Подъезжая к твоему городу, я старательно думаю только о погоде!
Потому что до этого всё моё существование отравила одна единственная мысль: а вдруг ты уже жалеешь о своём приглашении? А вдруг я увижу в твоих глазах не радость и внимание, а дикую усталость и еле прикрытое раздражение? Да, надо заставить себя думать о чём угодно. Только не о встрече. Да и чем погода не подходящий вариант? Тема всегда злободневна и, главное, от нас совершенно не зависима. Сколько ни уговаривай себя, что на улице продолжение лета, а какое там продолжение, если зима уже снег пригоршнями в лицо бросает. Да. О погоде, только о погоде!
Всё кажется абсолютно серым: вокзал, машины, дома и даже люди. Чужие, хмурые, озабоченные лица. Ну, почему я не могу радоваться? Я же скоро увижу тебя. Почему я не умею просто радоваться, не рефлексируя? Почему? Да потому, что мне элементарно страшно. А страх – это зло, которое способно убить любую, даже самую светлую эмоцию.
Я - боюсь.
Мы так редко видимся, что за время разлуки всё могло измениться. Что, например, стоит написать СМС-ку и, отправив, скорчить недовольную физиономию: «надоело». Или, нажав «отбой» после разговора по мобильному, моментально стереть сладкую улыбку с лица: «надо бы всё закончить, но духу не хватает». Виртуальное общение – общение слишком специфическое, чтобы доверять ему безоглядно. Поэтому мой страх, со всеми оттенками тёмно-пепельного, заполняет собой всё пространство вокруг.
Сижу на вокзале. Жду тебя. Тучи – свинец. Погода…ну, мерзкая погода. Отвратительная просто. И вдруг… Вдруг появляется солнце, да такое яркое, что я даже прищуриваюсь. Солнце рыжее, горячее и...моё. Моё солнце. Солнышко моё ясное. Выпорхнуло из такси, и всё вокруг засветилось, засияло, озарилось неподражаемо рыжим цветом. Моё солнышко. Моё! Ты всё осветила, очистила всю серость своей улыбкой, своими безумно зелёными глазами. А в глазах этих столько неприкрытой теплоты ко мне, что весь страх моментально тает.
Еду, слушаю тебя, всем телом впитываю в себя заботу и тепло моего солнца, моего ласкового рыжего солнца. Чем я могу отблагодарить тебя за это тепло и свет? Приготовить что-то вкусное, сделать массаж, написать нежные стихи и… любить? Любить до тех пор, пока ты будешь способна принимать мои поцелуи и ласки. До тех пор, пока ты в изнеможении скажешь: «Хватит, Аленький. Дай мне немного отдохнуть».
Потом ты конечно засыпаешь. А я лежу рядом и прислушиваюсь к твоему тихому ровному дыханию. И думаю - думаю - думаю. Сейчас уже точно не о погоде. Почему-то я думаю о сексе с тобой. О его страстной невозможности и о его вечной недосказанности.
Секс с тобой начинается для меня где-то в глубине зрачков, когда мы, внешне совершенно спокойные, ужинаем на кухне. Болтаем ни о чём, смеёмся. Но дело сейчас не в наших словах, а в наших взглядах. Даже когда мы совсем одни, то всё равно, смотрим друг на друга так, словно между нами есть некая тайна. А ведь она точно есть, эта тайна. Мы не говорим о ней даже наедине. Мы просто живём с ней. Я смотрю в твои глаза и несу какую-то чушь. А ты смотришь в мои и отвечаешь, впопад ли - невпопад, какая разница? Слова сейчас не имеют значения.
Наши глаза задают вопросы и сами же отвечают на них загадочным блеском. Они переливают друг в друга расплавленный металл желания обладать и отдаваться.. И занимаются…нет, пока ещё не любовью. Пока ещё только прелюдией к прелюдии любви. Хотя мы сидим почти неподвижно и просто смотрим глаза в глаза.
Я провожу кончиком языка по пересохшим губам. Ты сглатываешь слюну.
-А Вы кто?- вдруг слышу я сбивчивую хрипотцу.
