1
В этой стране жить так хорошо, что врачи даже приписывают своим пациентам от разных душевных хворей длительные сеансы последних известий.
Это Рай- маленькое экологически чистое государство. Там живут простые довольные люди, радующиеся и новому сериалу, и тёплому дождю, весёлой жизни, балующей иногда приятными удивлениями. Райчане очень гордятся, что живут в прекраснейшей стране, где Творец не зная покоя пестует их, и радеет непрестанно за народное благо. Они получают изобильную пайку и, не вынужденные работать, не загрязняют свой мир, и могут посвящать своё время физическому совершенствованию; потому что в Раю считаются неприличным не только отвисшие груди и живот, но и любая дряблость, складки, вялость мышц.
Однажды смятение охватило Рай.
- Согреш...Согреши!..Согрешили!-зашушукались, загудели, понеслось незнакомое слово по Раю, будоража всех невесть откуда взявшимся задором, обрастая слухами.
Два скромных гражданина, до сих пор ничем не примечательных, Адам и Ева, внезапно оказались в центре всеобщего интереса.
- Ах, Озорник! Ох, охальник!!- обнимали, охали, обсуждали совсем незнакомые люди и по-приятельски похлопывали по плечу обоих, завидуя не зная чему, но вызвавшему переполох, и пытались выпытать подробности, чтобы потом, гордясь своей осведомлённостью, первыми поведать другим.
Было мнение: “Пресечь! Примерно наказать, чтоб неповадно стало никому больше!”
Поговаривали, что Сам уж больно осерчал, вот и спустили такую директиву из канцелярии.
На склоне у большого камня собрали собрание. Пришедшие предвкушали зрелище, гомонили, ухмылялись, разглядывая натворивших нечто запретное, хоть и на вид таких же как все: бесхитростных, голых, кудрявых, застыдившихся перед взором сотен глаз.
Трубы запели аллилую Творцу, ангелы долго дули в них, пока не успокоилось сборище, подчиняясь чарующим звукам. Когда по замолкшим устам, по недавно вольным телам прокатился благоговейный трепет, заговорил Старший Брат, уже стоящий на большом камне.
- Братья и сёстры мои несмышлёные. Я глядел на ваши усмехающиеся физиономии, на неуместную вашу радость, и думал, что и я тоже поначалу отнёсся снисходительно. Ну пошалят, напроказничают. - Но меня...Нас поправили!
Его физиономия просветилась благочестивой радостью. Розовые крылья, хлопнувшись одно об другое, покорно сложились.
- Нам указали на нашу близорукость, разъяснили, что наше благодушие - это потворствование пороку, это расшатывание наших устоев. Эти с позволения сказать,..–он презрительно указал на обвиняемых, голос его зазвенел сталью.-..Влезшие в пучину разнузданного разврата, позорят славное имя гражданина Рая. Эти недобитые отщепенцы пытаются расжечь в нас самые низменные инстинкты. Они - зло, ржавчина, сорняки в нашем цветущем саду, тля. Пока она ещё не изъела наши чистые, нежные души и сердца, мы будем искоренять, истреблять. Мечом и пламенем выжигать, уничтоживать порок.
Протуберанцы, чиркая, сполохами отрывались от нимба Старшего Брата. Он облизал пересохшие губы, обозрел присмиревшую толпу. Всю сегодняшнюю ночь он ворочался, и злые языки верещали налетевшими воронами, мол, ему уже не видать вожделённой синекуры в канцелярии. Вещали и клевали эти разбойники в самое темечко, рвали клювами с него крылья. С раннего утра звонил он по кабинетам, но не застал ни одного архангела, а говорил только с каким-то ангелом-клерком. Тот сам не мог дать никакой директивы, но был груб, и орал, хоть у обоих у них - крылья одного ранга. Нет! Он обязан повести за собой паству, что осудит отступников, и предстать перед начальством мудрым поводырём - лишь тогда рассеется с его сердца смута.
“Мечом и пламенем, мечом и пламенем”- эхом проносилось над потрясёнными, испуганными собравшимися. Какие мудрёные слова произносит учёный Старший Брат! Послышались неуверенные хлопки. С другой стороны поляны поддержали их, но аплодисменты заглохли в толпе, оцепеневшей от незнакомых слов: “отщепенцы”, “разнузданные“, ”порок”.
- Когда наши враги из Ада ощетинились против нас ракетами и только ждут, ослеплённые ненавистью,..-в свете международной обстановки содеянное представлялось ещё более вопиющим
- ...Может вам захотелось туда, где заволокло небо чёрным дымом от мартеновских крематориев, выплавляющих сталь для смертоносных орудий. Или вы наслушались...
Адам и Ева, не вольны присесть, стояли, держась за руки, пригорюнившиеся, дожидаясь, когда наконец-то всё закончится. Еву тошнило уже несколько дней, с тех пор, как поднялся этот гвалт, но сейчас она чувствовала себя по- особенному плохо, и Адам, ощущая ладошкой её дрожь, страдал от невозможности забрать себе её нездоровье и облегчить мучения.
