2 февраля 1988г.
КАК СТАНОВЯТСЯ ПИСАТЕЛЕМ
Как случается, что человек начинает писать? Как это происходит? Эти вопросы очень интересуют людей, которые любят только читать, находя в этом свою духовную пищу, но для них остается загадкой и тайной зарождение в человеке писательского начала, его творческий путь и труд. Часто читатели смотрят на писателей, как на богов, которым дано видение свыше. Но писатели, такие же простые и земные люди, как все. Отличает их одно – чувства.. И хотя, чувствами обладает каждый живой человек, то здесь вернее сказать о направлении чувств. Этим направлением есть чувство творчества.
Ощущает его человек иногда внезапно и чаще в юном возрасте. Впитывая обилие информации или обилие событий жизни, юное сердце вдруг испытывает потребность выразить себя, ощутить себя личностью. Это самовыражение происходит в различных поступках. Одни берут в руки гитару и становятся умелым бардом, другие собираются в группу и идут воровать, третьи просто заводят разговор с самим собой и начинают писать дневник, или песню или стихи. Как это было со мной, описано в моем очерке «Первое стихотворение».
Что побудило Ломоносова сквозь все запреты, ринуться раздетым в дальний путь учиться? Конечно, - чувство самовыражения! Период такого самовыражения, просуществовав недолго, может исчезнуть навсегда, а может стать потребностью на всю жизнь. Воров общество перевоспитывает, сажает в тюрьмы, однако, войдя на путь преступности, человек заболевает ним и отвязаться от подобной прихоти ему очень нелегко. Выйдя из тюрьмы, он продолжает свое привычное дело и снова попадает в тюрьму. Так круг его жизни замыкается, он становится зависимым от самого себя.
Чувство творчества тоже навязчиво и преследует человека всю жизнь. Но эта деятельность направлена на добродетель, на выражение личного и общественного мировоззрения, иногда необычного и уникального. Навязчивое чувство творчества без кропотливого труда может сделать человека просто графоманом, что выражает себя в болезненном и субъективном отношении к самому себе, к своей деятельности. Но обычно, любой творческий индивидуум, занимающийся искусством или наукой, или другой феноменальной деятельностью, становится одержимым.
Обычно в начале творческого пути, каждый автор испытывает трудности не умения, трудности выбора своей стези, в которой он наиболее способен и может реализоваться. На таком первом пути, авторы часто попадают под руку жестких критиков, которые могут больно ранить душу, назвать графоманом, хотя таких, по моему мнению, не существует. Слово графоман – означает сильное желание писать, мания писания, что с медицинской точки зрения уже считается болезнью. Но по большому счету, любой художник есть графоман, одержимый от своего желания творить!
Писателей, которые упорно не отрекаются от пера, но терпящие неудачи в связи с медленным развитием, называют графоманами, и даже запрещают им писать. Запретить писать – никому не дано право. Можно не публиковать! Но запретить?! Отнимать у человека, может быть, единственную духовную потребность – это кощунство! Однако у нас, в критике искусства такое наблюдается неоднократно. Упорные убеждения: «оставьте это занятие», «оно не для вас и не по вас», «зачем это Вам?», « .. у вас есть дела поважнее..»
Вплоть до изгнания посещения литературных обществ, общения с литературным миром или другими искусствами.
И воров и писателей часто убивают. Первых физически и заслужено, то вторых убивают морально. Не публикуют, подвергают жестокой критике их произведения, нарекают бездарностью, крамольными мыслями, наконец, запрещением выхода в общество.
Признание таланта или не таланта – явление очень шаткое и почти не определимое. Но у человека, у которого нет таланта, заниматься искусством или литературой, он сам не будет , ему это и в голову не приходит.
Каждый человек в чем-то талантлив. Не талантливых людей нет. А проявление таланта – это случайно или закономерно возникшая потребность деятельности в чем-то. Другое дело, если эту потребность не заметить, не ухватиться за нее, не развивать, тогда она отпадет сама собой или умрет, не проявив себя в данном человеке.
Скажите, стать профессиональным вором – разве это не талант? Еще какой, талант! Попробуйте! Вы попадетесь на первой булке, украденной с прилавка.
Различие талантов только в том, что одни могут быть направлены во зло, другие – на добро. А любой пишущий человек, конечно, стремиться творить добро. Даже агрессор-оппортунист, представитель любого направления, защищает свои идеи, которые считает несут добро.
