Пять товарищей

Валерий Мухачев
Конечно, не враз они все появились. Первым был Анатолий Дерюшев. Парнишка семи лет от роду стал моим соседом домами. Жили мы тогда на окраине. Как сейчас помню, расстояние до ягод было - четыре улицы. Был 1947 год. И ягоды, и грибы были большим подспорьем в питании. Да и картошка тогда росла не только в огороде, но и прямо у дома почти на проезжей части улицы.

Так тогда и машин-то было меньше, чем телег с лошадью. Анатолий был мальчиком деревенским. Семья его переехала в Ижевск не так давно, поэтому связь с деревней Патраки сохранилась прочная. Моя мать имела Родину - село Гольяны. Так что были мы с Анатолием, как бы, тёзки. В селе Гольяны в то время проживали моя бабушка и тётя.
Получалось, что мы постоянно ездили то в Патраки, то в Гольяны. Учиться мы с Анатолием стали в одном первом классе. Но получился великий казус уже через две недели после начала учебного года. Анатолий на уроке рисования надумал срисовать портрет Сталина. Я, недолго думая, сделал то же самое. У моего друга получился такой смешной Сталин, что я стал смеяться слишком несдержанно.

Учительница подошла и увидела, что я смеюсь над богом Страны Советов. Внушение она мне сделала таким страшным шёпотом, что я сильно испугался. На другой день я не только не пошёл в школу, но и стал прятаться, когда дети меня просили идти.
Вероятно, и с моей матерью был разговор на эту тему, отчего она, уходя на работу, просто запирала меня на замок.

Так что с Анатолием мы уже встречались только после его занятий в школе.
Со вторым другом - Анатолием Лапиным мы столкнулись, когда я стал учиться во втором классе, в другой школе. Анатолий Лапин остался на второй год, поэтому учился на хорошие оценки. Мне тогда говорили, что я такой же второгодник, как Лапин. Вот поэтому я и обратил внимание на него.

Разница между нами была в том, что я хватал пятёрки и четвёрки играючи, а Лапину и четвёрки доставались с трудом. Пятёрки ему ставили, скорее, из сочувствия.
У Лапина была очень добрая семья. Глядя на меня, заморыша, они всегда садили меня за стол. Я, скорее всего, выживал, потому что моя мать вечно была на работе, еды у нас всегда было мало.
Сегодня-то я понимаю, что мать видела одним глазом, из-за чего её на завод не брали. Устроиться ей на работу с высоким окладом практически было невозможно.

Уже где-то я учился в четвёртом классе, когда в нашей улице появились два Славки.
Слава Карепин жил метрах в ста от моего дома, а Слава Мамонтов приходил с соседней улицы. Оба Славы учились в одном классе, поэтому появлялись возле моего дома вместе. Дружба началась с того, что Карепин катался на велосипеде. Потом велосипеды у нас появились у всех.

Но до этого надо было дожить. А тогда я ходил в Изостудию рисовать в Дом пионеров. Ходили мы вчетвером - Лапин, Дерюшев, Карепин и я. Вообще-то сманил их я. Они видели мои рисунки, и их это заинтересовало.
Карепин как-то принёс шахматную доску ко мне и стал учить меня играть. Помню, это здорово повлияло на мою успеваемость в школе. Честно говоря, я учился чудом.

Какие-то предметы для меня были лёгкими, а математика и физика становились с каждым годом тёмным лесом. Анатолий Лапин сник в девятом классе. Получил справку, что учился девять лет в школе. Мамонтов Слава сник в десятом классе. Он ухитрился-таки получить аттестат зрелости с отметками чуть худшими, чем я.

Самыми успешными были Анатолий Дерюшев и Слава Карепин. Анатолий поступил в Механический Институт, а Карепин - на приборостроительный факультет этого же института. Слава Мамонтов, взирая на наши студенческие успехи, пытался пять раз поступить в институт, но, как говорится, потолок рядом, а допрыгнуть рост так и не дал.
Надо сказать Слава Карепин имел большой талант художника, но рассуждал, как рассудительный взрослый человек. Он считал, что художники живут бедно.

Для меня не светило попасть в этот престижный тогда Институт. Я мог только надеяться стать художником. Ведь кистью не надо было выводить никаких формул.
Мне повезло, правда, не на все сто процентов. Я поступил с моим плохим аттестатом в Педагогический институт. Рисовать приходилось много. Но добивала меня и там физика!
Мне не повезло на Декана. Наш факультет художественно-графический присоединили к физико-математическому факультету.

И три года я изучал то, что изучить даже под прицелом ружья я никогда бы не смог.
Но преподаватель физики был ценителем прекрасного. О, он прекрасно меня понял и облегчил мои страдания на государственном экзамене, позволив мне получить благословенную тройку без чудовищного напряжения мозгов!

По окончании института я научился рисовать, обыгрывать в шахматы своего учителя -Славу Карепина, не уставая, ехать на велосипеде. Анатолий Дерюшев стал инженером,
делал маслом на холсте прекрасные копии с картин. Но удивил меня и Лапин Анатолий. Оказывается, он всю жизнь проработал художником-оформителем.

Самый талантливый из нас Карепин Слава никогда не брал после института в руки карандаш, то-есть, не зажёгся искусством, хотя отец его учился рисовать в студии знаменитого художника. Фамилию художника моя память не сохранила, врать не буду.

Пятый товарищ наш общий с двумя Славами был тоже Слава. Слава Данилов был богатырь, красавец и сердцеед. Он занимался штангой и увлёк нас со Славой Карепиным заниматься тоже. Я, конечно, богатырём не стал, но здоровье укрепил.

Слава Карепин через какое-то время выжимал штангу одной рукой 55 килограмм.
Мамонтов Слава был могуч от природы, тяжести не поднимал. Толя Лапин имел в армии икры ног, для которых во время службы сапог так и не нашли. Приходилось разрезать, что по армейскому уставу не положено. Получил однажды от генерала устное замечание, которое пришлось отставить.
 
По поводу бедности художников спорить не буду, но бедным никогда не был, кушал досыта, спал крепко, здоровье сохранилось. Так что пишу рассказ и над ним же иногда смеюсь.

Ижевск, 2011 год