Их таскали в последние дни по инстанциям, разбирались, ругали, запугивали и обязали пройти это унижение, ничего не решающий показательный суд общественности. Они уже знали наверняка, что им вынесут в вердикте, слышали в кабинетах непонятные фразы, что “здесь –не общежитие с детьми”, уверились, что их сошлют не в Ад, как им сказали, “из-за дипломатических трудностей”.
- Когда наш Творец неустанно заботится...
- Слава Творцу!- кто-то истошно завопил, прервав Старшего Брата, и вся поляна вслед заскандировала: “Слава Творцу! Слава Творцу!! Слава! Слаава!! Слааава!!!”
У камня уже давились жаждущие выплеснуть из себя забродившие негодование и презрение.
Какой-то верзила первым раскидал всех и вскочил на камень.
“Братья! Друзья!!”- но мысли, только что переполнявшие его, уже оставили слабую голову. Он непонимающе озирался, будто искал беглецов.
“Ай!”-разочарованно протянул верзила и собирался покинуть трибуну, но мелькнуло нечто спасительное, и он кинул в толпу: “Не достойны!”, и сконфужено сполз с камня.
Ему зааплодировали, кто-то выкрикнул: “Позор!”
Народ подхватил лозунг, захлопал, затопал ногами, и воспарило над поляной: ”Па-зор! Паа-зор!! Паа-зор!!! “
Стайка птичек, рассевшаяся в кроне старого платана, взъерошившись вспорхнула. Ева удивлённо глядела на распалённую толпу с распахнутыми глотками и замкнутыми глазами, на неразборчиво перемешанных друзей, знакомых и недругов, одинаково повторявшихся от первых рядов до неразличимо дальних, сливавшихся в единый галдевший рой, преломлённый сквозь набежавшие слёзы в серую нескончаемую угрозу.
Опять и опять кто-то вопит : “Позор!” и снова извергается и летит единодушное осуждение. Кажется у вопящих уже нету сил, скандирование захлёбывается, но некто из последних сил кричит: ”Слава Создателю”, и несутся радостные громкие здравицы, орошающие сплотившихся усладой и воодушевлением.
Отзывающей дрожью отдается Адаму Евин страх.
2
Ещё полгода тому назад, до встречи с Отшельником, они с Евой ничем выделялись. Помнит Адам, как собрались побегать с мячиком в облачном кантри-клабе, и расслабиться затем в паровых ваннах с холодным пивком –получить обычное удовольствие.
Когда уже, возвращались, то на спуске на размякшей почве подвернулась у Адама нога. Ребята беззаботной стайкой убежали, а он медленно доковылял до удобного камня на пригорке, присел. Опухлость, наливаясь пугающей синевой, расползалась по подъёму стопы. “Вот незадача!”- Он прилёг на траву, чуть-чуть хмурясь от боли.- “Придется прыгать на одной ножке.” Был вечер, тепло, плыли облака. Ветер теребил его волосы, шуршала и гладила его трава.
-Ой! –внезапно услышал Адам чуть напуганный девичий голос.-Что ты здесь делаешь?
Над ним склонилась конопатая девушка, будто бы с копной свежей соломы вместо волос. С её грудей свалился и болтался на шее венок из полевых цветов, где больше других желтели одуванчики. Увидав опухоль, вскрикнула, подушечками пальцев охватила стопу и подула, остужая боль.
- А ты кто?
- Ева. Думала, одна здесь гуляю. Как же тебя, бедненького, так угораздило?-Она присела рядом.
- Поскользнулся.
- А я цветы собираю. Правда, красиво?- Ева придвинула свой венок. Адам пожал плечами. Они замолчали, и полулёжа, вытянув ноги, глядели на закат.
Далеко-далеко, за высветившими, словно приблизившимися пригорками; за укрытыми дымкой долинами, спрятавшимися в тени наплывших облаков; за неожиданно блеснувшей речушкой, отсалютовавшей и снова погрузившейся в себя; за всеми раскрывшимися, скачущими по холмам горизонтами, растворяющимися в слепящих лучах - готовилось ко сну солнце. В разлившемся зареве суетились облака в свите, облачённые по этикету в жёлтые, оранжевые, розовые и пурпурные наряды, выстроившись в причудливом параде, чтобы передать его величеству пожелания спокойной ночи и упредить святейшие капризы.
- Здорово!- Воскликнула Ева.
- Что?- не понял Адам.
- Н-нет! Нет! Совсем не так! Это фальшиво. Нет-нет!!-Кто-то неожиданно ответил им сердито и страдальчески. Отдыхавшие увидели взмывающего ангела, узнав в нем Отшельника, волочащего громоздкое облако. Его пожелтевшие истончённые крылья просвечивали, выделяя тёмные мокрые пятна пота. Ангел взмахивал крыльями часто и, представлялось, понапрасну, почти не колебля воздух. Наконец он отлетел, осмотрелся. Теперь облако, пронизанное оранжево-малиновым светом, отстроченное сиянием, выглядело надутым и загадочным министром, спешившим сообщить его превосходительству: “Ваше Величество, завтра будет ветрено. Вставая утречком, уж пожалуйста, не простыньте!”.
