Из творческой корзины 90 - х.
Хорунжий именем Смутьян Чёпкин.
Слушай сюда, казаки. Я, сотник Енисейского Казачьего Войску именем Устин Непогодько.
Чё рыжий лыбишься?. Скажешь вру? А хорунжий нашего же Енисейского Казачьего Войску именем Смутьян Чёпкин , мой побратим. Так вот. С нами такой случай произошёл.
Прочли мы однажды в одной местной газетёнке, а посля и по телевидению услыхали, что быдта ба собираются землю нашу казачью распродовывать, кому ни попадя. А, мы казаки как же? Ведь она у нас завсегда непродажная была. А теперь, значит, распродовывать будут? А нас, казаков, о том спросили?
- Ну ка, - говорит он мне. Пойдём ка Устин до того мэра, што у нас нынче вместо городского головы, да погуторим, попытаем его о земле нашей.
Я ведь, сотник Устин, как понимаю. Был раньше городской голова, всё головой решал. А если этот, мэр. Он то чем решает? Ведь "мэр", это ихнее иноземное - туземное. А если вместо мужика городским головой баба будет? То она, что, "мэри" называться станет? А потом, в тех краях то, что ни мэр то сэр, али пэр, или дун, дон, чёрти разберёт их клички.
Ну, в общем ни свет, ни заря собрались мы с моим побратимом, да и прямиком к мэру, или дону, или сэру. Али как его там, "дуну". Растолкуй дескать нам "дун", "дон", сэр пэр, мэр как нам понимать про землицу - кормилицу то нашу.
А вот так и понимайте, отвечает нам этот самый дун, дон, сэр, мэр, пэр. Пойдёт с молотка землица ваша. Раз не можете её толком обрабатывать продадим тому, кто станет с неё богатые урожаи налоговых поступлений собирать. Наш всеобщий премьер - министр Борис Черномыздин, так прямо и сказал. Правительству, говорит, большие деньги нужны, потому землицею торговать станем. А потом с тех богатых урожаев, большие налоги поимеем. Потому как без денег, говорит, нам, правительству хана, долго не продержаться. А кто нам супротивиться станет, того в баню пущать ни ни, ни ногой.
И тут показалось мне, будто моего хорунжего папах зубами ляскнул. Чё рыжий рыгочешь? Скажешь, вру?
Глянул я на братка, а он вроде ничего, ни морщинки во лбу. Ну думаю и впрямь показалось.
А этот мэр, сэр, пэр. дон ... тьфу ты пропасть, дун его в копыто и говорит, - Была земля ваша, станет наша. А вы на неё никаких прав не имеете ещё со времён падения последнего самодержца и его царства - государства. Нетути царя - батюшки, нету и землицы вашей. Живите, говорит, где живёте и как можете. Никто вас пока прогонять не собирается. А дальше видно будет, что да как.
И тут мне причудилось, что вроде как моего хорунжего шашка в воздухе вжикнула. Чё усатый щерищся? Скажешь, вру?
Глянул я на братка своего. Нет. Всё нормально. И бровью не поведёт.
А этот мэр, сэр, пэр, дун его в ноздрю и говорит. Во всё мире, говорит, земля правительству большие деньги приносит. Землю продают, перепродают, покупают, перекупают, а за то правительство тем больше денежек получает, чем чаще землю эту продают, да перепродают. Понял, говорит, хорунжий, чем правительство богатеет, и почему не надо золота ему?
И тут опять мне прислышалось, будто карабин хорунжего затвором клацнул. Чё ржёшь скуластый? Скажешь, вру?
А этот сэр, пэр, мэр,дин, дон, дун его про меж ушей, и говорит.
Вот к примеру, говорит, у нас в городской казне пусто, хоть шаром покатись. А деньги то ой как нужны. Всякие там дети - сироты, больные - увечные, студенты - учащиеся. Опять же улицы - тротуары, общественные постройки, здания, сооружения типа "М", "Жо", банки, банкеты всякие. Да мало ли чего. А землицы то кругом немеряно. Ничья земля. Ни твоя, ни моя. Так прежняя, до нашей, власть распорядилась. Земля общая была. Теперь ничья. Теперь хозяин у неё будет. Хоть бы и иноземный. Денежки есть, бери покупай, скуповывай. Но дорого, скажу тебе, хорунжий. Тебе не по карману, потому как ты есть голоштанник. У тебя в кармане только и всего, что вошь на аркане.
