8
Сейчас, наконец, надерусь и начну писать.
Сейчас надерусь, и начну писать, наконец.
Я обещала всем, что постригусь налысо, если мама благополучно доедет до дому. Главное, Москва. Самый страшный отрезок пути. До Москвы – один пакетик с едой, от Москвы другой, не перепутай. Да не ешь никаких чебуреков на вокзале. Да ни с кем не судачь. Телефон у тебя без «набиячки», теперь только до домашнего.
В одиннадцать она должна была приехать по уральскому времени. Ну, до двенадцати я ей время дала. Или себе. Это по-нашему в восемь.
В восемь пятнадцать я звонила:
- Мамуля, как я рада слышать тебя!
- А я как раз тебе собиралась звонить, - говорит мама учительским голосом, - мы вот только что на порог зашли, меня Наташа привезла, встретила, Игорь на работе. Выясняем, что же стало с двустами евро.
- Ах, - сказала я, - мамочка, не парься. Я уже сама выкрутилась.
- Нет, они тебе эти деньги отправили, только потом никак не могли до тебя дозвониться. До нас. А мы до них. Но код есть и сейчас Наташа поедет домой и его привезет мне, а я тебе перезвоню. Ах, Ирочка, у Игоря плохо с сердцем было. Его прямо со строительства на «скорой» увозили (сердце мое закололо), теперь все, ни грамма алкоголя…
- Какое сердце, мама, - сказала я неприязненно, - это сердечная мышца, и все…
Так Леха Решетов говорит, а был он хирург от бога…
- теперь рыбок выращивает…
- я тоже картинки продаю…
- да ладно, главное, мы есть друг у друга, и всегда будем…
- золотые слова
Я-таки, постриглась.
Не налысо, но к чертовой матери каре. Это каре только морду вытягивает. А мне и так все вокруг твердят, что я с весны похудела вдвое.
«Тебя половина осталась» - сказала Любаша, продавец в галерее у Люси, до чего дошло. А еще меня загнобило то, что Вика в последний раз на мою роскошную скатерть с ручным вышиванием гладью, этой краской для волос ляпнула, так пену старалась взбить, этой гребаной краски. Я плакала две недели, пока Наташа не нашла какой-то волшебный «карандаш», помазала, посушила, постирала и отстирала.
Каждый должен заниматься своим делом.
Продавец картинок – продавать картинки, а парикмахер – стричь.
Не налысо, но очень коротко, и к чертовой матери космы за ушами. И шею оголить. У висков только завитки оставить. Да челку проредить, чтоб тоже только завитки. И краску поярче. Гнедую в яблоках.
Тысячу сто девяносто крон.
Еще два года назад было восемьсот.
Как время летит!