Для заголовка этой статьи заимствовано словосочетание из очередного эссе Эдуарда Бормашенко - физика и публициста, члена редколлегии журнала .Он пишет: «Пристально вглядевшись в западный мир, замечаешь <…> изумительный упадок изящных искусств, философии и традиционных религий». Ряд материалов номера как раз и представляет собой результат такого пристального взгляда. И не только на мир западный.
Вот открывающая номер краткая антиутопия живущего в Москве Эдгара Эльяшева «Апокалипсис мелкого масштаба». Время действия – эпоха господства кремлёвского правителя Мерюхрюдкина: разруха, голодуха, электричества нет, радио умолкло. Российская столица во власти бесчинствующих подростков. Но так ли уж далеко шагнула фантазия автора? Стоит вспомнить недавнюю драку «думаков», шествия «идущих, поющих, пьющих вместе», манифестации всяческих «Наших» - и впору сделать вывод о ненужности футурологии! Апокалипсис становится явью, –. «…ибо нам небеса это место и век навязали, /как вовек полагалось верхам: не спросивши у нас». А это уже стихи из поэтической подборки москвички же Инны Кабыш. Вот ещё – из другого стихотворения: «Поэт, ты думаешь, тебя /твои стихи спасут, /когда архангелы, трубя,/ всех призовут на Суд? <…> Ты явишься без ничего /пред очи грозные Его./ И будешь лёгок ты и мал, /и что ты скажешь? “Я писал”? » Надежда на спасение, однако, есть: «Но и поэт поэтов Дант / увидел рай не за талант:/ спросил Спаситель: “Кем ты был?” - / и Дант ответил: “Я любил…”» Итак, спасение из духовных тупиков – в любви, которая есть душа поэзии. Вот строки из другого представленного в журнале поэта – киевлянина Юрия Каплана: «Тыняюсь по свету с любовью своей безответной, / И чушь несусветную в горьком восторге мелю. /Не любят меня ни светила, ни волны, ни ветры. /Но я их люблю» Публикации стихов этого уже немолодого поэта предпослано слово о нём пишущего по-русски и на идише поэта Льва Беринского (Акко), который рассказывает: от «Председателя Земного Шара» будетлянина Велимира Хлебникова этот титул перешёл к «вице-председателю» Григорию Петникову, передавшему «корону» киевскому поэту Леониду Вышеславскому, от которого её унаследовал публикуемый Ю. Каплан – он, таким образом, четвёртый поэтический «Председатель» нашей планеты… Шутки шутками, а заключительный в подборке верлибр «председателя» звучит как серьёзное наблюдение: в языке эскимосов слово «снег» передаётся сотней синонимов, для понятия «верблюд» - восемьсот вариантов слов в арабском, но это всё – конкретика, а иврит зато имеет тридцать синонимов такой абстракции, как слово «вопрос»! Прочитав стихи об этом, я подумал: удивительно ли, что еврейская литература (на любом языке) – в ещё большей мере «литература вопросов», чем даже русская.
В заключающем «беллетристический» раздел журнала рассказе Михаила Вассермана «Скамейка» - почти булгаковская фраза: «…он не пришёл под сосны, пуста была скамейка» (ср. в «Мастер и Маргарита»: «…никто не пришёл под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея») Но в рассказе литератора из США садящийся на привычную скамейку рижского парка герой по имени Гирш вдруг выслушивает исповедь местного жителя-латыша. Тот, считая Гирша тайным агентом сионистского розыска нацистских убийц, явился к нему с повинной: это он много лет назад собственноручно, по наущению отца, убил из пистолета еврейского сверстника Шайку. Так, случайно, Гирш получает ответ на давний, мучивший его старого отца, вопрос об «обстоятельствах смерти дяди Шаи…» Думаете, он поволок открывшегося убийцу в полицию? – Ничего подобного: ощутив неловкость, постарался отделаться от готового сдаться безумца!
