Сновидение было впечатляюще ярким, но одновременно вызывало странное ощущение тревоги. Будто бы, он стоял один среди заснеженных горных вершин под куполом необозримого белого безмолвия. Однако, на самом деле это было не совсем верно, везде и повсюду, приглушённым раскатистым эхом слышалось величественное звучание музыки. Как будто, кто-то раздувал мехами трубы небесного органа. А может, это ветер извлекал звуки из флейты скальных пустот, едва касаясь пальцами струн невидимой арфы, тревожил стволы величественных елей, растущих по склонам гор. Других звуков здесь не существовало. Всё это придавало ощущение непомерно больших декораций. Неба не было. Солнца не было тоже. То, что заменяло небо и свет, было как огромный белый купол, подсвечиваемый из-за краёв гор. Он вспомнил, что где-то, когда-то уже ощущал подобное. Быть может в детстве, в цирке, или в планетарии, только здесь, всё это имело, более огромные, ошеломляющие размеры. Он стоял, на едва угадываемой каменистой тропе, которая, вилась по дну ложбины. Странное навязчивое ощущение преследовало его, оно было похоже на то, как будто ты, постоянно находился в фокусе огромной полусферы, всегда в центре этого немыслимого по объёму гулкого пространства.
- Как бабочка под колпаком, подумал он. Некуда бежать, некуда идти, ты пойман, ты никуда не денешься из этого, тобой же придуманного мира.
- Я пойду по этой тропе, подумал он, как бы долго она не простиралась. Я буду идти по ней всё дальше и дальше, и всё дальше и дальше будет отдаляться от меня умозрительный край купола небосвода. А я всё равно буду идти по ней. Я никогда не устану, (усталость действительно не ощущалась здесь), и всё, что я буду делать, - это просто идти вперёд по этой тропе, лежащей под моими ногами. Вдохновлённый радостью от этой мысли он, было, сделал первый шаг, но в тоже мгновение всё неприятно изменилось. Окружающее пространство стало тугим, липким и вязким, и сделалось препятствием его продвижению вперёд. Звук изменился тоже. К густым, торжественным аккордам невидимого органа надсадным писком добавился теперь, постепенно нарастающий и входящий с этим мощным красивым звучанием в нелепый диссонанс пошлый и раздражающий слух звук. Но, будучи столь неприятен и не к месту он, этот повторяющийся звук обладал своей магической властью. В глубине сознания уже всплывало и отчётливо формировалось приказом: - Тебе звонят, ответь! Сделав, неловкую попытку приподняться, опёршись на локоть, раскрывая слипшиеся веки и прогоняя остатки сна, он уже искал рукой в темноте свой мобильник. Впрочем, тот успел умолкнуть, и это сильно осложняло его поиск наощупь. Наконец, всё же найдя его, он достаточно легко поднялся с кровати и, стараясь не шуметь, вышел на кухню. Не включая свет, закурил, пытаясь подавить нарастающее чувство неясной тревоги. Слегка отодвинув тюлевую занавеску, он приоткрыл оконную раму, впуская вместе с запахом цветущих тополей шорохи июньской ночи.
Кто же звонил и который сейчас час? Он всматривался в тусклый отблеск маленького оранжевого экрана, пытаясь разгадать в его символах тайну ночного звонка. Однако, неясное тревожное ощущение, начавшее прорастать в его груди, уже и так знало на всё ответ. Жаркая, душащая волна неутраченных воспоминаний, накрывая собой, стремительно овладевала его сознанием. И пока, внезапно оцепеневшая память, все ещё не решалась произнести вслух имя обладателя абонентского номера, последние цифры которого так отчётливо читались сейчас, сердце в груди бешено колотилось. Эти цифры, видимо навсегда, были болью выцарапаны на его живых тканях. Он отстранил взгляд, глубоко затянулся дымом крепкой сигареты, и, пытаясь совладать с эмоциями, посмотрел вниз на светлое пятно серого асфальта дворового тротуара освещённого бледным мерцающим светом ртутной лампы. Там, чуть в глубине под кронами каштанов возле скамьи внутри старой беседки виднелась тень фигуры человека. Не разобрав, а скорее почувствовав, он тот час знал, кто её обладатель. И, уже в следующее мгновение, на бегу что-то накидывая на себя из одежды, безотчётно шаря в карманах, (сигареты, ключи от квартиры), устремился к выходу, даже не пытаясь думать и предугадывать, что ждёт его там впереди. Какой к чёрту лифт! Опрометью сбегая вниз, прыгал через ступени, пока не вырвался наружу, оставив позади нагоняющее гулкое эхо собственных шагов. И только, оказавшись на крыльце подъезда, внезапно остановился, замер, как бы в оцепенении вглядываясь в темноту. Находясь здесь, со своего места он не мог видеть ту часть двора, густая тьма скрывала всё, но в тоже время он не только точно знал, кто