НЛП

Олег Макоша
         Мадам Капрофагова – легенда.
         Имя с отчеством знают, допустим, только в налоговой, а фамилию – все остальные. Скажешь, на любом рынке города – Капрофагова (именно так – полностью), и народ, причастный тайнам, начинает колотиться в судорогах.  И дело здесь вовсе не в созвучности некоему отклонению. А в том, что у нее продажи.
         Она двадцать с лишним лет в этом варится. Начинала еще на заре капитализма, в девяностых. И все эти двадцать лет ее слегка ненавидят. Допустим: зима, четверг, раннее утро, на улице минус девятнадцать с ветром. На рынке ни души, а у Капрофаговой очередь за лифчиками. Не реально? Не реально. Но очередь стоит. И дамы на таком морозе мерят интимные предметы туалета и успевают ругаться, по поводу – вас здесь не стояло.         
         То есть из соседних палаток подходят девочки-продавцы, вытаращив глаза, матерятся, курят, ежатся от мороза и говорят дерущимся теткам:
         -- Но вот же рядом такой же товар?!
         Тетки отмахиваются и продолжают хватать бюстгальтеры.
         И так в любой точке, а их у Капрофаговой много.

         Она до сих пор сама шкерит, и соседи передают друг другу страшные подробности:
         -- Восемьдесят три блузки, как с куста!
         -- Да иди ты?
         -- Сама считала!
         Выдвигают предположения:
         -- Ворожит.
         -- Заговаривает.
         -- Сука.
         -- Точно.
         Самые умные предлагают версию нейро-лингвистического программирования. Но, учитывая, что там такие слова знает 0,03 процента работников, перспективная версия пропадает зря. Чего – спрашивают – за программирование, у нее и компьютера сроду не было. Она всю жизнь на деревянных счетах.
         И так третье десятилетие.
         Естественно, загадка все эти годы не дает покоя конкурентам, и они неоднократно пытались раскусить причину феноменального успеха. Подсылали людей со стороны, делая им твердое внушение разузнать. Те возвращались и разводили руками:
         -- Не понятно.
         -- Может, уговаривает?
         -- Нет.
         -- Скидки?
         -- Нет.
         -- Обаяние?
         -- Чего?
         Да уж, какое там обаяние. Метр сорок вверх и в бок. На носу бородавка с николаевский рубль, в ушах – волосы черные, запах еще соответствующий, короче – услада глаз. И сердца.   
 
         Решили с другой стороны зайти, поговорить с ее продавцами, не может же она одна везде успевать, нанимает людей. Выловили одну такую разухабистую, налили полстакана Метаксы, спрашивают:
         -- Ну?
         Та выпила как воду:
         -- Чего «ну»?
         -- Как вы это делаете?
         -- Чего?
         -- Продаете, мать твою.
         -- Как и все.
         Поговори с такой. Но, выяснилось, что, действительно, – все как у людей. Утром читает молитву, брызгает святой водой на стены палатки, а, первыми полученными купюрами от первого покупателя, мажет по шмоткам. Шмык-шмык по трусам, фырк-фырк по блузкам или чего там еще. Это у них приворот такой.
         Но беспрецедентного успеха такой метод не объясняет. Так делают все. А очередь только у Капрофаговой. Всегда, все годы, на всех точках города.
         Наконец наняли специалиста, Анну-Марию. Пригласили на совещание и попросили чутко отреагировать:
         -- Надо.
         -- Сделаем.
         И хоть была Анна-Мария личностью известной не менее, а то и более самой Капрофаговой, но, обладая незаурядным талантом к перевоплощению, изменялась до неузнаваемости. Не одну подлую натуру на чистую воду вывела и там оставила на растерзание. Незаменимый человек, если кого надо пристыдить и обнародовать. Гонорар Анна-Мария взяла обычный плюс бутылку коньяка (той же Метаксы) за вредность. Работать с мадам Капрофаговой, это вам не Лизку Понукаеву, что в прошлом году цены на обувь опускала, разоблачать. В такой работе подход нужен. И тщательный анализ.
 
         Переоделась Анна-Мария в сценический костюм, наложила провокационный грим, в виде черных стрелок от глаз до ушей, и отправилась устраиваться на работу. Капрофагова на нее внимательно посмотрела, рукой за рукав старой куртки потеребила, и взяла.
         Неделю вкалывает Анна-Мария, вторую трудится, третья пошла – нет результата. Только ставки растут: разоблачит или не разоблачит, и за какое время. Наниматели нервничать начинают:
         -- Ты это чего?
         -- Того.
         -- Кого?
         -- Работаю.
         -- Долго еще?
         -- Только-только проникать стала.
         Снова месяц проходит, продажи у Капрофаговой еще выше стали, у народа аж кипит все внутри, а сведений от Анны-Марии ноль целых, хрен десятых. Комитет бедноты требует отчета и Анна-Мария отчитывается:
         -- Больше времени надо.
         -- Сколько?
         -- С полгода, не иначе.
         -- Да ты что?!
         -- Уж больно система сложная. Тонко все организовано. С одной стороны, покупают, с другой, как у всех. Но чувствую, есть подвох!
         -- Разоблачи!
         -- Стараюсь – покосилась на общаковский коньяк, но решила не усугублять положения.
         Ушла.

         Что сказать, до сих пор у нее работает. Втянулась, видимо. Да и зарплата хорошая, с таких-то продаж. А секрета так никто не узнал. Если и знает его Анна-Мария, то теперь уж точно не выдаст, смысла нет. Раньше-то она была злобный разоблачитель на разовых гонорарах, а теперь уважаемый работник на постоянной основе. Одеваться стала празднично, зубы новые вставила, говорят, мужчина у нее появился. Хотя, в последнем, женщины на рынке сомневаются. Мужики, чай не тараканы, чтобы просто так заводиться. На ровном месте.
         Но какое же это ровное место?