18
Северный флот отстрелялся, на своих манёврах, и ушел из района учений. Но мы туда больше не вернулись. То ли военные моряки всю рыбу в тех краях распугали, а может, по какой ещё другой причине, известной лишь Господу Богу и капитану, но только траулер наш продолжал не спеша перемещаться по Баренцеву морю, двигаясь против часовой стрелки, и очерчивая как бы его границы, если смотреть по карте.
В одних квадратах мы задерживались на некоторое время, затем снимались и переходили в другой район промысла. Точно так же мигрировали и другие суда “Тралфлота”, “Мурмансельди” и прочих, более мелких “контор”.
Погода, до конца сентября оставалась на удивление благоприятной для рыбалки: на море — штиль, на небе — ни облачка.
В один из таких вот безоблачных, солнечных, но уже довольно прохладных дней и произошло загадочное, как нам сперва показалось, событие; очень похожее на те, о которых любит рассказывает профессор и академик Капица в своей телепередаче “Очевидное — невероятное”.
“Революция” лежала в дрейфе и как обожравшийся удав никак не могла переварить ночной и утренний суперуловы мойвы. Рыбой были забиты все морозильные камеры, мукомольная установка и поднятый на палубу, похожий на гигантскую колбасу, трал. В воздухе стоял аромат огуречного лосьона. Именно так пахнет свежевыловленная мойва,... и ещё говорят балтийская корюшка.
Внезапный удар сотряс судно. Было такое ощущение будто “Революция” дельфином выпрыгнула из моря, а затем, словно неумелый прыгун пузом, ударилась со всего размаху днищем об воду.
Наша вахта как раз находилась в это время в машинном отделении. Народ, понятно, заволновался и стал заглядывать под пайолы, — нет ли там дыры. В машину влетел озабоченный старпом, промчался по бортам, в поисках пробоины и исчез в туннеле гребного вала.
Но всё было как будто в норме: ни разрушений, ни пробоин,... ни травм, ни синяков и ни ушибов.
Радио-эфир гудел, как пчелиный улей, от переговоров. Все друг дружку спрашивали, и никто ничего не понимал.
Очевидное — невероятное!
Всё выяснилось вечером. “Вражеский голос” не то “Америки”, не то ещё какой-нибудь другой “Свободы”, точно уж и не припомню, сообщил нам, что норвежская сейсмическая станция зарегистрировала подземный, (а также и подводный) толчок в столько-то баллов по шкале Рихтера.
И сие аномальное, в здешних краях, явление означает, что на Новой Земле Советским Союзом произведён очередной атомный подземный взрыв.
Слушали мы, однако не одни только “забугорные” радиоголоса, но также и свои, отечественные; в основном радиостанцию “Маяк”, — там и музыки было побольше, и информация поконкретней.
А международная жизнь, тем временем, развивалась стремительно и угрожающе, заставляя поёживаться не только политиков, но и мирных обывателей тоже. Начавшись довольно спокойно, 1973 год подходил к финишу с такой лавинообразностью тревожных и трагических событий, что это можно было сравнить лишь с подобною же осенью 1962 года, — временем так называемого Карибского кризиса.
Две супердержавы вошли в раж, заигравшись в шахматы на мировой доске. Вот только фигурки на ней были не из дерева, и не из пластмассы, и даже не из слоновой кости. Рокировки и размены проводились живыми людьми... иногда становившимися и мёртвыми.
И закипел густой, наваристый бульон из человеческих страстей: героизма и подлости, самоотверженности и предательства, фанатизма и страха, недоверия и зависти, высокомерия и ненависти; приправленный разлагольствованиями о демократии, прогрессе, свободе личности и слова, а также о миролюбии, дружбе, братстве и солидарности всех трудящихся.
Демократически избранный президент республики Чили Сальвадор Альенде, неосторожно сблизившись с социалистическим лагерем, наступил заодно на плавники двум акулам международного бизнеса, — американским компаниям: телефонной и медно-промышленной, попытавшись их национализировать.
Не менее демократически избранные конгресс, сенат и президент США отреагировали жёстко, поручив разобраться, с этим безобразием, ЦРУ.
