никому не приходило. Полагалось быть только довольным и счастливым,  а, если что-то не так, значит, сам виноват, ишь ты какой. Вообще жили тем, что вспоминали всё время войну и сравнивали с текущим днём. Счастье состояло в том, что хлеба было вдоволь, он был дёшев и прекрасного качества. А всё остальное - смотрим выше. Лишь бы не было войны, с таким девизом и жили.


Правда о Сталине - никогда, ни слова. Мои родители тоже ни разу не произнесли этого имени.Отец раза три за всю жизнь, как-то очень пристально рассматривая  линию горизонта  за окном, произнёс слово "Ванино." И всё. Более- ни звука.
Это я всё потом, потом поняла....Про 2 миллиона ушедших через этот порт в небытие...Чтобы об этом узнать, надо было оказаться в совсем другой стране, другом государстве...


Бабушка получала персональную пенсию - сто тридцать два рубля. Всё -таки старый большевик, персональный пенсионер. В день пенсии все  четверо её детей приезжали к ней с  "раскрытыми клювами". У всех были проблемы.


И вот тогда я стала подмечать, что ЕЁ ДЕТИ разговаривали с ней на каком-то странном языке.Это были разные русские языки.


 Между матерью и её детьми был духовный вакуум. Долго думала - почему?! Поняла позже, как только прочла Солженицына .

Нашлись все ответы на мои вопросы.


А бабушка моя своих детей и не воспитывала совсем.

 Она работала на  "благо общества". Это соответствовало её коммунистическим убеждениям. Они её практически не видели.

Это были уже дети улицы, дети, воспитанные "обществом", трудовыми коллективами. Со "всеми вытекающими".

Вот и плоды коммунистическо идеологии, пришедшей на смену ДРУГОЙ ИДЕОЛОГИИ. Сегодня ОПЯТЬ повторяетм=ся так же картина, опять я вижу, как нашему многостральному народу пытаются НАВЯЗАТЬ идеологию, отбросившую Россию далеко от развитых стран. Не повторить бы эту страшную ошибку, за которую расплатились поколения, да и я, моя семья - не исключение.

Как любая семья в России. 

Как-то, когда мне было восемнадцать лет, я купила портрет Есенина, поставила к себе на стол.Сказала бабушке - она не расслышала:
 "Ленина, Валечка?"
- "Бабушка, почему - Ленина?! Его портрет где-только ни висит! Шагу не шагнёшь - везде Ленин!"
Бабушка была разочарована. И тогда я поняла: Ленин - это религия.
Отец меня  воспитывал... строго? Это не совсем то слово, это - ничего не сказать вообще.
В моё подсознание вошло понимание, что он готовит меня к жизни... в тюрьме, в концлагере, да, да! Мой папа готовил меня к жизни в концлагере!
Почему - это я тоже поняла спустя годы, благодаря опять же Солженицыну,
его "Архипелагу Гулаг".


 И только после прочтения этой книги столетия я всё простила отцу.
Что именно?
Во-первых, мне практически нельзя было разговаривать. Да, да!
Вот фразы, на которых я воспитывалась ( и не только я!)
"Ты  опять что-то говоришь ( сказала)?! Опять ?! Тебя спросил кто-нибудь? Говори только тогда, когда тебя об этом попросят!"
"А тебя-то кто спрашивает?!"
"Опять ты лезешь?! Молчи, не твоё дело! Поумнее  тебя люди найдутся!"
"Ты что, самая тут умная, что ли?
 "Не лезь не в своё дело!"
"Жди, когда  тебя спросят!"
"Опять языком треплешь?"
"Не трепись!"
"Молчи, пока тебя не спрашивают!"
 "Это я решу, что ты будешь делать и куда ты будешь поступать!"
Мне не разрешалось комментировать то, что показывали по телевизору, высказывать своё мнение по любому поводу, говорить о своих желаниях, чувствах.
Наказывали стоянием в углу на коленях, причём отец любил это подгадать к своему сну.
Так и стояла, пока он не проснётся.Зато сколько всего было передумано в этих  "стояниях" .


Единственные волшебные слова, за которые мне бы всё простилось,это:"Пап, я есть хочу!"


Но он так и не дождался этих слов за всю жизнь, так как я росла перекормленной.

 Меня кормили насильно.

Мой отец, изголодавшийся, как и все люди его поколения, убеждён был, что воспитать ребёнка - это, прежде всего, его хорошо выкормить.

Он был маленький Сталин в семье.

 Я, например, была уверена, что, если что - он мог бы меня убить. Вполне.
 За что-нибудь.
И жила в перманентном ужасе, в ожидании чего угодно.

 
Любой неожиданности.

***
На шкафу у нас был чемоданчик, такой советский небольшой чемоданчик, какие были во всех семьях. Однажды я туда заглянула. Там был... комплект мужского белья - майка, трусы, носки, рубашка, полотенце, мыло в мыльнице, зубная щётка.
Я спросила у мамы, зачем это - в чемоданчике.  Мама  меня чуть не убила за моё любопытство. Не ответила  - и всё.

