Из творческой корзины 90-х.
Фигаро.
Брадобрей я. Кто - то моё заведение цирюдьней кличет, кто - то пюрюкарней, а кто - то просто парикмахерской. Сами понимаете чем я тут занимаюсь. Кому бороду подбрить, кому усы подкрутить, кому лохмы обкорнать, кому холку намылить, а кому и баксы забить.
С давних времён, я этим занимаюсь. Уж и не припомню когда начал. Помню только. что когда я ещё совсем мальчишкой - сорванцом был и только только к ножницам, расчёскам да бритвам подбирался, заходили ко мне в парикмахерскую по большей части бородатые людишки. И не то, что б просто бородатые, а и всё другое при них. Бороды, усы, шевелюра, лохмы или патлы, или вообще ни разу не стриженые. Соответственно, и в кармане у них не мелочёвка водилась. Потому как, всё про "Капитал" говорили, да про диктатуру пролетариата.
Молодой я был, болтливый да любопытный. Не удержись я однажды при ихних то разговорах о диктатуре пролетариата, возьми да и спроси.
А что, спрашиваю, такое ента самая "диктатура пролетариата"? А они мне в ответ. Это пацан такое время будет, когда в государстве станет править любой цирюльник.
Интересно, думаю. Это ж надо. Нас брадобреев только в одной этой пюрюкарне, что собак не резаных, а тут целое государство. А в целом то государстве, ну ка поди, нас сочти. И каждый хозяйничать станет? Да где ж тогда на всю эту ораву, управу то найти?
И ещё подумал. А надо ли нам такое государство?
Хотел вслух вопрос задать, а бородатых словно Фома бритвой слизнула.
Потом другие пришли. Это уж когда иные времена наступили и я из мальца, совсем уж приличным вьюношей сделался.
Так вот. Пришли тоже бородатые и с усами, но без лохм и патлов. По большей части на лбу да темени уже ни стричь, ни брить нечего было. Такое ощущение, что вроде как вперёд меня кто - то уж очень постарался. Да и по правде сказать, то у них и не бороды вовсе, а так бородёнки с усиками. Но, всё одно. Стричь, брить вроде как было ещё чего. Да и в кармане у них, хоть и не червонцы звенели, но кое что ещё брякало. Но и эти туда же. Всё про "Капитал", да диктатуру пролетариата.
Ага, думаю. Это такое время, когда любой доморощенный брадобрей управляться в государстве станет как у себя в парикмахерской. Но и этим я не успел вслух вопрос задать. Их тоже словно Фома веником смахнула.
Потом другие пришли. Уже без бород, но с усами и лохматые. И снова за то же самое, что и прежние.
"Капитал", говорят, и диктатура пролетариата. А у самих в кармане вошь на аркане, маузер с револьвером и мандец какой - то. В нос мне им тычут и говорят. Коммунизм говорят, "
"военный". А денег за стрижьё - бритьё не платят.
Чувтсвую, худеть начал. И шибко так худеть то стал. Прямо спасу нет никакого. А они всё ходют и ходут, ходют и ходют. Ходют, ходют не заходят. А заходят не уходют. И всё пристают ко мне, да пристают с расспросами.
Ты, говорят, сознательный пролетарий? Я, говорю, пока ещё в сознании. Но уж очень кушать хочется.
Крепись, говорят. Ты ведь гегемон.
Я и креплюсь, а сам думаю, дёргать пора, а то сдохнешь в ентой государстве.
И этих тоже, что Фома совком сгребла. Правда один задержался. Тоже лохматый, тоже с усами, без бороды, но с трубкой.
Пришёл как то раз, сел в кресло, трубкой попыхивает и говорит.
Как поживаешь, говорит, брат пролетарий?
А я ему. Да разве ж это жизнь?
И тут он на меня так глянул, что вмиг в моих глазах Беломорканал блеснул. Слыхал я о нём. Один из тех бородачей как то заходил, рассказывал. А этот, усатый, снова пыхнул трубкой и снова ко мне. Ответь толком, коль спрашивают.