Удовлетворение на мгновение проступило на лице ангела, но тут же было отброшено ухваченным несовершенством в сложной меняющейся композиции.
-Что за мещанские рюши с завиточками .Китч! Бездарность!! - Раскатами отражалось от облаков. Ангел воспарил навстречу заходящим лучам. Добавляя охры, свечения, наполняя воздух заревом, перекраивая, меняя светотени и очертания облаков, оттеняя лучи солнца - добивался Отшельник в казалось совершенной фееричной картине понятной одному ему объёмности, страсти, апофеоза. Его глаза заливал пот, обжигало солнце, а он упрямо не отступал:” Нет! Ещё немного по-другому.”
Наконец-то опустился ангел на холм, и, увидав гостей, устало воскликнул:
- О-о! Пришли зрители!! В кои-то века!
Отшельник запыхался, нимб вокруг его головы едва поблёскивал. Он по старчески долго не мог отдышаться.
- Отдохну чуть с вами.- И присел рядом, взлохмаченный, мокрый, провонявший потом, с неопрятными скатышами пуха на перьях, с обгоревшей бородой.
- Как красиво!-восторженно воскликнула Ева.
Отшельник пристально глядел на закат.
- Скажи ты. –Толкнув приятеля, потребовала поддержки Ева.
Опять непонимающе махнул головой Адам. ”Закат, как закат! Красивым может быть гол, забитый из трудного положения, или цветы на клумбе, а не эти полевые, вон, уже начавшие увядать. Вообще, говорят в Раю только про восход и про зенит.”
Ангел взглянул на Адама, грустно и понимающе кивнул. Потом, увидав опухоль, воскликнул в сердцах:
”А-аа! Приятель.”- Засуетился, потянулся, провёл ладошкой над ступнёй, обдав Адама потной вонью. Тёпло обволокло стопу, растапливая боль, опухоль потускнела, рассасываясь и сходя..
-Для чего всё это делается? - благодарно спросил Адам.
Но Отшельник не слышал. Заворожённый мыслю, он вглядывался туда, где огромный оранжевый диск, почти касался горизонта. Забыв про усталость, он поспешил к своей картине, опять коверкал, и перетаскивал достигнутое совершенство. Теперь кружевная вуаль из облачков укрывало от любопытных готовящееся к сну, переодевающееся солнце.
- Сходить тебе всяко надо завтра к врачу,- посоветовал вернувшийся ангел и, не договаривая, усмехнулся. Адам понял: “Припишет он тебе по двадцать цитат Творца по утрам и перед сном.”
- Ты чего-то меня спрашивал?- вспомнив, продолжил ангел.
- Для чего всё это? Ну-у, э..Для чего так тяжело трудиться?
-Чтобы смотрели.- Не нашёлся Отшельник. Задумался. - Кто-то изумится, у кого-то схлынет тяжесть с души, кто-то станет лучше. - Ангел недоумённо шевельнул крыльями. - Красиво, ведь! Так?
Адам пристыжено замолчал, а Ева вдруг расхохоталась, вскочила, и заливаясь весёлой насмешливой трелью, побежала, остановившись у цветущей яблоньки.
- Не понимает, не понимает!! – звонко и незлобно неслось в неясную даль, тронутую уже лёгкими сумерками. Цвет исчезал, и проступали силуэты. Улыбающаяся Ева с мягкими округлостями отсвечивалась яблоневым светом.
- Вот уже яблони зацвели!. –загрустил Отшельник. ‘’Как же время неумолимо!”-Адам прочитал его.мысли
- Отдохнул немного, и пора... Приходите ещё, всё - не один буду...
3
На камень уже забралась черноволосая девка, с пучком фиговых листьев в руке.
-Товарищи! Это что ж такое получается. Мы всегда играли вместе, и не было между нами никаких различий и неравенств, никогда никто ни на кого не посягал, не возникало никаких там грязных помыслов, поползновений. А что же сейчас? Значит, получается, нельзя уже честной приличной девице выйти голой? Вот оно как, да?- добавила девушка с обидой в голосе и неожиданно судорожно присела, поджав локти к грудям, прикрыв листочками курчавую поросль на лобке, и застыла так, вся сжатая, потом вымученно и извиняюще улыбнулась и, как была враскорячку, так и сбежала с камня. Кто-то смущённо отвёл глаза, кто-то, наоборот, смаковал исподлобья, даже кто-то свистнул и заулюлюкал, но был отдёрнут. Ева чуть наклонилась, налегла на Адамово плечо, ища защиту.
Что-то запало. Обычно просыпаясь, ещё не раскрыв глаза, думал Адам о Творце, ощущая усладу, наполняясь на весь день бодростью. Теперь ненароком привычный образ сменялся образом ангела, перетаскивающего облака, изнурённого и провонявшего потом, увлечённо рисующего. Мелькал и Евин мягкий силуэт, и тогда звенел её заливающийся колокольчиком смех.
