Она родилась в маленьком местечке Телепено в Украине, в 1900 году.
Её назвали Фэйгеле, что в переводе с идиш означает "птичка".
Она пережила три войны: две мировые и одну гражданскую. Говорила, что выжить ей помог Бог. Да, её Бог помог ей прожить семьдесят шесть лет, и когда она умерла, её похороны были самыми странными из всех похорон, на которых мне когда-либо приходилось присутствовать, потому что никто не плакал... Суетился ее сын, мой отец; что-то приличествующее случаю тихо поднывала её дочь, моя тётка; сын тётки Юрий, старший внук покойной, отпускал сальние кабацкие шутки. Я не смеялся и не плакал. Мне не было ни смешно ни горько. Мне было страшно...
Было страшно, что возникает такая ситуация, когда никому не жалко, что человек умер. Для чего, для кого, с какой целью её Бог хранил её и помогал ей столько лет? В чем была сущность, ценность, смысл этой достаточно долгой жизни? Сколько я ни стараюсь, не могу вспомнить никого, кто любил бы её. Даже отец, посвятивший ей лучшие годы своей жизни и в большой мере из-за неё погубивший нашу семью, только делал вид, что её любит. Его рабское повиновение ей не было истиной преданностью, а диктовалось чем-то другим. Чем? Я не знаю. Наверно, отчасти это сыновний долг, отчасти просто привычка, ведь он прожил с ней вдвоём всю жизнь, других родных у него не было.
Конечно, можно понять, что пережитое горе и трудности ожесточают человеческое сердце. Каждый раз, когда я жаловался матери на бабку, мать отвечала мне, что бабку нужно понять и нужно простить, нужно считаться с тем, что бабкиного отца убили в революцию, братьев и сестёр расстреляли петлюровцы у неё на глазах, её муж - мой дед - умер от болезни и голода, и т.д, и т.п.
Конечно, перед этим списком бабкиных страданий я капитулировал, да и другие тоже, совестно же... А у неё, у бабки, совести не было! У неё - грубой, совершенно не образованной, я сказал бы даже диковатой, местечковой старухи - был огромный комплекс предрассудков, безумных причуд, совершенно не приемлемых для нормальных людей манер и привычек, но главное - это её чудовищный эгоизм, возведённый до религии и сочетающийся с тупым упрямством деревенской бабы. Её подозрительность не знала границ! Она выведывала, вынюхивала, подслушивала и подсматривала в каждую щель! Мелкие факты, собранные ею в течении дня, находили в её больной голове особое толкование и вечером оборачивались настоящим бедствием для меня и моей матери. Отец приходил поздно, и ещё в коридоре бабка перехватывала его и всегда искусно находила способ влить в него тот яд, который отравлял в его сердце всякие добрые чувства и заставлял его с порога накидываться то на меня, то на мать, а чаще на нас обоих. Сколько помню своё детство, чуть не каждый вечер ураганы скандалов!
Когда родители наконец развелись, бабка была очень недовольна! Уж не помню, что она там говорила, только знаю, жить ей стало скучно, потому что интригам её пришёл конец... Развод произошёл еще в 1969 году, но она терзала отца и умудрялась манипулировать и доставать всех нас ещё семь долгих лет.
Я противоречил ей всегда! Сколько помню себя, - все война с бабкой. Я не любил в ней всё! Не любил, как она говорила, ходила, смотрела, каждую интонацию её голоса, её отвратительные запахи! Я ненавидел её стряпню, необходимость уступать ей во всём, ненавидел её прошлое, за которое ей нужно было всё прощать, и особено ненавидел её Бога, которым она мотивировала и оправдывала свою жизнь и который, как она говорила, всё может...
Я был просто ребёнок и хотел мира в семье, хотел, чтобы не было стыдно перед детьми на улице за то, что она, моя родная бабка, за малейшую шалость, провинность, за мелочь, на которую нормальный человек просто не обратил бы внимания, желала мне в своих проклятьях страшных болезней, мучений и скорой смерти...
Я думаю, что если бы где-нибудь вели бы прием желчи от населения, бабка непременно была бы чемпионом мира по сдаче желчи.
Об отце же могу сказать следующее: несмотря на то, что он позволял бабке уничтожать его собственную жизнь, а также жизнь матери и мою, я все-таки любил его. Если не думать о бабке, то сам по себе он человек достойный. Доброволец, участник войны, работяга, энергичный, сильный! Но чем старше он становился, тем очевидней было то, что в нём довольно сильно сидит "бабка"...
Теперь, когда прошли годы, и родители мои состарились, и у меня у самого полголовы седины, я наконец понял, в чём заключалась суть того необъяснимого чувства страха в день бабкиных похорон. Это был страх, что бабка жива!.. Что она осталась жить в отце, во мне, будет жить в моих детях… что её чёрная, не заслуживающая прощения душа переселится в нас и будет именем Бога расточать мучения, грязь и зло…
Она родилась в маленьком местечке Телепено в Украине, в 1900 году.
Её назвали Фэйгеле, что в переводе с идиш означает "птичка".