Да разве ж это жизнь, говорю. Торчишь тут целыми днями, стрижёшь, бреишь, а нет бы на Днепрогес, али на Магнитку, а то и на Колыму с Воркутой, да Таймыром.
Вижу тот улыбнулся, подобрел, похлопал меня этак ласковенько по плечу и сказал - быть по твоему. Завтра вот и отправлю. На Соловки, так на Соловки.
И чего это он так обрадовался, когда я ему про Магадан то намекнул?
Думаю так то, а тут недавненький заскакивает и громко так шепчет. Срочно растворяйся, не то в лагерную пыль тебя ентот усатый, сотрёт.
Смотрю я на него словно остолбенелый, а сам то и думаю. Ты то чем лучше? Но вслух не сказал. Вещички похватал, дверью хлопнул и огородами вниз по Волге - матушке на каком то агитпароходе и слинял. Назвался поэтом. Получил задание агитпоэму а то и оду написать о сеятеле. Поили меня за свой счёт, кормили, а через три дня с парохода взашей с треском и выперли. Не понравились им мои перлы. Чего то не того сеял мой герой.
Ну. турнуть, турнули, а нажитое худремесло при мне осталось.
Пока усатые. да лохматые ещё не перевились, я по прежнему брадобрейством промышлял.
Но всё кончается. И когда никогда, а и этих Фома кисточкой смылила. Пришли какие то совсем другие.
На голове ни пушинки, под носом ни волосинки, ни ворсинки, на бороде ни клочка. Вот только холку и намыливал им. Совсем без работы остался. Чувствую худеть стал. Очень даже крепко худеть. А они всё одно. Ты же гегемон, говорят. Не вешай носа. Подтяни ремень потуже. Ты же сознательный.
В полном сознании, говорю. А сам думаю. Дёргать пора. Не то опять чего нибудь сеять заставят. И только было на вещички свои. да на дверь глянул, ан и этих Фома словно пульверизатором сдула.
Входят снова. Безбородые, безусые, но лохматые.
Здорово, говорят, брат пролетарий. Как дела? Как жизнь? Как мировой империализм?
А, что ему сделается этому мировому империализму?
А сам думаю. Чтоб вы пропали, как дела, как дела.
Дела у прокурора, говорю. А у нас делишек невпроворот. Не успеваешь за вами грязь выгребать. А они про своё. Экономика должна быть экономной.
И без вас знаю. Чёрное это чёрное, белое это белое, а масло масляное. Ну, в общем и этих Фома угрёб.
Опять лысые пришли, потом опять лохматые, потом вообще не разбери пойми какие, но всё больше бородатые лохмачи, да лохматые бородачи. И все пол топчут, ко мне лезут и все в одно горло. Ну скажи гегемон. Ну скажи. Тебе же плохо, ты же у нас хороший, а тебе же плохо.
Мне не плохо, говорю. Мне дурно, угреби вас Фома.
И этих слизнуло.
Долгое время ко мне никто не заходил.
Сижу, в окошко таращусь, а за окном то по улице какие то всё гладко выбритые, прилизанные. Шныряют. Все с кейсами, да на автомобилях. Туда сюда, туда сюда.
И где это, думаю, их стригут бреют? Не иначе как не у нас.
Чувствую худеть стал. И так голодно, что аж тошнит.
Сидел я так, сидел да и вздумал.
Нет, думаю, пора дёргать а не то в ентой государстве ...
И только я было за вещички да в дверь, как входит мой давний знакомый. Уже без бороды, без усов, но прилизанный, кок набриалинен.
И говорит мне с порога. Старик, дело есть. Сурьёзное.
Не брею, говорю, не стригу, не одеколоню. Весь вышел.
И не надо, говорит. Нынче все стричься - бриться чартерными рейсами в Анталию летают. Я к тебе с другим предложением.
Ты, ведь, говорит, когда никогда художественным творчеством промышлял. Ну, помнишь? Волга, пароход, облигации.
Что, спрашиваю, опять чего - нибудь сеять вздумали на Новой Земле?
Не - е, говорит. Этих ни в жисть сеять не заставишь. Эти всё в "челнокам" ходят.