И ты предлагаешь выпить « за знакомство».
- Можно я закушу.... Вами? – кажется, я вслух произношу то, что давно хочу сказать.
Ты смеёшься. А я… Я - нет. Почему мы такие разные и почему при этом нам так хорошо вдвоём?
Выпиваем виски. Стоя. Я наклоняюсь, приподнимаю коротенькую оранжевую футболку и прижимаюсь губами к твоему животу чуть ниже пупка. Просто прижимаюсь. Не целую, нет. Вдыхаю аромат твоего тела и понимаю, что вряд ли уже смогу оторваться от тебя, родная моя.
Что там сказано о прелюдиях в умных книгах? Что спешить не стоит? Хорошо, я не буду спешить. Хотя мне безумно этого хочется. Сколько бы книг не было написано о сексе, никто и никогда не сможет описать секс с любимой женщиной. Рядом с ней выпадаешь из реальности, а значит, потом беспристрастно и спокойно не сможешь описать всё, что происходило.
Вот и я не помню, как мы оказались в постели. Скольжу губами по твоим ягодицам, останавливаюсь, замираю, прижимаюсь горячей щекой и умираю на несколько секунд. Потом рождаюсь снова и скольжу дальше. Сейчас для меня не существует ничего, кроме этих матово-белых, прохладных, чертовски приятных на ощупь, холмов.
Ты почти неслышно вздыхаешь, блаженно раскидывая по простыне изящные белые руки. В незанавешенное окно сочится жёлтый свет фонарей и, не отражаясь, тонет в твоих расширенных зрачках. Я заглядываю тебе в глаза, они абсолютно тёмные, как омуты. Но на дне этой черноты я чувствую едва сдерживаемую лавину. Ты зачем-то тянешься к вазе с фруктами. Она стоит здесь же, на столике около нашего ложа. Отрываешь от виноградной кисти жёлто-зелёную ягоду и неспешно прокатываешь её по моим губам.
- Поцелуй меня.
Ты зажимаешь ягоду губами и переворачиваешься на спину.
Я нарочно целую тебя сначала в лоб, в щёки, глаза, подбородок и только потом припадаю к спелой ягоде. Виноградинка - не в силах разобраться, кому принадлежать? - в нетерпении дрожит между нашими губами. Ты чуть прикусываешь её, и своеобразный, с кислинкой, сок начинает заполнять наши рты. Мы высасываем этот вкус друг у друга, поддерживая замученную виноградинку языками, и, оторвавшись на секунду за очередной порцией воздуха, опять жадно соединяем губы.
Я не знаю, сколько длится наш поцелуй.
- Как сладко, - выдыхаешь ты и распахиваешь возбуждённо блестящие глаза.
- Я хочу тебя поцеловать в…туда, с виноградинкой. Можно? – лукаво улыбаясь, прошу я.
- Ох! Тебе всё можно.
Ты откидываешься на подушки и раздвигаешь ноги. И в этом жесте столько извечной женской покорности желанию: возьми меня, люби меня.
Я спускаюсь ниже, раскусываю виноградинку и вымазываю её соком возбуждённо набухший розовый бугорок и нежные лепестки твоей орхидеи. А потом торопливо припадаю к цветку и начинаю жадно слизывать его влагу, смешанную с соком винограда. Ещё чуть-чуть и ты, дрогнув в последний раз, умираешь.
Давать и брать. Брать и давать бесконечно…до первых звонков трамваев, до шума, зарождающегося нового дня, до самого утреннего солнца, целующего продрогшие крыши домов.
Утыкаюсь в твоё горячее плечо, прижимаюсь к расслабленному усталостью телу и осторожно дышу в рыжие завитки на затылке моего солнца. Погода чудесная, я знаю это, даже не взглянув в окно, я чувствую это.
Уже засыпая, молюсь:
- Господи, пусть это не кончается, пусть это продолжается так долго, как только вообще возможно на этой земле, прошу тебя. Я же не прошу многого. Я лишь хочу, чтобы бесконечно произносилось «Тебе всё можно, моя королева.»