Иду по улице. Никаких позывов к родопродолжительной деятельности, хотя в природе настроение легкомысленное. Кругом весна. Почка на почку лезет, а о представителях бродячей фауны и говорить нечего. Наглеют на глазах до скотской срамоты. Хорошо, что я человек разумный и могу сдержать страсти посреди улицы.
Смотрю, навстречу тоже человек двигается. По колыханию бёдер ещё издали узнаю Эллеонору, в переводе на наш язык – просто Люську. Знаю, что в общении она девушка покладистая и всё при ней. Посильно трудится проституткой около гостиницы, находясь в самом зените расцвета, и с лица далеко не африканский крокодил. Очень даже притягательная личность, не говоря уж о прочих достоинствах урожайной фигуры.
Но когда ближе подошла, замечаю, что во всём облике какое-то увядание и в глазах не видно задора пропавшей молодости.
– Что случилось, Нора? – соболезнующе интересуюсь после обмена приветствиями.
– Да вот, работу потеряла, – грустно отвечает труженица интимной сферы.
– Как же так? – продолжаю допытываться. – Неужели поголовно весь клиент ориентацию сменил?
– Да нет, – грустно отвечает, – с клиентом всё в порядке, отбою не было. Вот только заболела я.
– Вот тебе и на! – я даже отшатнулся. – Телевизор некогда посмотреть при твоей занятости, что ли? Там каждый день об опасности предупреждают, словно все жительницы страны по твоим стопам пошли. Или, может, резина некачественная попалась? Это случается при стихийном рынке, когда потребитель слабо защищён.
– Опять же нет, Петя, – со всем доверием отвечает Нора. – Я технику безопасности всегда соблюдала. С головой у меня что-то, ну, словно не полная колода карт.
Огорошила меня девушка. Я и на голову глянул. Ничего особенного, череп на месте и наружных повреждений не наблюдается.
– А что с головой-то? – осторожно спрашиваю. – Вроде, у тебя со школьной скамьи лишь нижняя часть тела исправно функционировала. Может, на каких курсах кройки и шитья ты верхнюю-то часть надсадила?
– Не понял ты, Петя, – и на меня жалеючи смотрит. – На работе посторонние мысли в голову полезли. Не до клиентов становится, когда о любви думаешь.
– О чём? – переспросил я, думая, что ослышался из-за порыва ветра.
– О высоком и чистом чувстве, Петя, – стала разъяснять, как ушибленному. – Живёшь по принуждению и, с кем ни попадя, а нет бы от чистого сердца и с желанием. И чтобы принц был, как в сказке. Чтоб на руках носил, а я об его кошельке не думала.
– Лицо королевских кровей – это хорошо, – въехал я в положение, – это возвышенно. Но какая тут к чертям Ассоль с Изольдой вместе, дорогая Эллеонора, ежели тебя, считай, полгорода в облупленном виде знает, не говоря уже о всех приезжающих в наш райцентр гостях? Тут тебе, наверно, в любовные сети не чистотой помыслов заманивать надо, а голой практической хваткой. Ты же мастерица, как я слышал, на все руки и прочие части тела.
– А то ты не знаешь! – обиделась Нора. – Никогда низкой ценой не обижал, хотя я и не брала по старой дружбе.
Это замечание я пропустил мимо ушей, как несущественное, и тут же отвлёкся злободневной для неё темой.
– Эх, – говорю, – Нора! К твоим сегодняшним запросам, да ещё бы современную телесную невинность. Так тебе бы и цены не было в дальнем районе сельской местности.
– Это как раз сущие пустяки. Я на днях операцию сделала, – потупила она взор.
– По новой оцелковалась, что ли? – посмел догадаться я. – И ниток хватило?
– Так ведь новую жизнь начать хочется. Тут уж за ценой не постоишь, – Нора вздохнула. – А тебе, Петя, спасибо за дельный совет о другом районе.
– Не за что, – вырвалось у меня. – И удачи тебе на новом поприще! – уже в спину крикнул я от всего сердца.
На том и расстались. Без пошлости.
Встретились мы со старой знакомой почти через год.
– Эллеонора, – заорал я через улицу, – здравствуй, дорогая! Как дела?
Подбежал вплотную и вижу – она вся цветёт и благоухает. Знать нашла своё женское счастье. Заколосился я от радости за ближнего.
– Я уже полгода как Людмила, – сразу сообщила мне новость. – С той поры, как замуж вышла.
Тут я ещё больше обрадовался и стал желать наилучшего.
– А лучше и не надо, – заскромничала Люся. – Я ведь и не думала, что любовь может быть такой чистой. До сих пор не верится. Муж с меня глаз не сводит, да и я в нём души не чаю.
Дальше за неё радоваться я не мог, достигнув предела ликования.
– Значит, скоро детки пойдут, старость скрасят, – предсказываю Людмиле. – Небось, старое, как кошмарный сон вспоминается.
– Почему это? – вроде, как и не поняла она меня. – Я давно на прежней работе восстановилась. Клиент косяком прёт.
Тут уж я ничего не понял. Думаю, определённо за это время кто-то из нас сильно головой прохудился. Спросил по инерции:
– Мужа не хватает, что ли?
– Да супруг тут ни при чём, – отмахнулась Люська. – Он мою деятельность вполне одобряет. Работа как работа. Даже совет может дельный дать, когда я с ним воспоминаниями делиться начинаю.
Следующий вопрос я задал одними глазами и отвалившейся на грудь челюстью.
Однако, собеседница поняла.
– Он у меня чистый теоретик, – снисходительно разъяснила. – Ему ещё в детстве где-то что-то прищемило, так он до сих пор в мальчиках ходит. Но зато какая возвышенная любовь! Безо всякой постельной грязи. И у нас дома всё как у людей. А здесь я в командировке.
– А он не… – выдохнул я, касаясь указательным пальцем виска.
– Да ты что! – возмутилась Люська. – Вполне современный человек. Начитанный как классик. Ведь любовь любовью, а производственные отношения полов совсем другое дело, – запела она с чужого голоса. – Кто не работает, сам знаешь, чем занимается. А я и мужа обеспечиваю, и на старость откладываю. Теперь-то у меня голова романтикой не забита.
– Зря, значит, операцию делала, – посочувствовал я на всякий случай, так как говорить далее было не о чем.
– Это как сказать, – вдруг оживилась бывшая подруга. – Калибр-то у меня изменился в сторону уменьшения. Значит, не зря страдала.
– Молодец, природу обмануть сумела, – уже напоследок ещё раз порадовался я за Люську. – Ну прощай. Даже не знаю, каких успехов тебе ещё пожелать.
– Да никаких, – искренне сказала она и добавила: – Хороший ты, Петя, человек и мужик. До конца женщину выслушать умеешь. А не то, пойдём ко мне, угостишься. Я тут недалеко комнату снимаю.
Так и пошли. Под руку. Она весёлая, а я почему-то задумчивый.
И что интересно, мы в тот вечер так и не опустились до телесной дружеской связи. Почему-то на платоническую любовь потянуло.
Домой шёл, и всю дорогу мысль терзала – вроде, я и ущемиться за последнее время нигде не успел, но почему же тогда такое пренебрежение к бесплатному приложению сил? Может, от того, что рога некому ставить, а потому и охотничьего азарта нет? Или с утра не с той ноги встал? Так до конца и не понял. Одним словом, очередная загадка природы человека вышла.