liтеатръ nараной вильгельма
***
Брякводыр Генштабович плавно скатывался, как ничейный волан в самую пропасть трамвайной толкучки, перемещаясь в буче тугой очереди к стойлу входа - захода.
Трамвай пел электрическим загоном; машинистка мыла платком свой нарумяненный в «пухлю» лоб, а билетный кассир Фанфаров, оттянутой к полу мордой гавкал, отбирая зубами сущие копейки.
Царящий на остановке «сатанячий» разброд душ и натопленная до бела чарка «кумпола» Брякводыра Генштабовича, поросячьим визгом в обнимку друг с дружкой изнывали от холодного изречения и риторических ком.
Хотелось ледяного кваса и семечек.
Брякводыр пикнул, толкаясь обстоятельно.
Просунул до колена в жирную людскую топку массы трамвая свою начищенную ногу.
И заскочив другой об ржавую подножку, как молодожены в первый раз, затрясся от притеснения со всех концов.
Воняло енотами.
Душный изъеденный мухами потолок трамвая, раскаленный от передозировки, будто брюхатая бабочка, запаковал крыльями механических дверей всех сладких пассажиров в одну общую конфету.
И гонка понеслась на абордаж: "Следующая остановка Петушки".
Товарки с прокисшей от селитры мочальной колбасой липли из всех сил к Брякводыру.
Жлобская фигура упитанного в «базан» синеокого еврея с вопросительным колпачком на башке, томилась и урчала и ненароком терлась котенком у ног Брякводыра.
Бабки с похоронными платками крестили воздух вокруг, напускали ладану, ревели через одну, быстро затихая и вновь занимаясь заново.
Какой-то оборванный от дурных скитаний «шалогот» сочно пах недельным перегаром прямо в горло Брякводыра.
А худенькие молдаванки, одна худее другой, превратились отчего-то на глазах Брякводыра в росомах.
Из крыши напичканного трамвая слетели оборки.
Сквозь раскрытый розочкой металлический каркас показалась рука Спасителя.
Спаситель просунув вторую руку, разорвал крышу трамвая, заглянул понуро и заорал как нервно-зарезанный: "Да уберите вы свои руки! Хамло! Хамло!".
Брякводыр получив пощечину от «Спасителя», открыл святые глаза мученика на свет Божий.
Перед ним висело некое.
Некое с венами на перекошенном дуле хабла брюзгливо хрипело луковым отливом прям в сопку пачки Брякводыра и гигантски икало навстречу.
Обстановка искусно сырела.
Жаркое трамвая перемешалось, зашкворчало и, потрескивая обжигающими пигалицами ужарок, начало кондически подгорать.
Посыпался манный гогот горохом по прошибленному, овсяному печенью затылка Брякводыра.
Кто-то щиманул в нажимную - отличную, пеночную шпалу во весь крас, вступившись таким сидром за даму.
Рецесс возни закатил скандал!
И тут кто-то громким, садистским басом пропустил: "гомнолиз-гомнолиз"!!!
Все оторвались от Брякводыра.
Будто его и не стало.
Насупясь отделились.
Отвернулись перешептываясь.
Проводили какого-то озабоченного, спешащего в клетчатой кепке за окном господина.
Стылым и огрызающимся взглядом проводили.
Многие рыли ногами эбонитовый пол.
Некоторые дружно рычали в стопку.
Слышался отдаленный всхлип манометра.
И наконец, трамвай сгорбился, надулся как красная, поношенная гусеница возле остановки Петушки. И тужась, выдавил коричневую, полужидкую массу.
Прям под гадкий столб!
Сборщик билетной подати Фанфаров возвестил свистом всех матерящихся у этого гадкого столба и подтер масляной тряпкой жерло трамвайное до «излиза.
Потом харкнул.
Проглотив харкнутое.
И «угандошенным» долгим поскрипыванием увез одинокое на весь вагон отдыхающее тело Брякводыра Генштабовича, лежащего на «усатом» полу с распущенными в половицы руками.
В тучу конечной станции циркового дома на колесах по имени "депо".
***