стоит там, прислонившись к невысокой металлической ограде, но и безошибочно представлял позу, наклон головы, лёгкую иронию в уголках губ. Ему даже казалось, что он видит её глаза, по крайней мере, он действительно ощущал энергетику взгляда. Этот взгляд подобно рентгеновскому лучу глубоко проникал в его сердце. Сейчас, оно уже робко трепеталось тёплым комком, словно, пойманная птица в ладонях ловца. Как тонкая невидимая нить, как проводник тока этот взгляд соединил тот час их мысли. Странное ощущение, будто целая вечность пронеслась в его сознание в тот миг, когда он просто замедлил свой бег, что бы приглядеться и отдышаться. Эта вечность вмещала в себя и те, исполненные подлинной драмы, собственные переживания его последних прожитых лет, и разные мысли, и предостерегающие голоса, и многое другое, что невозможно осмыслить и охарактеризовать. Некоторая абсурдность ситуации состояла ещё и в том, что он не в полной мере доверял своим ощущениям. Быть может, это ему кажется или снится. То, что скрывалось сейчас в темноте, действительно, одинаково могло быть и плодом его разыгравшегося воображения, и хищной тварью ночи, так алчно жаждущей тёплой крови своей жертвы. Но нет же, нет! Он знал и был уверен, что там, недосягаемая для слабого фонарного света, под густыми кронами цветущих каштанов, на месте где обычно она ждала его, и сей час, стояла именно она. Ещё, не обладая никакими активами, неоспоримо свидетельствующими о достоверности факта их встречи, будь-то, ощущение ладонью тепла кожи лица, самого прикосновение тел, близости обжигающего дыхания, он всё равно знал, что встреча состоялась. Обратной дороги не было, и в следующее мгновение он шагнул с крыльца, стремительно пройдя сквозь конус бледно-лунного света в направлении тёмной части двора, туда, где стояла обветшалая беседка, словно в распахнутые ворота ада.
Всё было именно так, как рисовало его воображение. Подойдя достаточно близко он остановился на некотором от неё расстояние, и какое то время оба молчали, внимательно глядя, в глаза друг друга. Её взгляд был исполнен лёгкой смешливой иронии, что так же подтверждалось улыбкой, спрятанной в уголках губ. Голова была чуть наклонена, и светлые ухоженные волосы красиво окаймляли лицо. Изящные тонкие руки обхватив, прижимали к животу до нелепости огромную модную дамскую сумку. На ногах были узкие джинсы. Она стояла, прислонившись спиной к чему-то тёмному позади неё. Она была нетрезва, от чего глаза сияли блеском, и рассыпались искрящимися брызгами лукавых искр. Неловкость не ощущалась, но в затянувшейся паузе надо было, всё-таки, кому-то первому произнести слово приветствия или что-то в этом роде. И пока он подбирал слова для первой фразы, такие, что бы отвечали значимости момента, она непринуждённо и весело сказала, что, дескать, всегда любила сюрпризы и поныне обожает удивлять чем-то неожиданным. Всё это было, особенно удивительно для него, учитывая, сколько времени прошло с той поры как они перестали встречаться. И сей час, смотря на неё, он всё ещё, не вполне верил в реальность происходящего. Ущипните меня, вот видимо что читалось на его лице так откровенно отчётливо, что она, внезапно вдруг, залилась задорным заливистым смехом. И хотя, он понимал, что смеётся она над его неловкостью, но смех её оказался столь заразительным, что уже через мгновение смеялись они оба.
Всё было в ней сейчас таким желанным и тёплым, будто огромный, тяжёлый пласт времени, наполненный горечью душевных переживаний о которых он предпочёл бы скорее забыть и в самом деле вдруг исчез, как бы и не было ничего этого никогда вовсе. Может быть, вся эта душащая хмарь полная боли и тоски ему только приснилась. Как это было бы просто и хорошо сейчас. Ему сразу захотелось обнять её за тонкий стан, прижав к себе ощутить её живое тёплое тело. Тот час все прежние обиды потеряли и смысл, и значимость, и только щемящее чувство тоски не отпускало сердце, наверное, от осознания обманчивой тщетности своих же надежд и ощущений в настоящий момент. Он пригляделся к ней ещё раз, теперь уже более осмысленным и критичным взглядом. Её одежда была не будничная. А ведь, сегодня не выходной и не праздник!? Хорошие и дорогие украшения. Удачный макияж и причёска. Так украсить может только кто-то, но не сам. Аромат духов был тонким, изысканным и незнакомым. Таких он не дарил ей в бытность их отношений. Что это всё значит? Что делает она здесь, одна, в такое время суток? Ведь, не могла же она просто приехать к нему!? Может быть, вечеринка была у кого-то… День рождения, чей то? Впрочем, какое ему дело теперь до её частной жизни.
