Клавдия, пышная женщина, как хлеб на дрожжах, подоила корову, которая была под стать своей хозяйке, и выпроводила её за околицу, а возвратится она сама к ночи, за-тем тихо вошла в дровник, где рубил дрова её муж Павел. Присев в уголке, улыбаясь, стала наблюдать за ним. Муж у неё был маленький ростом, с одной ногой, другую он на фронте потерял. Вернулся с деревянной ногой, поседевший и сутулый, но глаза его до сих пор с фронта не вернулись. Встанет он иногда и смотрит, смотрит куда-то в своё фронтовое прошлое, стиснув крепко зубы. Люб он ей был, хоть с виду и неказист. Сколь-ко её не отговаривали родители и подруги не выходить за Павла, говоря: " Тебе с твоим телом, богатырь нужен." Но Клавдия была непреклонна, она ведь лишь от его взгляда трепетала и чувствовала томление в своей груди. Придя с фронта, Павел сказал: "Милая моя Клавдюша, дорогая, я теперь тебе не помощник и вовсе теперь не пара, а только обу-за, ищи себе другого мужика". Она ж, встав перед ним на колени, обняла его и со слезами на глазах, ответила: "Родненький мой, ты, что это напридумывал? Не хай ты с одной но-гой, пусть, но только ты для меня единственно любый. Никто боле мне не нужен. Ничего, сдюжим как-нибудь. Детки у нас, сын и дочь, большенькие уже, в хозяйстве помогают, управимся. Соколик ты мой ненаглядный, не рви ты сердце и душу себе и мне, всё у нас будет ладно. Желанный ты мой, голубчик ненаглядный, успокой ты свою душеньку".
Сейчас, сидя на пенёчке, полная любви, она тихим голосом вымолвила: "Павлу-шенька, у нас с тобой ещё один малыш будет!" Павел резко оглянулся и посмотрел в её сияющие, полные слёз глаза. Подойдя к ней, ласково обнял её и поцеловал. Долго они так, обнявшись, стояли. Почувствовав искреннюю любовь к себе, не родившаяся ещё душа в теле Клавдии, зашевелилась, чувствуя желанность свою, и это почувствовали оба родителя. Вдруг забегает босой сынишка Сенька и говорит: "Батя, матку, вы куды запро-пастились? Там дедуля серчат. Давно, говорит, самовар кипит, а родителей всё нет". В хате, за большим дубовым столом, восседал отец Павла, дед Фомич. Он из-под лобья взглянул на сына и на сноху и, загадочно улыбаясь, буркнул мощным голосом: "Ночки вам не хватает." Клавдия, опустив глаза, плавно подошла к печке и вынула казанок с борщом, казанок с картошкой, поставила на, чисто выскобленный, дубовый стол. Затем занесла из чуланчика солёные огурчики, капусту и грибы. Затем подала пышный, свеже-испечённый хлеб и пироги с ягодами. Справной она была хозяйкой. Дед Фомич, немного помолчав, прокашлявшись, сказал: " Надо сходить в тайгу. Ты, Павлуша, не пойдёшь, не ходок уж ты, возьму внука Сеньку, не хай, сорванец, с тайгой поближе познакомится, мужик ведь." Павлик, отложив деревянную ложку, вымолвил: "Батьку, куда путь держать хочешь, не к гроту ли? Гиблое там место, не рано ли тебе туда? Сенька ведь ещё малой, сдюжите ли?" Затем с горечью сплюнул в сердцах, с раздражением кляня войну и свою немощность. Фомич, помолчав, ответил: " Сынку, чувствую, пришло время. Не тужись, я не один, с Лукичом туды пойду, а Сеньке в аккурат столько, сколько тебе было, когда ты ходил туда с твоим дедом. Сенька ростом и силой поболе тебя стал. Пойдём в тайгу по межречью, а то, что там гиблое место, так это только бабьи россказни". Клавдия, молча, слушала. Когда мужики разговаривают, не принято было женщинам в разговор встре-вать, так издревле заведено. Как они решат, так и будет. С плачущим сердцем она собра-ла в лукошко для сына еды, старики до возвращения есть не будут. Выйдя из хаты, они увидели у калитки деда Лукича. В сторону леса направились, опираясь на посох, два бе-ловласых старца, с длинными бородами, в белой одежде и в лаптях, у каждого на плече по тряпичной сумке. Впереди шёл, вприпрыжку, юнец, тоже в белой одежде и в лаптях, лет десяти, не понимая в какой путь они направились. Провожая со слезами на глазах, Клавдия и Павел перекрестили путников. Издревле заведено было, что каждый, кто по-чувствует приближение смерти, шёл в тайгу к водопаду над гротом. Шли старцы очень медленно, не останавливаясь, вспоминая всю свою жизнь, оценивая, со вздохом, каждое своё деяние. Через несколько дней, к закату они добрались к нужному месту. Старцы ве-лели Сеньке обустроиться около большого валуна. Мальчик поел один. Старцы даже не притронулись к еде. Они помылись под водопадом, попили ладонью воды и всю ночь молились. На рассвете снова помылись под водопадом, попили воду, затем, вытащив из своих котомок чистое белое бельё, переоделись. Затем, встав на колени у белого валуна, перед водопадом у грота при восходящем солнце, подняв руки к небу, стали громко мо-литься:
ЗЕМЛЯ, ВОДА И СОЛНЫШКО!
СВИДЕТЕЛИ ВЫ НАШИ...
ВОТ И МЫ ПРИШЛИ К КОНЦУ,
ДАННОЙ НАМ ДОРОГИ...
ПЕРЕД ВАМИ ПРЕКЛОНЯЕМ,
ТЕЛА ТЛЕННЫЕ СВОИ.
А ПРЕД БОГОМ ПРЕДСТАВЛЯЕМ,
ДУШИ ГРЕШНЫЕ СВОИ...
НЕ СУДИТЕ, ПРОСИМ, СТРОГО,
ЖИЗНЬ НАШУ ЗЕМНУЮ.
ЗНАЕМ, НАГРЕШИЛИ МНОГО,
СПОХАБИЛИ РОДНУЮ.
ВОТ СТОИМ МЫ ПЕРЕД ВАМИ,
КОЛЕННОПРЕКЛОНЕННЫЕ.
ПОМОГИТЕ ДЕТЯМ НАШИМ,
СТАТЬ ДУШОЙ БОГАТЫМИ.
ЧТОБЫ С ДЕТСТВА ДО КОНЦА,
ПОМНИЛИ СОЗДАТЕЛЯ.
ЧТОБЫ НЕ БЫЛО В СЕРДЦАХ,
ПРИ КОНЦЕ ПЕЧАЛИ...
Сенька стоял, широко раскрыв глаза, поражённый происходящим. Затем, встав с земли, старцы отправились в обратный путь, не проронив ни одного словечка дошли до дома. После этого путешествия, через неделю, помер дед Лукич, а ещё через неделю дед Фомич.
С тех пор прошло много лет, но никогда не исчезала у Сеньки картина прошлых лет...
" На фоне восходящего солнца водопад над гротом, а у белого огромного валуна стоят на коленях два старца в белой одежде, с поднятыми к небу руками, напоминая ему о быстротечности телесного бытья. Напоминая о том, что мы наберём в душевную кор-зину в этой жизни, тем и будем питаться в нашем далёком, не известном нам, необъятном мире.
БЛАГОСЛОВЕНИЯ ПРОСИТЕ...
Благословения просите,
Создателя вселенной.
И у родителей просите,
На светлый путь вселенной.
Подобно музыке органа,
Всё благое для души.
И зарастут на ней все раны,
Его ты только попроси...