Вот уже несколько дней Турков рыскал на своей «дэтэшке» по лесной округе, имея лицензию на отстрел лося. Но по урочищам, по топким распадкам так и не заметил копытных следов на черном торфянистом грунте. Куда-то скрылась дичина. Осталась одна надежда у Алексея. В вершине ручья, бьющего из-под скалы, жидкие грязевые берега поверх тундровой черни подернулись белесоватым налетом. Водная жижа, пробиваясь на поверхность, пронизывает где-то на глубине соляной пласт.
Заглушив «дэтэшку», загнанную в густой ельник, Алексей шагнул по гусенице и спрыгнул на пружинистый лесной подстил. Постоял немного, затем, закинув двустволку шестнадцатого калибра на плечо, вслушался в ночную тишину. Под ясной луной острые верхушки деревьев четко впечатывались в ночное небо, пронизанное тусклым серебром. Таинственные фантастические отзвуки рождала в его душе картина дремучей тайги, спящей глубоким сном.
Охотник давно приметил это место. Вот на такие природные солонцы с особою охотою валит зверь по ночам, когда опускается прохлада и затихает в воздухе звон гнуса. Турков, случалось, сам подправлял солонец, подсыпая крупную каменную соль в вечно вязкую болотину, незамерзающую даже в пору, когда трещат сибирские морозы.
По распадку Алексей шел, как по своему огороду, ни разу не останавливаясь, четко держал нужное направление. Определял его без малейших усилий, словно, внутренний компас указывал ему путь. Солонец он старался не тревожить лишний раз, предпочитая визит к нему оставлять на крайний случай.
Охотник умел обходиться без треска сучьев, попадающих под ноги. Дорогу держал под ветер, чтобы зверь, если он пришел на солонец, не почуял его издалека. Он знал по опыту, что копытные, как и любая другая дичина, способны по запаху определять, кто идет по лесу: простой грибник без ружья, или же охотник, от которого лучше держаться подальше.
Послюнявив указательный палец, Турков поднял руку перед лицом, определяя направление ветра. С какой стороны кожу на пальце холодит – с той и дует. Отойдя шагов на пятьдесят в сторону от ручья, чтобы быть под ветром, он, взведя курки двустволки, устроился на опавших листьях. Замер. Была, не была! Ждать придется, что называется, до упора. Авось повезет!
А время давило, не двигалось, смешавшись с мглою. Звенел гнус под ухом, назойливо облепляя лицо и обнаженные кисти рук. Затекли, одеревенели ноги. И нельзя было пошевелиться, чтоб не вспугнуть тишину. Одно получалось у Алексея как бы само собою: бороться со сном он научился сызмальства.
Вот на солонце обозначилась большая тень, гулко застучало сердце у охотника. Долгожданная цель! Турков стал хладнокровно выцеливать лесного великана. Взошла луна. Неожиданно она осветила прижимающегося к ногам лосихи маленького теленка. Дрогнула рука охотника. Не нажал он спускового крючка своей двустволки с жаканом. Поднял с земли сухую палку и, широко размахнувшись, бросил ее в сторону животных. Лоси отпрянули в сторону, послышался глухой звук ломающихся под их ногами сучьев, испуганное мычание лосихи.
Первый раз в жизни он возвращался домой без добычи. Но не расстраивался. Наоборот: радовался, что сумел побороть в себе пагубную страсть убивать беззащитных копытных, что не дал погибнуть родившейся молодой жизни