- Маша, быстрее раздевайся и садись! У меня для тебя есть хорошая новость! – как-то встретила баба Катя свою жиличку, когда та пришла домой после работы чтобы пообедать, чуть передохнуть и ехать в институт на занятия.
- Что случилось? – с испугом спросила Маша.
Никаких новостей она не ждала. Пока снимала пальто, переобувалась, мыла руки, хозяйка топталась рядом, всё время поторапливая её. Только когда Маша села за стол, она торжественно начала.
- Сегодня у меня в гостях была одна женщина. Она живёт через два дома от меня. Так вот, она хочет, чтобы я сосватала тебя за её сына.
- Что-о-о? Что значит сосватала? Как это?
- А что тут непонятного? Она хочет своего сына женить на тебе. Вот.
Маша оторопело смотрела на свою хозяйку. Что за бред? До сих пор баба Катя рассуждала здраво, ничего странного в ней не замечалось.
- А кто её сын? Он что, сам не в состоянии решить этот вопрос?
Баба Катя замялась.
- Понимаешь, он не совсем здоров.
- Что, больной?
- Ну почему сразу больной? Ты подумай, ведь у тебя будет свой дом, послушный муж, хорошая свекровь. Они тебя не обидят.
Оторопь сменилась любопытством и Маша потребовала:
- Так что там за жених? Расскажите подробнее.
Она смотрела на бабу Катю, а та уставилась в окно. Оно выходило на соседские огороды.
- Да вон он, с матерью, посмотри.
Маша глянула на жениха. Там стоял полный, огромного роста увалень, переминаясь с ноги на ногу, и наблюдал, как его мать граблями сгребает с огорода прошлогоднюю траву, оставшуюся с прошлой осени. Когда он повернулся, Маша увидела лицо Дауна.
- Баба Катя, вы сейчас серьёзно говорите? Ну, о женихе?
Маша даже не разозлилась. На неё навалилась усталость, глубоко в душе зашевелилась обида.
- Да ты не спеши, не отказывайся! Ты подумай. Он послушный парень, будешь королевой жить, они богатые, у них большой, хороший дом, а сын один, больше наследников нет, - уговаривала её баба Катя.
Маша молча поднялась со стула, прошла в свою комнату и легла на постель, закрыла глаза. Немного погодя хозяйка вошла к ней, села рядом с кроватью.
- Во время войны немцы из нашего села много молодых парней и девчат угнали в Германию. После войны их освободили. Те, кто вернулся в село, считались предателями. Только это неправильно, ведь они были угнаны не по своей воле.
Так вот. Вернулась и наша соседка, Вера. Работу ей дали, хату, где они жили с семьёй, разбомбили в войну, её никто не восстанавливал. Некому было. Мать её тогда погибла в той же хате, а отец и брат сгинули на фронте. От их подворья остался только плохенький сарайчик. Там она и поселилась.
Она вернулась ранней весной. Можно было в том сарайчике прожить лето, ну, часть осени. А что делать зимой? В город уехать она тоже не могла из-за своего прошлого. Никто с ней не общался, в гости никто не ходил. Те, кто пришли с фронта, плевали ей в след. Это сейчас я понимаю, что она, Верка, ни в чём не виновата. Это власти сгубили ей жизнь, потому что допустили немцев на нашу землю, позволили угонять в рабство людей. А тогда каждый боялся за свою шкуру.
А в нашем селе жила одна женщина. Болела она очень. И был у неё сын – дурачок. Родился он здоровым, да только напал на него гусак когда ему было годика два, заклевал его, испугал. Вот он и стал такой.
Его мать день и ночь горевала о том, что скоро помрёт, а её Васька останется сам. Плакала, что пропадёт. На то время ему было уже лет двадцать пять.
Вот и надумала она женить его на Верке. Пришла она к мужу моему, Митьке, с просьбой посодействовать в этом мероприятии, уговорить Верку выйти замуж за Ваську, мол всё равно ей жить негде, на ней никто не женится, а кто-то ещё и надругаться может над беззащитной молодой девушкой, ведь ей на то время было всего двадцать лет.
Мой старик взялся за это дело. Долго уговаривал Веру, и уговорил. Вышла она замуж за Ваську, хоть и рыдала в три ручья.
Вот проходит неделя, другая, и приходит Вера ко мне. Плачет.
- Загубила я свою жизнь. Зачем пошла за дурака? Лучше бы всю жизнь прожила одна.
