Август. Лесное озеро окутано туманом. Рыба не ловится. Мы лежим с Григоричем у костра и лениво пьем чай, приготовленный из целебных кореньев и листьев. В траве, окрест, слышится писк и шуршание полевок, крики ночных птиц. Мягко шумит листва берез и ивняка. Величаво кряхтит кедр. Ему вторит хмурая ель и деловая сосна.
Неожиданно идиллию нарушает треск валежника. Вроде кто – то подбирается к нам. Но это иллюзия. Никого рядом быть не может. Умом понимаю это, однако успокоиться не могу.
– Дед, по-моему, кто-то рядом ходит, – не слышишь?
Тот прислушивается, затем заявляет:
– Пустое. Кто тут может быть?
– Может, медведь? Мужики рассказывали, что он где-то в этих местах бродит.
Напарник молчит. Я постепенно успокаиваюсь, но в душе тревога не проходит. Ружья – то с собой не взяли – сезон охоты еще не открыт.
– Надо построить здесь избушку, – Григорич ставит котелок на огонь, – негоже в палатке круглый год обитать. В – первых, надо постоянно таскать лишнюю тяжесть с собой, во – вторых, в избушке в любое время года теплее и спокойнее. Я согласно киваю головой. Мне лень вступать в дискуссию с дедом: если поддержу разговор – не закончится до утра. Такова уж характерная черта Григорича. Любит поговорить всласть по любому поводу.
– Давай подискутируем по поводу скептицизма древних греков, – улыбается напарник.
Мне лень отвечать на шутку Григорича и я молчу.
Подбросив в костер дров, товарищ прислушивается.
– А ты прав, медведь, однако, бродит рядом. Запах, видимо, наш привлекает, – после этих слов дед завернулся в дождевик и через минуту захрапел.
Меня охватывает беспокойство. Достаю их чехла охотничий нож. Но к костру никто не подходит. Тут усталость берет свое: засыпаю с ножом в руках. Но уже через минуту встаю и подбрасываю в костер сухие дрова, заранее приготовленные на ночь. Костер вспыхивает с новой силой, освещая кромку леса. Снова укладываюсь за спиной товарища. Сморю то на огонь, то на лес, пока не начинает светать.
Утром прохладно. Встаю, кипячу чай. Специально шумлю, чтобы проснулся дед. Храп прекращается и через минуту раздается его ехидный голос:
– А ты, не спал, однако? Все хозяина ждал? Напрасно. Он в это время ленивый, не нужны мы ему.
– Так ты специально про медведя мне наговорил? Испугать решил?
– Конечно. А то, вишь, разговаривать ему со мной не захотелось…
… Обиду на кореша держал неделю, до следующих выходных, пока опять не собрались в лес.
Зимовье построили к холодам. Когда приходилось в нем отдыхать, напарник ехидно рассказывал товарищам, как до икоты меня напугал.