Обычная беззаботная жизнь теперь казалась Адаму выцветшей, как краски в слепящий полдень. Однажды не пошёл играть с ребятами в футбол. Что-то соврал, промямлил, видя в их взглядах глядящее на отступника недоумение. Весьма удивился, когда встретил на горбатом холме Еву. Её очень позабавило, что они не сговариваясь, пришли одновременно, и она заходилась смешками, безпричинно начинающимися, и резко обрывающимися. Сорвав цветок, она всунула его в Адамовы кудри, и задразнила Адама: “Красиво. Ага! Красиво.”
Над ними собиралась огромная чёрная туча, заволакивающая мглой с севера дальние просторы. Потом темень поглотила близкие холмы, выдавливая чернотою сжимающееся пространство, и только серые камни выбеливались и высвечивали издали. Зашелестели деревья, побежало по растительности нетерпеливое волнение, страх, или ожидание. Забились по норам и гнёздам звери и птицы и там молились о благополучии. Приглушённо, вдали сорвался ещё не сильный гром, разведчик и, повторяясь в отражениях, долго хрипел и откашливался. Его сменил другой, рокочущий ещё громче, ожидающий команду, чтобы на огненном коне промчаться из одного края мира в другой, разорвав небо. Тогда из прорвы полоснут огненные стрелы, завопят раскатами иерихонские трубы и разверзнутся хляби небесные. Побежал куролесить ветер, вырывая деревья, ломая ветви.
С южной стороны неба солнце, спрятавшись за лёгким облачком, обозревало предстоящее поле сражения, глядело на раскинутые в стане врага камни – пунктирные стрелки предстоящих атак и отходов. Противник щеголял своей мощью, хвастливо наливался синью, собирал в себя подплывающие чёрные фрегаты, выстраиваемые в неисчислимые кагорты. ”Сражение неотвратимо. ”- думало солнце.- “Примем бой. Но не обнажим сразу свои лучи и не доверимся ветреным союзникам. Переждём, пока прольются вражеские силы, и тогда во всю свою мощь мы засветим над поверженным врагом, одаривая теплом каждую былинку.”
Друзья, испугавшись непогоды, совсем забыли об Отшельнике. Он вдруг вынырнул перед ними из тёмной тучи, весь мокрый, всклокоченный.
- Давайте быстрее, время не ждёт!-он сунул им длинные-длинные сачки.- Вон то облачко, я сам не успеваю,-спеша говорил ангел.- отгоните его от солнца. Пусть оно раскроется на время, оттенит светом синеву в туче и высветит даль. Симпатичное перистое облачко оказалось мокрым и мутным месивом, в котором вязли сачки. С непривычки заболели руки, спины, и Адам уж бросил бы нудное непривлекательное и, пожалуй, глупое занятие, если бы не натыкался бы на прикалывающиеся насмешки Евы, с завидной весёлостью машущей сачком.
Потом ливень обрушился долгим потоком, засверкало молнией извергнувшееся небо, грохоча по холму, неся разрушения. Друзья стояли под деревом, придавленные усталостью и непогодой один к другому, и хлюпали носами от холода. Руки, ноги, спины у них стали ватными, отдающие ноющей болью, а ладошки щипало и жгло от лопнувших волдырей. Невдалеке раскатом разорвалась крона дуба. Оторвавшаяся ветвь, обугливаясь, зашлась нервным пламенем, скручивающим со зловещим шелестом почерневшие листья. Напоследок ударил град, сбивая и пригвождая к земле листву, мгновенно обелив и выстудив землю. Градины, отскакивая от ветвей, больно лупили, и приятели пережидая плотнее прижимались друг к другу.
Всё вдруг закончилась. Насупившаяся природа считала потери. Просветлело небо, смешиваясь с белизной земли, слепя и убеждая мир, что пронесло, и ненастье позади. Встреченная улыбка сверкнула ответной, вспыхнула смешинка, подхватив друзей. Стали забавляться, бросая один в другого белыми тающими виноградинками, закружилось прыг-скоками веселье по раскисшей почве. Терпким хмелем сквозь хохот отдавал пот, и пляска, отвергая сковавшую ноющую тяжесть, наполняла довольством и, отчего-то, гордостью.
- А говорили, устали!-Отшельник появившись, сел, опираясь на крылья.- Молодежь!!
- Ой, мне вначале так страшно было..-затараторила Ева, они снова присели рядом с ангелом.
- Задумал, стало быть, устроить представление, подобное Армагеддону, да силы уже не те, постарел. Так, дождик прошёл... Вон и солнышко выглянуло.
Не просто выглянуло, а припекало победителем, быстро слизав белых захватчиков, грея и сходя милостью к пострадавшим и поверженным.
- А вы - молодчины! Помогли. –продолжил Отшельник.
- А что это такое, дедушка?
Ангел долго, пока солнце совершало свой триумфальный круг, рассказывал о многом. О сражении Добра со Злом, совсем ином, чем гипотетический ответ Рая на агрессию Ада. Потом он говорил о веществах, звёздах, энергии. Рассказывал о круговороте жизни, о таинствах рождения и смерти, о видах растений и животных, о эволюции, о жестоком равновесии в мире, где выживают сильнейшие, поедая других, и каждая жизнь выживает, находя свою нишу.