- Почему это ты так горюешь? Он обижает тебя? – удивилась я. А она покраснела, и говорит:
- Да он совсем дурак! Он не знает, что надо делать с женой! Мать ему сказала ложиться спать рядом со мной, вот он и ложится, да только сразу же засыпает. До меня ему дела нет.
Смекнула я в чём дело, рассказала своему Митьке причину слёз Веры. Мой старик взялся и это дело уладить. Позвал с собой Ваську, посадил его в свою бричку и повёз в поле, где пасли стадо колхозных коров. Там, на примере отношений коровы и быка объяснил, как надо поступать с женой. Ваське эта наука пошла впрок, Вера повеселела, и в положеный срок родила ему двух дочек, одну за другой.
Не прошло и пяти лет, как наша Вера стала уважаемой и лучшей работницей. Её Вася не давал на неё пылинке сесть. Был он Васькой-дурачком, а стал Василием. Наши бабы стали Верке завидовать.
Она работала на ферме дояркой. Так вот она утром ещё спит в своей постельке, а Вася за неё и коров подоит, молоко сдаст, прибежит домой, всё переделает по хозяйству, девчат приведет в порядок, накормит, а уж потом и Вера встаёт.
Вот и суди теперь, стоит ли за дурачка замуж идти, который тебя будет ценить и беречь, или за умных, которые отравляют жене жизнь. А девчонки у Веры умницы, да такие красавицы! Обе институты закончили, в городе живут, замуж повыходили, детей нарожали.
Хоть и пришлось Верке горя хлебнуть, но всё у неё устроилось. Она оказалась умной женщиной, смогла из дурачка сделать уважаемого человека. До сих пор живёт барыней, да моего Митьку благодарит за своё счастье.
- Баба Катя, - взмолилась Маша, - какое может быть счастье, какая может быть семья с человеком с таким заболеванием?! Это же совсем другое! Ваш Вася родился здоровым, а этот от рождения болен, да ещё Даун! Это же совсем другое дело. С ним не создашь семью, не жди детей. За ним нужно ухаживать, как за ребёнком! С ним я не смогу ни работать, ни учиться. Нет, об этом и речи не может быть.
Баба Катя тяжело вздохнула и поднялась со стула.
- Ну, смотри сама. Я хотела помочь тебе, чтобы ты вошла в богатую семью. Всё тебе досталось бы: и дом, и земля. И денег у них куры не клюют, на всю жизнь хватит. И работать не надо. Да и за него от государства что-то получала бы, по уходу.
Маша ничего не ответила. Больше к этому разговору они не возвращались.
Через две недели её вызвали в профком и предложили путёвку в санаторий. Маша оформила отпуск и уехала.
Санаторий пошёл ей на пользу. Острота обиды стала заглушаться. Она стала спокойнее спать, даже познакомилась с интересным мужчиной, проходившем там курс реабилитации после инфаркта. Он много рассказывал о своей работе, связанной с электроприборостроением. Маша даже представить себе не могла, что можно так много и интересно говорить об электричестве, о его свойствах и возможностях, об электрических явлениях в природе и среди живых существ. Он так всё доступно рассказывал, что Маша была полностью пленена его обаянием. И перед её отъездом домой случилось то, чего она всегда избегала.
Она не корила себя за то, что допустила близость с мужчиной. Нет. Она всё восприняла спокойно. Она просто решила изменить хоть что-то в своей жизни, не быть такой правильной. Чтобы было не обидно в другой раз, когда кто-то снова захочет облить её грязью.
Через месяц Маша поняла, что у неё будет ребёнок. Она так обрадовалась, что даже заплакала, когда врач сказал ей об этом. Ну и что, что у неё нет своего жилья! Зато у неё будет самый близкий ей человечек, маленький и желанный.
Баба Катя этой новости не обрадовалась. Ей совсем не хотелось слушать плач младенца, терпеть неудобства из-за чужого человека. И Маша ушла от неё, когда оформила декретный отпуск.
Она поселилась у тётке. Это была самая младшая сестра Машиной матери, самая младшая. Это у неё первое время остановилась Маша, когда приехала жить в Днепропетровск. Потом тётка ей ясно дала понять, что совсем не рада терпеть лишнего человека в своей семье. Да Маша и сама не хотела стеснять их, подыскивала себе квартиру.
Когда мужа тётки направили служить в Германию, Маша жила в их квартире четыре года, деля кухню с семьёй военнослужащего. Перед возвращением её родственников из-за границы, она перебралась жить к Амелиной Валентине, где и узнала о себе много интересного.