- А, хорошо, что ты придумала зайти! Пусть даже вот так.
- Конечно, хорошо. Я вообще когда-нибудь что-то делала плохо!?
Тут же ответила она со смешком.
- Ты хорошо выглядишь.
Она промолчала со значением, видимо сказанное должно было восприниматься как должное.
- Как поживаешь? Какие новости в жизни?
- Нормально всё; просто суппер…
Немного помедлив, почему-то с серьёзным выражением глаз, ответила она коротко.
- Расскажи-ка лучше, как сам поживаешь. А то, вот, год почти не виделись … Я к нему приехала… а он, видите ли, и рассказывать не хочет,… молчит партизан,… что за манеры!?
Она пыталась иронией и шутливыми интонациями изменить настроение общения.
- Ты, наверное, женился или собираешься? Лакомый кусочек, завидная партия.
Недоброго в её словах он не услышал, или не захотел.
- Работаю,… вот,… а так, вроде и ничего такого. Нормально, вообщем…
- Да, не густо насобирали…, - резюмировала она коротко.
………………………………
- Два года…, - сдавленно глухо произнёс он после нависшей продолжительной паузы.
- Что? – переспросила его она, тоже как бы оторвавшись от собственных мыслей.
- Два года не виделись…, - повторил он, находясь в некоторой отрешённой задумчивости.
- А, ну да,… два.
- Слушай, радость моя, так давай отметим! Это же верный повод.
- Я предлагаю выпить! Шампанского?!.. А, хочешь, коньяк?!..
- Я предложила, - я и угощаю! Хотя нет, только шампанского!
Окончание тирады прозвучало несколько картинно и многозначительно, как в каком-то старом фильме, и главное, не предполагало отказа.
В ночном павильоне шампанского не было, и они купили коньяк. Девушка продавец с сонным взглядом, лишённым эмоций взяла деньги и, отсчитав сдачу, положила бутылку в пёстрый пластиковый пакет. Охранник спал в углу на стуле. Они не стали возвращаться во двор. Здесь, на другой стороне освещённой дороги начиналась роща каштанов и лип, зелёная зона внутри микрорайона. Там было озеро, были протоптанные, теряющиеся в траве дорожки, там были врытые в землю скамейки, и волшебная атмосфера июньской ночи с руладами неугомонных соловьёв скрытых в густых зарослях у воды, настоянная на ароматах цветущих деревьев, Изредка, с водной глади доносился короткий всплеск, и после, волнуясь, она долго мерцала бликами, отражая раздробленный лунный свет.
- За что выпьем? За встречу?
Спросил он, справившись с пробкой.
- Давай, за тебя. За то, что ты меня до сих пор любишь…
Повисла пауза. И хотя слова, сказанные ею в его адрес, прозвучали достаточно дерзко и вызывающе, возразить он не смог. Он не нашёлся сразу, чем-либо легко и непринуждённо отшутиться, потому что не ожидал подвоха, и кроме всего… кроме всего прочего, это была правда. Возражать было бессмысленно, её уловка сработала.
Они поочерёдно сделали по два глотка, и каждый закурил. Она, несколько манерно держала зажатой двумя пальцами длинную, очень тонкую сигарету золотистой бумаги. Табак его сигарет был очень терпким на вкус, но дым от него хорошо отпугивали комаров. Скоро он перестал стесняться этого, коньяк дошёл до головы.
- Давай, ещё выпьем.
Она затушила сигарету, кроша её о край скамьи.
Они выпили ещё, и после долгих поисков из необъятных недр сумки была извлечена почти целая плитка горького миндального шоколада.
- Ты помнишь... тогда тоже летом было, как и сейчас… Вода в озере… луна светила, лунная дорожка… всё такое. Соловей так же пел, помнишь!?..
Он не ответил.