Приятели, удивлённо впитывая, посвящались в захватывающие глубины знаний. Непроизвольно Ева прижалась к Адамову боку, и Адам машинально обнял её. Всё, что им внушали в Раю, казалось теперь застывшим, затхлым, плоским. Выполз откуда-то хитрый змей и, забравшись на самый верх камня, заслушался, вбирая в себя и тепло, и мудрость. Когда погрузился солнечный диск за горизонт, уставший от долгих объяснений ангел улетел, а Ева спала на Адамовых коленях.
Скованный не потревожить, ждал Адам, пока она не проснется, и терпел всё более отдающуюся онемелость ног, затёкшую усталую спину. Поднявшийся со спящей долины сумрак обеспокоил Еву холодом: она не просыпаясь, поджала коленки, упрятав ладошки между ними. Вылезшая луна осветила её, он умиляясь глядел на безмятежное круглое личико, на мягкие мясистые плечи и груди, вздымающиеся с дыханием, на кроткий ротик, посапывающий сонную песнь. “Вот она какая - красота!”-думал Адам, поёживаясь, поддаваясь сковывающему его сну, обнимая спящее озябшее тело, ещё успев восхититься гладкой и прохладной податливостью.
4
- Братцы!- На камне стоял Бен-Аба, приятель Адама.- "Виноват ли Адам?"- спрашиваю я.- "Он ли первым вкусил запретный плод? А потом, захмелев и почувствовав вожделение, это ли Адам стал соблазнять Еву?-"Нет! Совсем наоборот! Это девица захотела пищу богов, возжелала познать секреты творца. Это она завлекла этой яствами Адама, обворожила его, навела дурь на его голову.. Ой, зачем ты, Адам, путался с женщиной, что лишь кость от костей наших, только плоть от нашей плоти, без той искры, что подарена нам?!
Особо скажу о коварном змее, провокаторе..
“Рептилию-то за что оболгал?.. “
Беспокоясь и виновато Адам взглянул на изнурённую, почти отсутствующую Еву, взял её под ручку. Бен-Аба встретил его вчера: “Не дрейфь! Не дадим тебя в обиду.”- И хлопал по плечу. “Уж лучше бы молчал!”
Однажды в самый обычный, установленный расписанием день, тёплый, с легким ветерком, они сидели на том же камне, где встретились впервые на горбатом холме. Ева особенно веселилась и шкодила, так и лезла в глаза, заливаясь звонким колокольчиком. Адам тоже с наслаждением обнимал её шелковистое тело, рассказывая вспомнившееся смешное. Она вдруг прильнула к нему, губами коснулась его щеки, и странно так, с чмокающим звуком, захлебнула её, намочив слюной.
“Изгаляется!”-Адам вытер щеку. Чудно, но ему ещё захотелось выносить Евины хохмы, шалить с нею, и также, как она, касаться её губами. Она вдруг вырвалась, игривой походкой подбежала к вызревшей яблоньке, усыпанной праздничными плодами.
- Стой!-забеспокоился Адам.
Ева с бравадой сорвала яблоко. Адам испуганно зашептал цитаты Творца, чтобы распугать просочившихся бесов, но чёрные букашки в глазах не стали разлетаться, лишь Ева сияла бесиной во взгляде.
“А-аа! Дьяволова девка! А он-то с ней столько времени!..”
-...А то будешь отверженный маяться..- проголосила она псалм. Тут же задорно, не забыв однако выгнуть шею так, что при происходящем ужасе всё равно захотелось её чмокнуть, надкусила плод. Потом подала его с искусительной ухмылкой другу. “Обворожила колдовством мою волю… “ – кусал покорно Адам кислое яблочко, под взглядами паясничающих лазутчиков Ада в Евиной усмешке.
Не сразила их кара, не постигло раскаяние, не умерли они обещенной смертью, не застыли навечно соляными столбами. Только мир чуть помутился сквозь красную наливную мякость, и поплыл, преломившись, в довольстве, да заныли в оскомине зубы.
Мимо полз змей.
- Шшьо? Шьели!-зашипел он и, то ли возмущаясь, то ли угрожая, заизгибался, засвистел, поигривая длинным раздвоенным язычком. Потом вдруг струхнул и, шарахнувшись с маху за камень, уполз, только шебуршала трава под ползущим телом.
- ..Шел штутять!
Подружка раскатилась признательным добродушным смехом. "Куда ж в ней задевалось всё бесовское?!” Вытянув губы, парень потянулся за заслуженным призом, но Ева, вроде бы подавшись, игриво отстранилась.
- Побежали! – полетела по склону, распахнув крыльями руки, замелькав округло-мясистым смеющимся облачком. “Невообразимая!”- с нежным восторгом умилялся хлопец, яблочный сок уже бродил в его теле.
Он побежал вслед, и чертята, засевшие в нём, галдели и подбивали проучить Еву, сорвав с неё много-много чмоков.
