Петр Самуилович Чмырсон был спортивным комментатором.
История умалчивает о том, как ему удалось пробиться в Останкино. Впрочем, она умалчивает и о том, как это удалось сделать девяноста процентам избранникам, имеющим некоторые сходства с Петей по внешности, а так же похожие по звучанию фамилии.
Дело не в этом. У каждого заведения свои правила, будь-то приют для бродяг или государственное телевещание. По таланту Петя Чмырсон был не то, чтобы впереди всех, но и, конечно, не сзади. Не в аутсайдерах. Этакий середнячок.
Вы спросите, а какой вид спорта комментировал наш герой? Ответ будет следующим: все! Все виды. Куда бы ни бросило Петю останкинское начальство, он неизменно выходил сухим из воды. Даже из женского синхронного плавания. Был такой случай, когда комментаторша попала по дороге в аварию, а Петя оказался ближе всех к месту соревнований. И он с честью принял на грудь столь нелегкое бремя; Петя откомментировал грандиозно по меркам мужчины, вообще не смыслящем в данном виде женских забав. Правда, он в начале передачи дал маху, объяснив телезрителям, что пловчихи закрывают нос зажимкой от белья потому, что у всех поголовно насморк; и, дабы вода в бассейне не засорялась соплями, пришлось организаторам прибегнуть к такой суровой мере.
После данного случая Петю Чмырсона повысили в должности. Потому что у лиц, приближенных к императору, была тайная установка: чем хуже и пошлее, тем лучше. Быдло, то есть народ, не должен поднимать голову выше уровня своего корыта. Жри, хрусти челюстями, чявкай. Хавай то, что дают.
Но все-таки мы должны заметить, что у Пети Чмырсона была своя специализация. Он вышел в большой эфир из шахмат. Да, наш герой раньше был шахматистом! Не выдающимся, конечно, но и не самым слабым. Выдающиеся не идут молотить языком у микрофона. Этакий золотой середнячок наш Петя Чмырсон был. Но почему «был»? Ведь мастерство, как говорится, не пропьешь! Поэтому Петя с особым удовольствием комментировал события на шахматной доске, которые происходили в матчах на первенство мира, разных крупных турнирах. Не только один Петя любил шахматы. Их поголовно любило всё начальство Останкино. Национальная игра, понимаете ли, тех 90 процентов, что трудились в телецентре.
Но вот однажды с Петей произошел такой случай. Он разбирал на демонстрационной доске партию из турнира в датском Копенгагене. Хороший турнир такой, заметный. И одновременно Петя брал интервью у одного из участников этой партии, датчанина со странной фамилией. Хой. Но на самом деле буква «о», что уютно примостилась посередине фамилии, писалась по-датски с черточкой наискосок и, естественно, произносилась немного иначе. Но Петя хорошо помнил опыт маститого предшественника, который упорно называл чехословацкого хоккеиста Халупу с ударением на первом слоге, тогда как у всех чехов подобные фамилии ударялись посередине.
Чмырсон дошел до разбора плодотворной дебютной идеи датчанина, сделал умный вид и произнес следующую фразу:
- И вот, благодаря оригинальной новинке на десятом ходу, наш собеседник получил небольшой, но крепкий…
В эту секунду Петю угораздило посмотреть на датчанина. Сделать эффектную паузу. Тот в улыбке обнажил белые зубы и, думая, что Чмырсон забыл его фамилию, выпалил в прямой эфир:
- Х*й!
Плешивый русский оператор по имени Пуся Снимсон с грохотом выронил изо рта вставные передние зубы, прямо под ножки телекамеры. Только он и Петя во всей студии знали, что вместо этого нехорошего слова должно было прозвучать «перевес».
Петя, покраснев как рак, вздрогнул и затравлено оглянулся по сторонам, словно ища сочувствия и поддержки у работников датской студии. Но те безучастно смотрели на растерявшегося «русского», ибо не понимали значения только что прозвучавшего словосочетания.
«Ну, всё, я пропал… Как некошерно получилось…» - подумал Петя, и собрав всю волю в кулак, довел передачу до конца.