- Ты, любимый, смешной такой, совсем голову потерял… плёл что-то невнятное,… извёлся весь…
- Я помню,… - медленно и как-то серьёзно проговорил он, ты спросила тогда: - Ну что, мы с тобой теперь всегда, или как…?
Она, слушая его, медленно по-кошачьи повела спиной и лопатками, а потом наклонилась и прижалась к его плечу. Изогнувшись всем станом, потёрлась щекой о его руку, от чего рука, уже не владея собой, нежно-нежно аккуратно и с теплотой обняла узкие плечи. А в следующее мгновение, под властью порыва, жадно прижав, притянула всю её к себе. Волосы источали какой-то волшебный аромат, теплота её тела была так близка и осязаема.
О, боги! Сколько раз, особенно, первое время, самое острое в долгой череде мучительных переживаний он даже помыслить не мог, но так страстно, и безотчётно хотел… хотел, обнять, вот так её когда-нибудь, почувствовать тепло и упругость её юного тела.
- Почему же мы расстались? …
- Молодая была, … ёк… глупая.
Девушка икнула. Он вздрогнул, значит, мысли были произнесены вслух. А впрочем, какая разница,… здесь,… сегодня,… сейчас…
Ночь, когда сбываются желания. Волшебная ночь.
- Так ты, … жалеешь об этом?..
В его, совершенно беззащитном сейчас взгляде, неуверенно зажглась крохотная искра надежды.
- Я…!?
Она выпрямилась, несколько отстранившись, и с нескрываемым любопытством прямо посмотрела ему в глаза. Потом тут же, не давая опомниться, с ловкостью дикой наездницы оседлала его колени. Её горячие ладони с тонкими, изящными пальцами мгновенно сплелись у него на затылке. Теперь их лица были напротив. Глаза её при этом излучали какой-то неописуемый восторг, казалось, вся она светилась таким неподдельным и искренним счастьем, но что-то, в этом облике его настораживало…
- Милый,…скажи,… ты, правда, ещё любишь …?
Это прозвучало почти, как …хочешь меня? Но его рассудок, начисто лишённый сейчас способности мыслить критически, лишь только отдалённо уловил нарочитую недобрую интонацию в её словах. Признаться, он не понимал происходящего сейчас. Всё, что он смог, выдавить из себя было:
- А, ты…?
Казалось, минула вечность… хотя, на самом деле специально паузу никто из них не держал. Просто, в следующее мгновение она смеялась диким, заливистым хохотом, запрокинув голову назад, лицом к звёздам, содрогаясь своим гибким телом, она неистово сотрясала тишину…
Все прочие другие, тихие и вкрадчивые звуки тёплой летней ночи умерли,… перестали существовать…
Её смех, продолжавшийся ещё какое-то время, внезапно начал терять свою силу. Она поперхнулась, закашлялась, неловко слезла с его коленей. Он придержал её, помог, чтобы та не упала. Нетвёрдой рукой, взяв бутылку за горлышко, она попыталась сделать глоток, ещё один… её стошнило…
Послышался невнятный звук её голоса, что-то матом…
Опустилась, …села на скамью, уже вся как-то обмякнув. Ссутулившись, …попыталась закурить, не глядя, извлекая рукой сигареты из пачки, скоро они, разноцветные, подобием новогодних конфетти, устилали траву вокруг её ног.
Когда приехало, вызванное им такси он помог ей, втиснувшись, усесться на заднее сиденье, назвав водителю адрес, дал ему денег… подумал, и дал больше…
На лавке оставалась недопитая бутылка. Он шёл домой, и на душе было тускло, пусто и тягостно.
Долго, так ему казалось, подымался, безвольно переставляя ноги по ступеням гулкой лестницы в подъезде словно, будучи придавленный немыслимым тягостным грузом. Открыв ключом входную дверь, осторожно отворил её, боясь скрипа петель, зашёл в ванную, пустил воду из крана и сосредоточенно умыл лицо. Холодная, ледяная вода помогала снять наваждение. Потом, подумав, он так же сосредоточенно долго намыливал и смывал с рук пенную воду. Пройдя в спальню, снял одежду и лёг под одеяло. И, как не старался быть тих, всё-таки потревожил сон жены, та заворочалась и что-то произнесла невнятно и нераздельно. Вернувшийся из ночи в спальню он продрог, но не стал обнимать жену, прижиматься к ней, то ли, не желая будить её этим, то ли по какой-то другой причине. Так он лежал и думал, спать он уже не мог. Однако, через какое-то короткое время жена, не просыпаясь, повернувшись к нему, сама обняла его горячими со сна руками, тесно прижавшись к нему….