Далеко внизу холма, за рощицей была река. Пришла придумка, Адам припустил в сторону, где река подходила гораздо ближе, и холм обваливался в неё крутым обрывом. Никто ещё не прыгал здесь. Надо сильно разогнаться, пролететь над поросшей сушей и достигнуть воды.
А!Дрейфишь?!-демоны подстрекали его, он и сам раззадорился, увидав краем зрения, мчащуюся к нему Еву. Адам полетел, а бесята остались на обрыве, и он наедине отрезвел, но неуспев наполниться ужасом, как, разорвал гладь, и отразившись от глубин, выскочил, плюясь заглотанной водой. Нарастающее визжание пролетело мимо и разорвалось всплеском, Ева плюхнулась рядом, и, вынырнув, дурашливо загорланила. Они надурачились до упаду, и выбравшись, изнеможённые, уткнулись в траву. Тянуло в сон. Его разбудили Евины прохладные пальчики, чуть ощутимо ползшие между лопатками. Кожа вслед прикасновениям отзывалась пенящимся в тихом ликовании слоем лопающихся пупырышек. Неописуемое блаженство! О нём не упоминалось в Учениях, не говорил Отшельник, и даже ребята в тесных беседах никогда не хвастали. Совсем не райское наслаждение!!
Однажды в какой-то праздник в столовке, где они уплетали пайку, читая на бегущих строках откровения от Творца, им подали вкуснейшее питьё. “Райское наслаждение!”- восхищались тогда. – “Напиток богов!” “Что вы?- Не касались его тогда её пальчики, не смеялась Ева в кружащем хороводе.
Адамова рука поползла в прикосновенном восторге по телу подруги. Скосил разомлённый взгляд на неё, изумился: “Какая же она прекрасная! А он только недавно прозрел.”-cон отступил.-” Да все женщины Рая несравненно красивее мужской половины, а Ева-лучше всех!”
-Ты красивая!
-Да?!- смутилась Ева, и снова недоверчивые бесята выпрыгивали из её глаз.
-Ещё, когда ты спала..Тогда. Й-я разглядел.
Он однажды спросил Отшельника: “Что это такое-красота? ” . Тот задумался: “Может быть, это предпочтение?”
“В свой день отдыха создаёт женщин Творец – хобби у него такое. Уже всё создано, и не болит голова о сроках. Извивает Мастер для своего удовольствия статуэтки из рёберной кости. Думает свою думку, лепит, превосходя себя, и потом, вдохновляясь, вдыхает в них жизнь.”
Он гладил, как бы лепил её, возбуждаясь, ощущая незнакомый усиливающийся зуд; разогнанная кровь тревожа густела кусочками.
-Как несёт яблоками от тебя!-прошептала Ева, и он тоже вдыхал её волосы и кожу, и чуял неизвестный, чуть тошнотворный и манящий, настоянный на поте, сладко-кислый дух.
Вражеские диверсанты, пировавшие в его теле, продолжали свою подрывную деятельность и требовали решительных действий.
“Она твоя! Окучивай!!-шептали они.-Тебя ждут настоящие, сатанистские удовольствия.
Адам не понимал чертят и погружался во всё усиливающееся беспокойство от того, что его отросток набух и вырос, превратившись в бутон, что вот-вот лопнет каким нибудь дурным цветом.
“Ох и напрасно мы это яблоко искусили, теперь надолго запрут его в больничку, и будет он исцеляться, зубря Полное Собрание Сочинений..”
-Зря мы это яблоко ели!!- он воскликнул с плохо скрываемой нетерпеливой дрожью
Ева скользнула взглядом вдоль его тела, он успел поймать в её взоре перемешенные отвращение и восхищение.
-Надо бы было не рвать, а поднять падалицу – она бы слаще была б.
Адам, пристыженный, отвернулся, почуяв в себе дикого зверя со вздыбленной шерстью, застывшего перед прыжком.
-Что с нами будет?
-Где мне знать? Ты такой умный! Жду я чего-то такого хорошего-хорошего.-Ева порывом склонилась к Адаму, соски её отпечатались на его груди-Миленький мой!
Он в ознобе обнял её, как смял.
- Глупенький мой неуклюжик! Всё хорошо, всё будет хорошо!
5
Старший Брат напряжённо обращал взор на восток. Давно пора закруглять собрание, но не прислали пока никакой директивы, а он, искушенный, уже давным-давно постиг истину, что инициатива наказуема.
Они с Евой, когда их отпускали с допросов и взбучек, обсуждали с Отшельником свою участь
- Вероятней всего, на землю. – внезапно вслух, когда они разговаривали совсем о другом- рассудил Отшельник.
- Что?- одновременно воскликнули оба, почувствовав одинаково, как вдруг их языки провалились в ледяную стужу: любой вариант казался самым ужасным.
- Идёмте,-Отшельник был немногословен и спокоен.- Я покажу.
Он взлетел и повел их через колючие густые кусты терновника, переплетённые вьющимися лианами. Они карабкались, исцарапавшись до крови, а Отшельник сверху подсказывал, куда лучше ступать. Добравшись до гряды, отвесной с солнечной стороны, они отдышались.