Но дома, в Москве, Петю ждал триумф. Довольное начальство снова повысило бывшего шахматиста в должности, назначив его старшим телекомментатором Останкино. Появились отчетливые завистники. Вероятно, с их легкой руки к Пете Чмырсону намертво приклеилась кличка: «Небольшой, но крепкий…»
Всё бы шло как нельзя гладко, если б не одно «но». Поскольку Петя радовал начальство всё больше и больше, выдавая на гора немало перлов, за которые бы в старые добрые времена его жена мгновенно собрала бы чемоданчик с предметами первой необходимости; и они, сидя рядышком, покорно и печально ждали за окном урчащие звуки мотора черного воронка, то Петю помаленьку стали приобщать к отделу политических передач. Но те времена давно прошли, и их заслуженно заклеймили на всех каналах девяностопроцентного контингента трудящихся.
Накануне нижеописанных событий Петю Чмырсона постигла семейная беда. Он с ужасающей отчетливостью понял, что его жена Сима вряд ли в старые добрые времена стала собирать ему чемоданчик и совместно горюниться на диванчике. Сима изменила ему – нагло, открыто и некошерно. В том смысле, что она спуталась с сантехником Васей из соседнего подъезда. От Васи все время несло сивухой и звуками неисправного туалетного бачка. Петя при его появлении быстро уходил в дальнюю комнату, зажимая нос пальцами.
- В чем причина, Сима? – Петя, глотая слезы, пытался по телефону разобраться с женой. – Как ты могла?
- В том, что он оправдывает твою останкинскую кличку, а ты далек от её соответствия! – с жестокостью эсэсовцев Освенцима отрубила бывшая половина.
Петя запил.
Он хотел запить на месяц, чтобы потом его Сима, зашедшая забрать единственный забытый подстаканник, нашла его бездыханное тело и ужаснулась содеянному. Но получилось запить на сутки. Во время запоя Петя как в бреду повторял: «Небольшой, но крепкий Вася… небольшой но крепкий Вася…»
И он никак не мог отчетливо вспомнить лицо коварного соблазнителя жены.
Запланированное страдание прервал неожиданный телефонный звонок шефа.
- Чмырсон, срочно в Останкино! Выезжаем в Кремль на репортаж о награждении лауреатов искусства и культуры! Форма одежды парадная! Тебе три часа на сборы!
Петя, как ужаленный подпрыгнул на залитой слезами постели, побежал в ванную. Спустя назначенное время он был на месте. Шеф подозрительно взглянул на лицо главного комментатора, хранившее еще страдания поруганной любви, но ничего не сказал. Спустя некоторое время группа приехала в святая святых. После десяти тщательных проверок, когда Петя чувствовал, что приборы службы охраны в поисках взрывчатки просвечивают насквозь его заболевшую печень, их допустили в просторный зал.
Петя забрался на свое место комментатора и принялся за привычную работу. Он перечислял известные фамилии артистов, режиссеров, писателей, которые сегодня будут награждены орденами и медалями. Но тоска по утерянной жене с каждой минутой наваливалась на него все больше и больше. Петя умолкал, давая понять миллионам телезрителей, что паузы должны подчеркнуть величие момента; потом, встрепенувшись от ругани главного режиссера, что неслась из наушников, снова бубнил о высоких идеалах и заоблачных высотах мышления нынешнего главы государства русского.
Он всё время отвлекался на мысли об измене жены и облике коварного сантехника.
Наконец, раздались громкие аплодисменты: к микрофону из-за кулис вразвалочку выкатился глава. Петя с удивлением уставился на его короткие ножки и непропорционально большую голову.
«А по телевизору и, особенно в газетах он по-другому выглядит»… - разочарованно произнес Петя и внимательнее всмотрелся в лицо президента.
В этот момент его словно прошибло током! Он вспомнил! Вылитый Вася! Очень похож! Как же мог так забыть? Бывают же такие совпадения. Недаром Петя как-то прочел в одной статье, что на Земле иногда в двух или даже трех обличьях живет одна продвинутая душа, которая на том свете расщепляется на части и внедряется сразу в двух-трех младенцев.
И Петя от неожиданности такого открытия, забыв, где находится и что у него прямой эфир, внезапно выкрикнул:
- Да это же вышел наш небольшой, но крепкий… и назвал настоящую фамилию датского шахматиста.
Больше Петю никто и никогда не видел. Несмотря на то, что старые времена с шумящими моторами воронков давно были заклеймены большинством работников Останкино, а в новых была обещана полная свобода слова.