Людям, желающим развивать свой талант, часто приходится вести ожесточенную борьбу за место реализации своего таланта. Такая борьба тоже требует таланта борца. Но люди искусства больше наделены слабым, скромным, порой застенчивым, и самоуничижительным характером. В силу этого им тяжело достичь признания, выйти на арену публичности. Таких людей легко убить морально, тогда они замыкаются в себе, иногда заболевают психически, а иногда уходят из жизни.
В достижении любой цели всегда нужна борьба и нелегкая. В борьбе – мужество, воля, которой-то не у всех есть. От этого одни выходят из борьбы, другие, не отрекаясь, становятся жертвами этой борьбы. Мы знаем их немало.
Есть много талантливых, Богом одаренных людей, которые не были известными и, может, ушли из жизни по тем же причинам. Они так и останутся нам неизвестными, но они были. Есть и теперь среди нас множество талантов, о которых мы ничего не знаем.
Однако кем бы они ни были, богом еще никто не стал. Известные все великие личности науки или искусства, которых мы называем гениями и отождествляем с богами – понятия условные. В буквальном смысле слова и в понятиях религии, Бог – потустороннее явление мира, которого никто никогда не видел, и с колокольни которого никто не увидел мироздания. Как-то Леонардо да Винчи решил нарисовать картину с взгляда на мир из Вселенной, но у него так ничего и не получилось. Все детали его художественного творения оставались предметами материального и земного восприятия. И лишь в какой- то степени увидеть мир из Космоса удалось американскому поэту прошлого столетия, Уолту Уитмену, для которого люди представлялись только точками атомов, а все живое и неживое на земле вечной химией превращений. Но и его «листья травы» остались земными.
Как бы высоко не парил человек в своих мыслях, его самая большая высота здесь, на земле, среди живых и эта высота в его уникальной, неповторимой личности. И всем на этой земле дано право самовыражения своей личности.
Без живых примеров в мои доводы никто не поверит, поэтому расскажу о судьбах некоторых писателей, которые по тем или иным причинам не стали известными при жизни.
«Двадцать зим и двадцать весен «просидел» поэт над своими песнями и стихами, - пишет Николай Старшинов о Дмитрие Кедрине. – А признания все не было. Оно пришло к нему лишь после смерти.
Такая судьба была и у Александра Яшина, прозаика, произведения которого увидели свет лишь спустя двадцать с лишним лет после его смерти.
Много за эти годы застоя, как мы теперь говорим, накопилось печальных и удивительно несправедливых случаев, когда стихи подлинно одаренного поэта приходят к читателю с большим опозданием. И большей частью в этом виновато накопившееся безразличие и равнодушие литературной элиты к молодым, только начинающим. А истинно одаренные люди всегда «сверхскромны», не умеют «быть мастаком» в жизни, как сказал В.Маяковский…»
Николай Старшинов, у которого я черпаю эти примеры, также рассказал об Анатолии Головко, писавшего стихи о войне, которую выстрадал сам. И теперь ему не двадцать лет, а сами понимаете сколько, но память о том времени не стерта в его судьбе, ни в судьбе его ровесников. И что самое главное – стихи хорошие, но не нашедшие дороги к читателю из-за черствости и бездушия редакторов и им подобных.
Я же знаю человека, учителя истории, сегодня уже пенсионера, который всю жизнь писал стихи, песни, прозу. Начал писать еще молодым, до войны. В войну возил с собой целый чемодан рукописей, которые в конечном итоге все-таки потерял, вернее у него украли этот чемодан, в надежде найти там другие ценности. После войны он смог кое-что восстановить по памяти, и снова усердно писал, теперь бережно все храня. Он рассказывал, что после долгого неприятия его стихов в публикацию, в порыве он сжег большую охапку рукописей.
Остыв, снова восстанавливал по памяти и снова писал, писал, писал… И теперь пишет, и хорошо пишет, но так и не публикуется. Имя его Александр Семенович Макаренко. Хочется надеяться, что когда-то все же мы узнаем это имя на страницах полиграфической печати.
Не было, и нет индивидуальной работы с молодыми, начинающими авторами. Есть формальные студии, литературные объединения, которые работают на общественном энтузиазме, без оплаты за труд руководства или обучения. Поэтому, нет ни у кого заинтересованности, работать с молодыми. А на литстудиях занимаются с теми, кто сам уже каким-то образом пробил себе путь к публикации, к изданию своих творений.
