Город ждет. Я сдергиваю с себя остатки одежды. Смущенно сутулю плечи. Город улыбается. Без обнажения веры не бывает. Люди напряженно разглядывают меня, хмурятся, переговариваются о чем-то. Я поднимаю глаза к небу, начинаю молиться у на глазах у негодующей толпы. Город все еще чего-то ждет. Люди нервно хихикают. Я думаю о том, что уже слишком поздно жалеть о чем-либо, о том, что ничего не смогу изменить в себе, о том, что не слишком талантлива для столь тщеславной публики. Черт бы побрал стереотипы и требования, которые размножаются в головах у окружающих: каждое новое слово должно быть лучше предыдущего, каждое новое откровение должно цеплять за живое, каждый новый день должен приносить свет и радость в твою жизнь… Продолжать можно до бесконечности, причем некоторые законы «творчества» противоречат сами себе. Не слишком ли много правил для тех, кто называет себя свободным?
Я растягиваю губы в улыбке. Кланяюсь. Мне удалось справиться с молитвой. Толпа замолкает. Я облизываю губы. Они, ведь, собрались, чтобы вынести приговор. Присяжные палачи. Я начинаю говорить что-то. Язык заплетаются. Я стараюсь заставить себя забыть о своем дрожащем голосе. Главное – говорить уверенно, тогда тебя будут слушать, какую бы ты чушь при этом не нес. Кажется, по правой моей щеке катится одинокая слеза. Думаю я в этот момент об утюге, который забыла выключить, выбегая из дома, остальные «важные» мысли уходят на задний план. Мой речевой аппарат старательно произносит нужные звуки. Люди ненавидят меня за каждое произнесенное слово. Стоит мне замолкнуть, они начнут хлопать, думая, что увидели мою отвратительное нутро. Только такое зрелище может спасти их от окончательного бесчувствия: они наслаждаются своим превосходством надо мной. Я для них жалкое ничтожество, они хозяева ситуации, названые учителя. Они уйдут счастливыми, будут аплодировать до боли в ладонях, хотя уж им-то прекрасно известно, что я играю. Дай толпе, то, что она хочет, и она будет боготворить тебя, даже если у нее не найдется достаточно, чтобы признаться в этом.
Я начинаю смеяться. С неба падает пепел. Опять. Люди недоуменно оглядываются. Город готовится к осени, ему ничего больше нужно. Город ждет ее. Я пытаюсь скрыться от сотен пар глаз, бегу куда-то, закрыв ладонями уши. Холодно. Город сделан из пластилина, он растворится в пепле. Где-то в другой реальности дождь стирает с него всю чернобелость, а, если подняться на реальность выше, то соседи снизу стучатся в мою дверь, потому что их топит. Телефон звонит. Я смутно слышу знакомые гудки и соседские возмущения сквозь все шумы умирающего города. Я даже Божье молчание могу расслышать в трубке.
Город уже кашляет кровью. Тех людей, которые меня пытались слушать уже, наверное, не существует. Как же можно жить в этой расхлябанности и непостоянности? Неужели эти маленькие лживые мирки не могут существовать чуть дольше, чтобы можно было узнать людей лучше? Хотя… Толпы не меняются, они всегда надменны, они везде одинаково ненавидят , да и говорить людям приходиться, в сущности, одно и то же, только слова подбирают разные. Ответа на вопрос «зачем», мне так и не удалось найти. Обидно. Приходится быть одной и той же собой. Я первое время пыталась надрываться, выворачиваться мясом наружу, но, поняв, всю бесполезность данных действий, придумала красивое вранье и стала использовать его в качестве правды. Хочешь казаться честным – ври, как можно уверенней.
Я нахожу нужный подъезд. Господи, когда-то же это должно закончиться? Я просыпаюсь в новом городе, начинаю жить в нем (причем работа и имя находят как-то сами собой), но затем, как по щелчку, пальцев мир начинает меняться, люди превращаются в сгустки эмоций. Единственным способом избавиться от своих видений является некое излияние перед толпой, этакий сеанс коллективной психотерапии, где только одному единственному человеку удается выговориться. Остальные должны слушать. Молча. Чтобы быть услышанным необходимо молчать или, на крайний случай, говорить шепотом.
Я поднимаюсь на крышу. Город не доживет до своей осени. Вода смывает узенькие улочки. Неужели проблема заключается в кране и затопленных соседях? Наверное, я шизофреник. Нет, голосов я не слышу! И без них откуда-то знаю, что мне нужно сделать или куда пойти. Ключевое слово – откуда-то. Замкнутый круг какой-то! Каждый новый шаг скучнее предыдущего.
Я становлюсь на край крыши, смотрю вниз. Интересно, скоро здание начнет рушиться? Может быть, стоит сказать правду толпе, сказать о том, что мне жутко холодно обнажаться перед ними, что я ненавижу их за то, что они мешают мне идти дальше, что я люблю свою публику за ненависть ко мне, так как данное чувство пробуждает во мне чувство превосходства над ней. Черт, разве все это является правдой? А если нет? Если правда спрятана еще глубже, если она заключается в придуманном бессилие против несправедливой толпы? Или, может быть, я так долго и нужно врала, что потеряла правду? Слишком сложно! Для меня. Для одинаковых людей, которые снова и снова приходят меня слушать. Я закрываю глаза. Твердая поверхность под моими ногами начинает трястись. Сейчас!
Раз, два, три, четыре, пять! Я иду тебя искать.
Кого? Правду, что ли? Бред какой-то!
Меня будит кот (кошка?), который нагло бьет меня по носу лапой. Я щурюсь. Кажется, в этой реальности мне придется носить очки. Поднимаюсь. Что ж… Придется поговорить с Правдой наедине, если она найдется, конечно. Научусь разочаровываться, для того чтобы полюбить жизнь.
На автоответчике одно не прослушанное сообщение. Звонил Бог. Молчал.