Теперь, узнав о её положении, тётка предложила пожить у неё до родов с тем условием, чтобы она снова искала себе жильё. Маша и сама знала, что ей и её ребёнку не будут рады ни в какой семье. Уехать к родителям на время декретного отпуска она тоже не могла.
Мать Маши часто твердила, что ей пора создавать семью, рожать детей, что она поможет ей, если будет нужно. Но когда она узнала о положении дочери, то взбунтовалась:
- Ты опозорила нашу семью, рожаешь без мужа, байстрюка! Этого я перенести не могу! Мне стыдно людям в глаза смотреть!
И Маша не показывалась. Она всё оставшееся до родов время посвящала поискам отдельной квартиры поблизости от того места, где жила её тётка, которая обещала помогать сама и присылать на помощь своих дочерей. Подходящего ничего не попадалось, кроме частных домов, где нужно было топить печь и носить воду из колонки. Её это не устраивало, потому что она знала, что рожать её придётся путём кесарева сечения, так как плод неправильно лежал. А после операции она просто не сможет носить воду и топить печь.
Она так и не нашла себе жильё.
У неё родилась дочь. Ребёнок был здоров, а вот сама Маша в течении восемнадцати дней температурила. Её окружили вниманием и заботой врачи и медсёстры, няни ухаживали за ней. И Маша выкарабкалась. Она была слаба и бледна, но жизнь не казалась ей складной и трудной. Теперь у неё есть цель, есть, для кого жить. И даже не пугало отсутствие своего уголка. Она даже хотела взять на воспитание мальчика, брошенного в роддоме ветреной мамашей, но врач убедила её, что ей ещё долго придётся набираться сил, потому что роды ей дались тяжело.
Через месяц после рождения девочки, за Машей приехала её мать. Она хоть и сквозь зубы, но предложила дочери поехать с ней. Внучку она даже не взяла на руки. Как потом выяснилось, ей позвонила Машина тётка и обрисовала ситуацию в самых тёмных тонах.
Делать было нечего, и Маша поехала с матерью.
В то время декретный отпуск по уходу давали до достижения ребёнком полутора лет. Все эти полтора года она провела как в пекле. Мать на каждом шагу попрекала её ребёнком, не разрешала выходить с девочкой на улицу, чтобы не видели соседи.
Маша каждый день умывалась слезами, но терпела, потому что ей некуда было уйти. Она ждала того момента, когда получит своё жильё, отгородится от всех, и будет заниматься только своей Маргаритой.
Она кормила ребёнка, а сама жила впроголодь, потому что стеснялась садиться за стол, особенно когда нечаянно услышала, как отец сказал матери, что «все понаехали сюда только жрать». Она приняла это в свой адрес, хотя в это же время в гости к родителям приехали её два брата с семьями.
Рита перепутала день и ночь. Днём она сладко спала в своей коляске, а ночью устраивала дебоши, требуя, чтобы её носили на руках, стояли у окон и показывали луну, звёзды и далёкие огоньки. В свои шесть месяцев она была неповоротлива, поэтому нужно было поворачивать её на бочок или спинку, так как она криком требовала, чтобы это делали за неё.
Маша всеми силами старалась утихомирить маленькую капризулю, чтобы она не плакала и не мешала отдыхать остальным членам семьи.
Засыпала девочка около семи часов утра, когда все взрослые поднимались на работу. В доме на целый день оставались только мать и Маша с дочерью. Казалось бы, что теперь можно было отдохнуть, но не тут то было. Её мать через каждый час-полтора приходила с проверкой чем занимается Маша. И если видела, что та легла отдохнуть, поднимала крик.
- У нас надо работать, а не отдыхать! Хозяйство большое, огороды, птица, мне одной не справиться со всем. А ты вылёживаешься! Если ты считаешь, что можешь позволить себе нежиться, то ты глубоко ошибаешься. Тут тебя и твоего байстрюка даром кормить никто не будет! И ничего с ней не сделается, золотая слеза не выкатится, если и поорёт немного. Только на пользу будет.
С трудом поднимая гудящую голову,Маша шла помогать по хозяйству. Что она могла сделать? Ведь она зависела от своих родителей.
Низ живота, где была операция, болел, швы огрубели и беспокоили, тело было слабым и противно дрожало. Но нужно было носить воду, поливать огород, делать уборку в доме и во времянке, стирать белье и готовить еду.