- Потихоньку!- предложил им ангел, ставший на выступ обрыва.- Только Ева... Я подстрахую. Чтоб голова-то не закружилась.
Глубоко-глубоко плыли белые облака, а за ними в неясной дымке выглядывало нечто простирающееся и тёмное, тянущее взгляд вширь, пока само не терялось за облаками, или уже не различалось в мареве.
- Вон она! Земля.- послышались в восклицании ангела восторженные нотки,
а друзей от невообразимой глубины, слившейся с неясной темнотой, прихватил страх, и они, примерзшие, не могли шевельнуться. Впившись взглядом вниз, держась для страховки руками за скалу, они постепенно различили едва угадывающиеся цветовые оттенки и переходы. Огромное тёмно-синее пятно менялось на зеленоватый оттенок чёрного, внутри которого угадывались тёмно-коричневые пятна.
“Неужели там можно жить?”- опять кружилась и плакала в их душах пурга.
-Вон- мечта моя!- засветился Отшельник, и опять замолчал, вместе с друзьями глядя в бездну.
-Однажды я глядел так,- продолжил он через порядочное время.- День был по особенному ясный, ну-у, проникновенно прозрачен. Все облака опустились туда,- он показал рукой в пропасть.- Среди белых морей, прямо подо мной был узкий просвет. На самом дне, там, где чернела земля, я внезапно увидел отражённые звезды, будто ночью. Удивительно! Пока облака не затянулись, глядел.
Он замолчал, смотря с друзьми в пропасть.
-Непостижимая красота! – нечто неведомое виделось в бездне Отшельнику. Пойдёмте посидим, а то – как бы не сорваться.
- Когда-то давно, я тоже был обыкновенным жителем Рая. Однажды я гулял здесь, по горбатому холму, и также, как и вы, соблазнился райским яблочком. Не по какому-то своему или чужому коварному замыслу – случайно: вон сколько спеет всяких плодов. Вот и забыл совсем об запрете, попробовал, даже не съел, такое оно было неспелое, твёрдое, и кислое, что от оскомины скривило мне рот.
Отшельник тут засмеялся, отчего речь его стала невразумительно шамкающей.
- Удивляюсь, как такой непорядок, такое опашное дерево оштавили в Раю. Здесь же шё шуществует по воле одного шущества, и только для того, чтобы ублажать наши постоянно раштущие потребности. Это ж вам не какая нибудь там вшивая демократия ш множеством бошков. Не доглядели! – развёл он руками.- Неувязочка- ш вышла.
И продолжил монотонно старческим, чуть подвывающим голосом
- От кислоты ли, уж не знаю, мир распластался в моём сознании, разбился на грани, предстал в движении, во взаимодействии и борьбе, в неустойчивом равновесии противоречий и устремлений. Ну, совсем стал непохожим на лубок со святыми ликами и на святочные рассказы о чудесном созидании всего и всех враз в одну страдную неделю: ..Была тьма над бездною и Дух Божий носился..”, “Да будет свет, и стал свет." Яд всё глубже проникал в меня; мозг мой, вместо того, чтобы радоваться со всеми дарованным нам Творцом гармонией, стал вникать, изучать жизнь окружавших меня животных и растений, отслеживать круговорот звёзд. Помню этот навязчивый кошмар, ломку, непрестанный зуд открытия, неотпускающий даже на сон, когда мозг без перерыва, перегреваясь, перерабатывал и искал в массах породы изученного новые факты познания. Иногда всё-таки случалось, что просветлялось в мозгу, нащупывались закономерности и делались открытия. Тогда не было более гордого существа, чем я. Но даже в те счастливые минуты я, пусть и притуплённо, всё же осознавал, что опьянение обязательно сменится похмельем, что наркотик принятый мною от попробованного яблока, заставит меня снова искать бреши на границе познанного, натыкаясь в тьме на непроницаемые оболочки. Высеклось, не истирается в памяти то ощущение своей побитости, когда мрачный мир плыл сквозь натянутый на меня фильтр, отсекавший весь радостный спектр, сквозь беспросветную пелену думок о своей никчемности, которыми я пытался зализать ранки, и только сильнее раздирал своё самолюбие.
В те минуты я особенно страдал от одиночества. Тогда ещё не было практики устраивать суды, порицать, изгонять, но я стал изгнанником: мои прежние друзья потешались надо мною, блаженным в себе, что не держится стайки, и не умеет со всеми радоваться жизни, брезговали они заразной чужой неудачливостью.
Прозвали меня Отшельником. Я уединился здесь на горбатом холме и постигал мир в одиночестве. Слышал, конечно, о Великих Еретиках, как я стал понимать, великих учёных древности, но их труды, если не были ссожены, то хранились в закрытых фондах верхних недоступных этажей канцелярии. Слышал я и о блестящих умах, находящихся в Аду. Так ведь же- враждебное государство, не добраться-то. Вот и пришлось открывать открытое, постигать всё своим трудом.
