- Господи, Франц! Это было потрясающе! - Марина почти визжала от восторга, - И Джульетта... Шикарная актриса! И вы так хорошо с ней сыгрались! Будто вечно друг друга знаете! Как ее зовут?
Франц задумался.
- Её.... Ммм... Сара... Марчинелли...
- Здорово! Передай ей, что она неподражаема!
- Хорошо... - Франц задумался на минуту.
Автобусная остановка была пустая. Дождь еще не закончился и колеблющимся туманом нависал над дорогой. Высокий фонарь светил тускло и тоскливо.
- Марина, - продолжил он, - Я обещал Петеру остаться сегодня у него. Нам нужно срочно отрепетировать небольшую сцену для фестиваля... Ничего?
- Конечно ничего, милый! Жду тебя завтра!
- Спасибо. Езжай скорее домой. Уже поздно, - Франц поцеловал жену и вернулся на задний двор театра.
- Пока. Удачи вам с Петером, - послышался доброжелательный голос сзади.
"Странно, но в последнее время она меня немного раздражает," - недовольно подумал Франц и зажег сигарету.
Во дворе, естественно, стояли Петер и Ковальский. Чего еще можно было ожидать от режиссера, кроме как вытащить после спектакля несчастного уставшего любимого актера на улицу под дождь.
Петер улыбался и слушал немного похмелевшего Ковальского, изредка лицо актера сильно корчилось от боли (сердце все еще не прошло), но в темноте это было трудно заметить.
Франц тихо встал в тени и смотрел на беседующую пару. Дым прямой струей летел изо рта и, искривляясь и сворачиваясь, тянулся в небо.
- Ладно, Уленшпигель! Я очень доволен тобой! Вот, черт! Опять сигара потухла... Проклятые англичане... Так вот, доволен. И Францу то же самое передай, куда он кстати делся?
- Не знаю... Наверное пошел провожать жену.
- Жену? Она была здесь? Эта хорошенькая леди с подиума?
- Она всего лишь швея.
- Мда... Не лучшая работенка для такой красивой женщины...
- Она, кажется, любит свою работу.
- Любит? Ну хоть это хорошо...Ну ладно. Пойду я. Чао!
Петер ответил что-то на итальянском, и когда Ковальский отошел, снова, как возле гримерной, закрыл глаза и облокотился на каменную стену.
Франц продолжал смотреть, ему было грустно и паршиво от воспоминаний о жене. Восторженный голос, радость, улыбка... Как это все отвратительно у женщин... "Тьфу, - сказал про себя Франц, - нашел о чем думать..." Зажигая вторую сигарету, актер вышел из своего угла и ровным шагом направился к другу. Услышав шаги, Петер обернулся.
- Боже мой! Какого черта ты творишь?
- Прости... Мне просто очень плохо...
- Мне тоже.
- Почему?
- Сердце болит.
- Странно...
- Да бывает. Пройдет, наверное.
- Сейчас я докурю и пойдем, ладно?
- Ладно... - Петер достал лакрицу, но, взглянув на друга, положил ее обратно в карман плаща, - Дай мне тоже...
- Что с тобой? - беспомощный взгляд Франца ненмного испугал Петера.
- Я устал.
- Держи... Пойдем пока до дальней парковки?
- Ладно,пойдем...
И друзья медленно побрели по глянцевому асфальту, роняя пепел на его зеркальную поверхность и разглядывая собственные отражения на земле. Темные дворы и перекрестки, тишина... Только белый плащ Петера разбавлял окружающий мрак. Вскоре показалась большая хорошо освещенная площадка, заставленная машинами. Подойдя к охраннику и назвав какой-то номер, Франц протянул ему 100 евро, подписал листик и взял ключи.
- Ммм... Моя любимая машина, - сказал Петер, открывая дверь.
- Я знал, что ты обожаешь ее.
Франц повернул ключ и мотор недовольно зарычал, будто ругаясь, что его не вовремя разбудили. Тот же самый черный чарджер снова постепенно растворялся в туманном горизонте.