Мои подружки мне тогда сказали, что у их родителей тоже такие  были. На шкафах. С таким же содержимым.
Это я потом поняла, зачем нужны были такие чемоданчики.
Мой отец был бухгалтером- ревизором.
 Как-то раскрыл жуткие хищения в Якутии, нам, пока он был в командировке, присылали по почте трёхлитровые банки с красной икрой. Он не велел получать,  не велел брать.Прилетел из командировки поседевший, в него там стреляли.Это был 1967-й год.
И вот пришёл такой долгожданный день - приём в комсомол! Это означало, что я уже - девушка, взрослая!
Вечером, накануне, я попросила отца проверить меня на знание Устава ВЛКСМ.
 Он как-то странно посмотрел на меня и сказал:
 - А зачем тебе это нужно?!
-  ?!?!?!
   - Я спрашиваю! - За-чем  те-бе э-то нуж-но?!
 Я  обалдела. Услышать от своего отца такое - я не ожидала никак. Он был очень законопослушным человеком, отличным работником, что называется, "служакой", быстро продвигавшимся по служебной лестнице, первым буквально приходившим на работу,и вдруг -
"Зачем тебе это нужно?!"
Я начала лепетать что-то про то, что  "западные империалисты мечтают сбросить на нас бомбу, а наша страна, СССР , несёт свет и счастье всему миру..."
Он напился и больше разговоров на эту тему не было.
 Как-то я сказала ему, что вернусь из школы не в семь часов, а в восемь.
 Он ответил:"Запрещаю!" 
-Как, пап? Это же комсомольское собрание?
 А он мне ответил: "А я чихать хотел на твоё комсомольское собрание и на всех ваших комсомольцев вместе взятых!Мне надо, чтобы моя дочь была дома вовремя!Понятно? Всё! Никаких разговоров!" Вот так.
 Дискуссии не приветствовались, да их и не было у нас в семье...
 - Пап, расскажи мне о своём детстве! -
 -Отвяжись!
 -Пап, расскажи, как ты оказался на Дальнем Востоке, ты же родился в Борисоглебске,  в Воронежской области?
 -Отвяжись!
 -Пап, а расскажи мне о том, как ты на войне был?
 - Отвяжись,тебе сказали!
- Пап, я хочу поступать в  (такой-то) институт...
 - А это уж я сам решу.  Без тебя.
Для начала  ты поступишь  на товарный двор Савёловского вокзала, поработаешь там год-два, потом будет видно, будет ли из тебя толк, после этого только  будешь туда поступать,  куда я тебе скажу...
- Пап, у меня завтра контрольная...
- А мне чихать на твою контрольную, для меня что ли ты учишься?!
Иди квартиру вымой, а то соседи придут, что скажут?!
Никаких дежурств по уборке квартиры у нас, конечно, не было, раз в квартире жила девочка, следовательно, уборка была на ней,то есть на мне.
В итоге я выросла, не боящейся никакой чёрной работы, пригодилось в жизни.
Мой папа умер от рака  лёгких, курил очень, так и не дождавшись переезда в отдельную квартиру. Но увидел меня студенткой всё-таки.
   Устраиваться работать  на товарный двор Савёловского вокзала, к счастью,  не пришлось...
Я всю жизнь потом мучительно раздумывала, почему  мой папа так  смотрел на жизнь?

Опять ответ - в "АРХИПЕЛАГЕ ГУЛАГЕ" .
Солженицыну - памятник и благодарность вечная от нашего поколения!
P.S. Я всю жизнь мучительно ищу ответ на  вопрос: ПОЧЕМУ У НАС, такой богатейшей страны, всё далеко от идеала? Почему страны, менее  обеспеченные природными богатствами, живут лучше нас? Я нашла ответ на этот вопрос - он в нашей религии. В РАБСКОЙ психологии, котрую наша религия всячески поощряет в людях. А раб подл по определению. Советская интеллигенция повернула голову в сторону религии исключительно из протеста против коммунистической идеологии, утопии, которую насаждали через пытки и истребление людей... Сегодня мне тревожно, когда я их уст спикера главенствующей религиозной организации слышу слова о том, что сверхъестественное существо, бог,  может быть дороже жизни всего человечества .Для него это так, но он является официальным представителем  Организации, поддерживаемой государством... Вам жить в XXI-м столетии, БУДЬТЕ БДИТЕЛЬНЫ!!!!
 Любая религия - это идеология.
А идеология питается врагами, она без них не существует.
 Идеология разделяет людей на "наших" и "чужих" и только ЛЮБОВЬ соединяет и даёт ЖИЗНЬ.
РОССИЯ ЭТО УЖЕ ПРОХОДИЛА!!!
 Ваши родители,ваши бабушки и дедушки очень дорого заплатили за саму возможность вашего появления на свет...
А я желаю вам увидеть ваших правнуков.
Любящая вас ваша бабушка Валя. 

 (  A suivre)