Ага, думаю. Недавно спекулянтами мешочниками называли, чартерными рейсами в Воркуту, да Магадан отправляли, а теперь "челноки". Это что то новенькое.
Так вот, говорит, знакомый мой.
Эти самые "челноки" в своих котомках, много всякого разного товару привозят, а рекламы тому товару нетути. Потому и идёт торговля не совсем, чтобы очень уж хорошо.
Дак денег у людей нет, потому и товар не идёт, говорю.
Это не твои проблемы старик, отвечает. Твоя забота тому товару рекламу дать. Художественный вкус у тебя имеется, про то мы давно знаем. Макияж навести сумеешь, стихи тоже напишешь. Грамотёнку то поди не растерял? Читать писать не разучился? Ты же гегемон, говорит. Крепись.
Тут мне совсем плохо стало. Едва не стошнило.
А он опять за своё.
Коммерсанты, дескать, нуждаются в артрекламе своих товаров. Сеятеля то не забыл? Так что, приступай. Продюсеров я нашёл. Баксы платят приличные. Надо только вовремя купоны отстричь.
Ну что ж, говорю. Брить, да стричь дело привычное. Хоть бы и купоны с баксами. Что надо то, спрашиваю.
Перво - наперво текст. Потом с него рекламный ролик отснимем. Даю тебе сроку три дня. Иди домой, включай телевизор. Всю, всю эту рекламную изжогу переанализируй и себе на ус перекатай. Потом свой текст напиши.
А конкретно то, что рекламировать будем? - спрашиваю. Какой такой товар?
Разницы нет, отвечает. Ты главное текст напиши.
Ну, в общем, три дня не отходя от телевизора денно и нощно, без сна и роздыха, я ихние рекламные фильмишки анализировал, пережёвывл. впитывал. А через три дня, за мной на "Попеле" заехал мой приятель и куда то повёз.
Приехали,вышли. Приличный офис. Сидят человек пятнадцать шибко крутых мэнов и курят трубки.
Знакомая ситуация, думаю. Но виду не подаю. А они:
Читай, говорят.
Читаю.
Правило № 1.
Если вас тошнит и вам муторно. Если у вас всё болит. Если у вас насморк, большой флюс и к тому же вы чувствуете, что очень болят зубы, значит у вас кариес. Только быстрорастворимый "Эфералган Упса" надёжно избавит вас от кариеса. Вместе с кариесом он мгновенно растворит и ваши зубы. Зубная боль не проблема, если у вас имеется быстрорастворимый "Эфералган Упса".
Стоп, стоп, стоп,- запрыгали, закричали, задымили те, что с трубками.
"Эфералган Упса" наш конкурентный товар. Ни в жисть не дадим на его рекламу своих денег. Читай дальше.
Читаю.
Правило " 2.
Жевательная резинка "Кэфри ультра", без сахара, благодаря специальным крылышкам крепится к вашим зубам настолько прочно, что даже при очень большом желании её не отодрать и экскаватором Лёни Голубкова. А если и отдерётся то только с вашими зубами. Жевательная резинка "Кэфри ультра" без сахара ваше новое лицо.
Смотрю, мои знакомцы трубками запыхтели, физиомордии скорчили, ощерились и ко мне.
Фу как пошло старик, не солидно, говорят. Тут такое нежное дело, а ты с каким то экскаватором. Железо, мазута, тьфу. И как только язык то у тебя повернулся сморозить твкое. Тьфу тебе на "паркер". Читай дальше.
Читаю.
Правило № 3.
Уже сто лет назад, люди ели шоколад "Видал Сасун". Пять шоколадных контейнеров с молоком "Видал Сасун" в одной упаковке, восхитительно тают во рту. Того и гляди замычишь "Ра - фа - эл - ло".
Во, во, во , подпрыгнули от восторга те, что с трубками. Это как раз то, что нам надо. Снимай скорее. Вот тебе деньги и чтобы завтра же всё было готово.
Парикмахерская, павильон, свет. Мотор! Снимаю!.
Новоенисейск, Красноярский край.
1996 г.