Глянул я на братка, а у того портупей дыбом встал. Но сам, ничего. И усом не повёл. Только щуреным глазом, вроде как очередью из крупнокалиберного пулемёта сыпанул. Чё хмуришься чубатый? Скажешь, вру?
А этот мэр, сэр, пэрдун его в загривок и говорит. Таких как ты хорунжий, говорит, пруд пруди, всё голь перекатная, безденежная. А нам , говорит, богатый хозяин нужен, с б - о - о - ль - шими деньгами, с "баксами". Это по нашему, ихние доллары так называются. Вот это деньги. Навроде как и наши, из бумаги, а купить у нас на них можно ой как больше, чем на наши. Ты, говорит, хорунжий не смотри, что они бумажные, они то ведь заморские.
А на заморские бумажки, у нас в России, золота сегодня купить можно больше чем на такие же бумажные, но наши рассейские. Понимаешь ли ты, хорунжий, такую хитрушку, иль не понимаешь? И размером та бумажка с нашу, и весом, если их взвесить порознь, а купить на ихнюю бумажку можно больше, потому что на ихней бумажке мужик головастый нарисован. А на нашеё? Чёрти чё. Кирпич какой то с флагом, да опять кирпич с флагом, да всё время кирпич с флагом. Если б мужика какого нарисовали, вот хоть бы, к примеру, тебя хорунжий именем Смутьян Чёпкин, глядишь она, бумажка наша рассейская и подорожала бы. И стала б дороже той бумажки иноземной. А так за 10 грамм ихней бумажки, мы отдаём 50 килограмм наших бумажек. Понял в чём дело то? Или мужик головастый на бумажке, или кирпич с флагом. Разница есть? Наука эта экономикой называется. Но где тебе понять её. Ты ведь окромя земли своей ничего и не нюхал. А тут совсем другой нюх нужен, потому как запах здесь совсем другой. Деньги, они, хорунжий, ещё как пахнут. Иначе на их запах, такие деловые люди как я, не слетались бы как мухи на свежеее дерь .. ой, на мёд. На мёд хорунжий. Это я ненароком чуть не оговорился. Да где тебе понять, говорит, мужик ты лапотник. Одно слово, тундра. И рукой сердешный взмахнул.
Глянул я на побратима, а у того на хромачах аж голяшки побелели. Чего гырчишь рыжий? Скажешь, вру?
А этот мэр, сэр, пэр, дун его кобыле под хвост и говорит.
Вообще то это дело решённое. Скоро новые выборы, снова выберем новым премьером старого Бориса Чернофиздина и тогда твоею землицею налево - направо вовсю торговать станем. Ох и заживём пожируем вволю. А тебе хорунжий, ту землю всё равно не купить. Нет у тебя таких денег. Да и зачем тебе она земля эта. Ты, если бы купил её, так продавать её ни в жисть не стал бы, потому как в поте лица своего трудиться на ней стал бы. А нам это вовсе и не надо.
Вот я, например. Хапну гектаров с 500 в свою родовую собственность, чтоб по наследству передавать её своим детям можно было, и ничего на той земле делать не буду. Ну ни зёрнышка не посажу за всю свою жизнь. А жить и я, и дети мои, и внуки правнуки будут припеваючи. Знаешь почему? Рента называется. Мне за то, что я ни сею, ни пашу, не выращиваю на своей земле ничегошеньки, заморские дядьки платить будут ба - а - а - ль - шие деньжищи. Баксы называются. А когда те туземцы - иноземцы платить перестанут, я хорунжий землю твою, тебе же в аренду и сдавать за большие деньги буду. И станешь ты хорунжий через некоторое время у меня крепостным. И землю свою, я вместе с тобой продавать стану, когда нужда ко мне придёт.Во как деньги делаются. Эт, тебе хорунжий, ни как нибудь что а, что нибудь как. Так вот хорунжий. За те большие баксы, я не дам никому землю российскую вспахивать, засевать. А тебе, хорунжий, в особенности. Уж больно ты, хорунжий, любишь начальству поперёк дороги встревать. Знаю я тебя. Чуть чё не по тебе, так и давай сразу претеньзии высказывать. То, тебе не так. Это не по твоему. Недаром у тебя и имя с фамилией такие. Все вы Чёпкины смутьяны. И отцы, и деды, и прадеды ваши, каждой бочке затычка, каждой бочке чёпик.