Но не всем же дано сразу, с первых проб обрести удачу. Многие топчатся на месте годами, и только потому, что не отчего им оттолкнуться, некому им указать на ошибки, о которых сами авторы не догадываются и не знают. Они знают только одно то, что им сказали в редакции редактора: « не годится! Плохо!» А что плохо, что не так? Для этого нужна работа один на один с человеком опытным и профессиональным. Вот и обращаются часто лично к профессионалам молодые, но очень редко кто откликнется оказать помощь. Не краткой рецензией с отрицательным результатом, а конкретной творческой помощью не одного дня.
Каждый выросший писатель думает только о себе, о собственном успехе и давно забыл свой начинающий и тоже тернистый путь. « Я сумел, сумей и ты», - думает он про себя в след уходящему, безрадостному облику, обращенного за помощью, и так ничего не узнавшего от своих вопросов.
На одном из вечеров творческой встречи с авторами книг в магазине «Поэзия», я спросила поэта, читавшего публично свои стихи: «Помогаете ли вы начинающим молодым поэтам? Есть ли у Вас личные воспитанники?». Он даже удивился моим вопросам и ответил следующее: - Для молодых есть школы, университеты, студии. На студиях я не работаю, и лично когорты воспитанников никогда не имел…
После его, довольно хороших и, казалось искренних, добродушных стихов, мое мнение об этом поэте резко изменилось в худшую сторону, во всяком случае, как о человеке. А, между прочим, его одна из книг поэзий озаглавлена «Вам руку подаю». Кому и для чего вы подаете руку? Поздороваться? Или направить нас на праведный путь?
Есть не формальная, нравственная, чисто человеческая мораль: передавать опыт другим, оставлять его потомкам. Это делают часто тем же личным опытом в творчестве, посвящая об этом целые книги. Это уже хорошо. Спасибо! Но книга, есть книга. Опыт, перенесенный в книгу, становится просто хорошим или плохим учебником. Но каждый знает, что по учебникам или теориям – это только канва учения, читать, которую надо потом собственным умом и творить своими руками. Хорошо было бы иметь рядом опытного учителя. В писательском труде таких живых учителей рядом нет, а если есть, то это редкие единицы. Таких я тоже знаю, и могла бы о них написать, но я затрону этим личную сторону их жизни, а потому об этом умолчу.
Писатели находят время в борьбе с графоманами, с неформальными литературными объединениями, и называют их террористами за то, что они неустанно требуют публикации.
А для объяснения, для вывода их с неверного пути, времени нет…
Вот творения этих террористов:
Х х х
Я поэт всем известный издавна,
Много званный, да мало изданный.
Я поэт, один из немногих,
Полубог из полуубогих.
Объяснил ли кто этому поэту, что давать самооценку восхваления, кто бы ты ни был – мал или велик, - не скромно и неэтично. Это значит, ставить читателя в неловкое положение от самое себя, выдавая себе комплименты…
Каждый писатель вечно не доволен собой, вечно чувствует далекость от совершенства, вечно стремится к нему, он никогда не может сказать самому себе – вот оно, наконец, получилось блестяще, идеально! Даже гении, не видят сами в себе гения и занимаются самобичеванием. Лев Николаевич Толстой писал с чувством отчаяния, что он впадает в депрессию от несовершенства и неудовлетворенности написанного им, что даже «Войну и мир» надо было бы ему переписать заново. И это говорит Толстой! А кто же мы, недоучки, «полубоги из полуубогих»?
А вот, что пишет дебютант:
Х х х
Я не один. Себе не господин.
Родителей обычных третий сын.
Моим уходом мир не обезглавишь.
Не Пушкин, не Гагарин – глина глин.
Здесь, напротив, уничижительное, даже болезненное отношение к себе. Но вместе с тем, данная самохарактеристика подчеркивает и скромность, коль человек так пишет, то он как раз не «глина глин», а более одухотворенная личность. Но словосочетание «глина глин» - тоже абсурдно, хотя придумано автором.
Несмотря на то, что существует много публицистической критической литературы от известных поэтов и прозаиков, надо быть еще живым учителем среди живых, и на это надо находить время. Это долг, это обязанность каждого, знающего толк в писательском труде.
Перестройка обещает способствовать организации платных консультаций при литстудиях. На первых порах материальная заинтересованность, даст свои плоды. А после? Не превратиться ли она в спекуляцию, в продажу, в преднамеренную лжеинформацию, с целью в борьбе за место в литературе?