Однажды, когда я заболевал, меня всего ломило, я почувствовал зуд на спине, только усиливающийся со временем. Не в состоянии дотянуться руками, я терся об камни, об стволы деревьев. Я уже знал травы, делал натирания, но зуд и припухлость на спине только наростали. Это росли крылья. Не знаю уж, кому это потребовалось.
Они сидели в тени смоковницы. Её расплющенные заскорузлые корни цеплялись за скалу, обхватывая камень со всех сторон мозолистыми пальцами, нащупывая трещины, и разрывая глыбу, камень в отместку раздавливал фигову плоть. Так они и прижились, обнимая друг друга, много-много веков назад.
- Случайно с этого откоса я и впервые увидал землю. Помню, как охватило меня завораживающее состояние оцепенения, а мозг в это время, как вулкан, извергал кипящие загадки и открытия, и струилась пузырьками радость. Потом я взлетел, и впервые разукрасил облака. Стал я прилетать сюда за вдохновением, да и просто за душевным покоем, меня зачаровывала, манила неизвестность там внизу, и хотелось хоть бы раз увидеть совсем другой мир.
Как бы это объснить? - он хлопнул себя в грудь,- Здесь ощущение несовершенства, что я не достиг главного, что все откровения, знания и открытия-это только инструмент для созидания, творчества..Вы счастливчики! Станете хозяевами первозданной планеты, разнообразной и огромной, совсем не такой, как маленький плоский блин Рай, как ухоженный и прилизанный национальный парк Эдем. Это дар вам, это – свобода! Там не укажет вам, как поступить, мудрая руководящая рука, и нет замшелого нетленного свода правил. Вы будете там поступать по своему опыту, мудрости. Да, делая иногда ошибки, но будете хозяевами.
Не бойтесь - вы справитесь, вы уже почти очеловечились. Насчет опасений неизвестности- так простите старика- я скажу вам, что без невзгод и трудностей не постичь мудрости, а без труда и мудрости не удержать свободу.
Я просто завидую вам..
6
Наконец-то явилось на горизонте тёмное пятнышко, выросшее вскоре в жёлтое канцелярских цветов и, слава Творцу, казённых форм дрожащее облачко. Старший Брат, трепеща крыльями, приветствовал приземлившегося Топ-ангела. Тот подлетев к большому камню, с начальственным недовольством оглядел столпотворение. Старший брат зашушукал, зашелестел крыльями, успокаивая народ. Топ-ангел отщепил косточку под крылом, достал папочку с отпечатанным текстом – он был достаточно ответственным клерком, чтобы не болтать отсебятину. Замолчал люд, угомонились вдали птицы, ветер сник под суровым взглядом снизошедшей шишки. Тор-ангел стал читать многократно выверенный и утверждённый документ. В преамбуле вслед за здравицами и перечнем достижений прозвучала похвала Старшему Брату за бдительность и оперативность, но озвучена она так вяло,лишь усилив опасения Старшего Брата, что настоящая разборка его роли и ответственности предстоит в будущем за закрытыми дверями.
Развёрнутая часть выступления, где давалась оценка содеянного, началась с положения о дарованной Творцом привилегии жить в государстве Рай, соблюдая законы общежития, и все жители..
Видимо здесь в тексте была ремарка, потому что Топ-ангел оторвал взгляд от написанного, оглядел толпу.
-Вы все соблюдаете наши законы общежития, и радуетесь...радуетесь,что живёте в нашем передовом государстве.
Толпа ответила единодушным громким согласием, позволив Топ-ангелу вернуться к написанному.
-Очень редко, однако, случаются у некоторых паталогические отклонения, и они теряют чувства радости, товарищества, теряют духовность, связывающую их со своей ячейкой общества, и тогда неизбежна полная деградация этих ,-верховный представитель произнёс с уничтожающим сарказмом.-индивидуумов.
Наконец-то зазвучала всеми давно ожидаемая резолютивная часть повеления.
“..И выслал их господь из сада Едемского, чтобы возделывать землю..”-Громом разносился приговор.-“ В поте лица твоего будете есть хлеб...Со скорбью будете питаться от земли во все дни жизни вашей.” Справедливо карая неслухов, немилосердный Господь, повторённый голосом Топ-ангела особенно разгневался на женщину: “.. умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей.. “
Давно уже сдерживавшая плачущий комок, Ева зарыдала. Адам успокаивал, обнимал подругу.
-Всё будет хорошо!-повторял не очень убедительно Адам.
Я зна..Аа!. Ю. М-му-хлюпала носом Ева.-Но пе-е-рее-жить!!
И так была конопатая, а теперь веснушки выступили, зарыжели вовсе.
Вот и животик её округлился, и ухмылялись некоторые, глядя на него. Адам смутно понимал, что он причастен, что нечто там в животе связывает их неразлучно, что то предстоящее лучшее, во что они оба уверились, тоже связано сейчас с её животом.
Адам с нежностью вытер ее слезки.
Что бы им не готовила судьба, он сейчас в ответе за их, за предстоящую неизвестную жизнь.