И тут показалось мне, будто рядом трёхдюймовка ахнула. С потолка песок посыпался, по штукатурке трещины побежали. Глянул я на моего хорунжего, а он шаг вперёд ступил, да мэра то за шкирку и угрёб.
Ах, ты, говорит, морда твоя мэрская! Да знаешь ли ты, что земля это творение Божье? Что продавать её и перепродавать грех тяжкий и превеликий? Что, постигнет тебя за это кара превеликая небесная. И с теми словами того мэра согнул, да про меж свои колен аккурат головою то и сунул. Зажал крепко, ремень свой казацкий снял и ну нечестивца по тому месту, что как раз напротив головы его мэровой, охаживать.
Это тебе, говорит, за землю нашу матушку - кормилицу, это тебе за мэра и мэри, это тебе за пэра, это за сэра, а это за всех сразу.
Мэр визжит, головой трясёт, каблучками словно копытцами постукивает, зубами ляскает, а слова сказать не может. Язык видно сглотнул. Видно язык совсем плохой сделался.
А брат мой, хорунжий знай себе лупцует, да приговаривает:
"Не оскверняй земли, на которой живёшь". И тресь его про меж тех самых, "не балуйся", нагайкой - семихвосткой.
"Не твори себе кумира" - и снова ... тресь.
"Почитай отца своего" ... мать твою ... и тресь.
"Не кради" ...
"Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего" ... и тресь нагайкой.
"Не желай дома ближнего твоего.
Не желай жены ближнего твоего,
Ни вола его, ни скота, ничего. что у ближнего твоего" ... и тресь, тресь, тресь.
Чё гогочешь скуластый? Скажешь, вру?
А этот мэр, сэр, пэр, дун его чрез седельник, уж и не дёргается, а только сипит, да хрюкает. А хорунжий потчует его и потчует.
Тут дверь в кабинет отворяется, входит девчушка молоденькая с папкой в руках и говорит: - Господин мэр, к вам посетители.
Отпустил хорунжий мэра. Тот встал, бородёнку свою поправил, сел в кресло своё и говорит, - Проси.
Вошли трое, вежливо так поздоровались, прошли к столу, расселись возле мэра. Молчат. Мэр на хорунжего, на меня глянул и гостям то и говорит.
Ничего, при них можно. Это мой личный ОМОН.
А - а... - говорят посетители, - Тогда понятно, тогда начнём.
И стали они мэру обсказывать, да рассказывать как землицу то нашу, попроще да задаром к свои рукам прибрать, прихватизировать. И что и как потом можно будет сделать, чтоб с выгодой для себя ту землицу перепродать.
Они толкуют, а мэр слушает да на хорунжего нет, нет и взглянет.
Кончили гости лукавить Помолчал мэр минуту, две, бороду почесал, на кресле поелозил, да и выговорил.
Земля, говорит, это творение Божье. Продавать её и перепродавать, грех тяжкий и превеликий. Постигнет за это кара неминучая, величайшая Небесная.
Не оскверняй, говорит, земли на которой живёшь.
Не твори себе кумира.
Почитай отца твоего и мать твою.
Не убивай.
Не прелюбодействуй.
Не кради.
Говорит, говорит, а сам с хорунжего глаз не сводит. А побратим мой, хорунжий именем Смутьян Чёпкин, после каждой фразы его только глаза то согласно и прикрывает. Чё хмуришся чубатый? Не любо? Скажешь, вру?
Не произноси ложного свидетельства, - говорит мэр, а хорунжий то веки свои и опускает, и едва заметно головой кивает.
Не желай дома ближнего твоего.
Не желай жены ближнего твоего. Ни вола его, ни скота, ни осла, ничего что у ближнего твоего.
С тем и ушли гости незваные.
Чё, чубатый? Не веришь? Скажешь, вру? Ну дело твоё. Не любо, не слушай. А врать не мешай.
Новоенисейск, Красноярский край.
1996г.