Тут весьма кстати указать на одно меткое наблюдение врача-психиатра, поэта и эссеиста Анатолия Добровича (Бат-Ям) в его переписке с поэтом и переводчиком Валерием Слуцким: еврейский народ, если и преследует противника, то делает это «со злостью и горечью, а не с радостью удачливого охотника». Валерий Слуцкий, соглашаясь с коллегой, подтверждает ту же ментальную черту нашего народа строками из своих переводов стихов «поэта-кавалериста» Ошера Шварцмана, а также Давида Гофштейна: их отношение к смертной битве, к кровопролитию лишено романтического восторга, свойственного, например, музе Н. Гумилёва. На этом фоне особенно любопытно выглядят изданные недавно в Москве «Письма с войны» Генриха Бёлля, которые анализирует в своей статье «Как выковывалась совесть нации» петербургский писатель Александр Мелихов. «Совестью германской нации» называют Генриха Бёлля, и по праву, но это совесть, тяжко переболевшая ещё на корню, в юные годы, что и показывает автор статьи, обильно цитируя письма юного Бёлля то с Западного, то с Восточного фронта. Даже в 1943 году, во время Сталинградских событий, Бёлль мечтал: «Дай Бог…чтобы Германия победила!» В книге писем, как обратил внимание её комментатор, есть рассуждения даже о гуманизме Достоевского, но «ни единого словечка о том ужасе, который несла миру сама Германия!»
«42 попытки» - так названа статья историка Евгения Берковича о неудавшихся покушениях на Адольфа Гитлера. Это очень содержательный обзор с интересными фактами и выводами. Две статьи: историка Михаила Сидорова (Тель-Авив) и социолога Александра Кустарёва (Лондон) посвящены проблемам геополитики, одно название которой столь одиозно ассоциируется с гитлеровской Германией и категории которой усиленно (и, увы, не всегда конструктивно) используют ныне в России и других странах.
На исторический роман Владимира Лазариса «Белая ворона» откликнулась проблемной статьёй Нелли Гутина. Проблему она сформулировала в подзаголовке: «Был ли палестинский национализм «пятой колонной» рейха?» Автор отклика подчёркивает дуализм героя романа – палестинского араба: с одной стороны, он восхищается Хаимом Вейцманом и Трумпельдором, с другой – сотрудничает с нацистами…
Очень интересно упомянутое в начале нашего обзора эссе Эдуарда Бормашенко «Разум за порогом ХХI века…», в котором текущий момент рассматривается как «конец века Просвещения». Удивительным образом чуть ли не со всеми названными материалами перекликается историк и журналист Константин Фрумкин (Москва), исследовавший вопрос о «бескорыстном зле».В самом деле: добро бескорыстно, но случается, что и злые поступки не имеют внятных мотивов. В народе это называется «подлянкой»: сделал человек гадость ближнему, а зачем – и сам не поймёт…
Напоследок – о наиболее объёмном материале выпуска: телевизионном сценарии Нины Воронель «Герой своих романов». Совсем недавно в весьма драматичной главе «Коварство и любовь», вошедшей в новую книгу её мемуаров «Кто, если не я», писательница рассказала о творческой истории своего сценария о Достоевском, который был ей заказан компанией ВВС (Лондон), но неожиданно отвергнут по чисто финансовым соображениям. По-видимому, читателю сейчас представлена часть этой впечатляющей работы Это рассказ о первом блистательном успехе его «Бедных людей», знакомстве с Некрасовым, Белинским, Тургеневым, отношениях с Авдотьей Панаевой, об аресте, сцены готовившейся казни и внезапного помилования, пребывания на каторге, о периоде солдатчины, романе с Марией Исаевой… Достоевский - «больная совесть» России… как Бёлль – Германии?! Тем более интересно, что сегодня они встретились в «журнале еврейской интеллигенции из СНГ в Израиле».