И в сентябре 1973года чилийский генерал Аугусто Пиночет, подвергнув ракетно-бомбовому удару с воздуха президентский дворец “Ла-Монеда”, “навёл порядок”,... отправив на тот свет самого президента и ещё несколько тысяч человек по всей стране.
А в ноябре открылась очередная арабо-израильская военная компания. Началась она с воздушного сражения между сирийскими и израильскими ВВС. Еврейские лётчики оказались более удачливыми, вернее более обученными, и угробили более полусотни МИГ-ов, за один раз.
Затем, после короткого затишья, невероятное по дерзости форсирование египетской армией Суэцкого канала и молниеносный бросок через Синай.
Потом что-то непонятное... и вот уже танковая колонна израильтян оказывается чуть ли не в пригороде Каира.
Наш “дорогой” Леонид Ильич требует немедленно прекратить наглую агрессию против свободолюбивого арабского народа и грозит выбросить в Синайскую пустыню советскую парашютно-десантную дивизию.
Соединённые Штаты Америки объявляют, в ответ на это, о переводе своих вооруженных сил, во всех точках земного шарика, в готовность номер один.
Похоже, по многочисленным просьбам зрителей, Карибский кризис будет повторён на бис?!...
Нет, слава Богу! Горячие парни в смокингах и погонах помаленьку остывают, перестают размахивать кулаками и атомными бомбами, и снова начинают, со злыми глазами, улыбаться друг дружке.
Эх!!! ... Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует — всё суета!
Ну а мои сердечные дела были ещё хуже международных. “Мэрилин Монро” как прислала в конце лета письмецо с фотографией, так после этого от неё не было больше ни привета, ни ответа.
Сам же я послал с оказией, — в смысле с уходящими с промысла в Мурманск судами, целых три письма. И,.. как говорится, ни слуху, ни духу в ответ.
Рейс подходил к концу. “Революция” вела промысел теперь у норвежского острова Медвежий, где в конце прошлого года таскали мы научно-фантастический трал Полярного института океанографии и рыболовства. Здесь снова хорошо стали ловиться: треска и пикша, а также палтус и морской окунь. Так что концовка рейса радовала экипаж, суля выполнение плана не только по валу, но и по номенклатуре. А это значило, что за все эти труды нам полагался приличный заработок.
С начала октября погода стала портиться, и ближе к концу месяца окончательно перешла в штормовую. В один из таких бурных дней и пропал наш всеобщий любимец Бантик. Выскочил, наверное, дурашка на палубу, — там его волной и смыло. Плохая примета.
Возвращение “Революции” домой планировалось в первых числах ноября, — как раз к очередной годовщине Великой октябрьской социалистической революции. За несколько дней до прихода, Петро заявился ко мне в каюту и объявил, с торжественным видом:
— Командир, у меня для тебя сюрприз. Я получил радио от Александры. Она заказала на седьмое число столик в ресторане и берёт с собой подругу для тебя.
Тут нужно немного пояснить. У Петра, чистокровного украинца, сердце большое, как у француза. И помимо судовой прачки, на берегу у него была ещё одна любимая женщина, — милая симпатичная Сашенька. Саша, оставшись вдовой, с двумя детьми на руках, не отчаялась, не опустила руки и не пала духом. Как и большинство наших прекрасных женщин-тружениц, терпеливо несла она свой крест, получая иногда крохи женского счастья. Дети подрастали: парень служил уже в армии, дочь заканчивала школу.
Петро хотя и был моложе Саши лет на десять, и хоть и являлся в её квартире, (как говорят у нас на Украине), приймаком, но и там, как и в случае с прачкой царил строжайший патриархат. Обе женщины повиновались ему беспрекословно.
Как и я матери, Пётр оставлял своей Саше денежные переводы, которые она ежемесячно получала, пока он находился на рыбалке в океане.
Ему, как более старшему и опытному товарищу, я давно поведал о своих сердечных муках. И мне была приятна его попытка отвлечь меня от них, но...
— Прости Петя и извинись пожалуйста за меня перед Сашенькой, но я не могу остаться. Я уже договорился с “дедом”, — он сразу же по приходу отпускает меня слетать на пару дней в Херсон.
---------------------
Книга Екклезиаста.
фото - В свободное время от вахты и подвахты.
Продолжение следует.